Вилли и Генри

Александр Жовна.

Историю, некогда так взволновавшую меня, поведала моя мама более сорока лет назад, сидя на скамье в старом саду возле маленького холмика, поросшего травой. И вот теперь на этой же скамье я пересказываю случившееся своему маленькому внуку.

Произошло все в 1941 году, когда фашистская Германия оккупировала Украину. Тогда моей маме было не более пяти лет, и она впервые узнала, что фашисты — это тоже люди.

Ей повезло появиться на свет со светлыми волосами и голубыми глазами. Она осознала это, когда в дом, где она жила с мамой и старшей на год русоволосой сестричкой, вошли первые немецкие солдаты. Заметив светленькую девочку, один из солдат улыбнулся и протянул ей немецкий шоколад, не обратив внимания на ее сестричку. Впрочем, как и не обращал впредь, угощая немецкими галетами, шоколадом и другими невиданными лакомствами. Солдаты прожили в их доме несколько дней. За ними приходили другие, и те другие так же относились к светловолосой девочке с особенным вниманием. Утром солдаты уезжали воевать, туда, откуда доносились раскаты грома, а к вечеру возвращались.

С каждым днем раскаты грома становились все тише, и однажды утром солдаты уехали и больше не вернулись. Тогда на их место поселился немецкий офицер со своим денщиком. Офицера звали Генри, денщика — Вилли. С ними была собака, немецкая овчарка по имени Веста. Как позже выяснилось, офицер был настоящим немецким бароном, принадлежал к старинному аристократическому роду и на родине в Германии жил в собственном замке. Поэтому провинциальный уклад жизни девочек и их мамы для Генри оказался не совсем привычным. Особенные трудности он испытывал с некоторыми повседневными человеческими потребностями. Питался он обычно за столом с помощью приборов, которые всякий раз доставал из кожаного футляра Вилли. Приборы были из чистого серебра, и на каждом стоял вензель старинного рода, которому принадлежал Генри. Для Весты также была своя посуда – медная мисочка.

В чем же, собственно, заключались трудности для Генри? Как всякий немец, он весьма педантично относился к правилам личной гигиены, и, в отличие от Весты, которой было все равно где справлять свою нужду, для потомка древнего рода это создавало существенные проблемы. Словом, надворный прабабушкин туалет ему категорически не годился. Выход они нашли вместе с Вилли, так как в известной процедуре денщик принимал самое непосредственное участие. Хотя Вилли и не принадлежал старинному роду, он был скромен, молчалив, имел стройную фигуру, красивое лицо и хорошие манеры. Настоящий же потомок немецких баронов на фоне денщика выглядел неуклюжим увальнем. Между тем это никак не мешало ему держаться, как и подобает истинному аристократу.

Для начала хозяйке было велено убрать в сарае и выбелить стены. Дальнейшую подготовку к обустройству туалетной комнаты осуществлял Вилли. И вскоре она была готова к использованию. Всякий раз, когда денщик брал маленькую метелку, миску с теплой водой и шел за Генри в сарай, он ловил на себе недоуменные взгляды женщины и ее девочек. И, в отличие от своего хозяина, лицо Вилли выражало неловкость.

Любопытные сестрицы не могли удержаться, чтобы не удовлетворить своего интереса. Для этого в старой деревянной двери сарая существовали щели. То, что увидели девочки, выглядело следующим образом. Сначала потомок древнего рода снимал брюки и садился на сконструированный Вилли насест. Это было самое обычное ведро со специальной деревянной крышкой, обернутой в мягкую ткань, и отверстием посредине. Вилли стоял рядом, с метелкой и миской с водой, терпеливо ожидая. Когда же барон заканчивал первую часть процедуры, начиналась следующая, к которой подключался Вилли и, в сущности, становился главным действующим лицом. Генри без малейшей доли смущения подставлял денщику свой оголенный аристократический зад, и тот с помощью воды и метелки приводил его в надлежащий вид.

Девочки хотя и понимали суть самой процедуры, вместе с тем не могли до конца осознать, от чего все происходило именно так. Ведь дядя Генри уже давно не был ребенком. Даже они сами почти забыли те времена, когда в похожей ситуации им помогала мама. Девочки переглядывались между собой и удивлялись. Вскоре дверь сарая отворялась, и из нее выходил офицер. Он с удовлетворением смотрел на солнце и жмурился. За ним с ведром появлялся Вилли и с поникшим видом исчезал за сараем.

Целыми днями Вилли занимался тем, что опекал хозяина, а в свободное время натаскивал Весту. Сам хозяин отчего-то мало внимания уделял своей собаке, большую часть времени предпочитая проводить за чтением книг или стреляя из пистолета. Возможно, то, что ему не приходилось делать на передовой, он компенсировал в своей относительно мирной жизни.

Иногда в гости к Генри приходил другой офицер, приводя с собой огромного черного пса. Пес резвился с Вестой, и было заметно, что они давние приятели. А вскоре, в середине лета, у Весты появились щенята, два мальчика и девочка. Изредка Вилли позволял сестричкам брать их на руки. Но это было нечасто, так как хозяин запрещал портить щенят. В отличие от девочек, они были породистыми.

Генри и Вилли прожили в доме несколько месяцев. Давно уж не было слышно раскатов грома. Война ушла далеко от этих мест. Времяпровождение офицера по-прежнему занимало чтение книг и стрельба из пистолета. Нужно отдать справедливость, в последнем он явно преуспел. Вилли рисовал углем на белой стене сарая различные мишени, а Генри, развалившись на стуле, стрелял в них из пистолета. Всякий раз после стрельбы хозяйке было велено забеливать стену, чтобы на следующий день Генри мог продолжить свои упражнения. Видимо, чтобы разнообразить занятие, усложнить задачу и обострить ощущения, однажды после того, как хозяйка забелила стену, Генри не отпустил ее, а велел остаться. Он подошел к ней и, сдвинув брови, воскликнул:

— Партизан! Расстрелять!

Перепуганная женщина застыла у стены и отчетливо поняла, что это конец. Держа ее на мушке, Генри попятился к стулу и, опустившись на него, долго целился. Вилли держал на поводу овчарку. После того как у Весты появились щенки, она стала беспокойной, а стрельба всегда раздражала ее. При первых же выстрелах она начинала скулить и лаять. Девочки забились под крыльцо и оттуда следили за происходящим.

Прозвучал выстрел. Вскоре за ним последовал другой. Женщина оставалась стоять. Пули вонзались рядом с ней в белую глину стены, оставляя серые воронки. Генри выпустил всю обойму. Обстреляв живую мишень вокруг, он с восторгом рассмеялся.

— Партизан! Расстрел! — восклицал он, не переставая громко хохотать.

Лаяла Веста, и Вилли никак не мог ее унять.

Генри подошел к застывшей от страха женщине и приветливо улыбнулся.

— Шютка… Шютка… Вэк… Вэк-вэк…

На дрожащих ногах женщина отошла от стены.

Генри продолжал смеяться, теперь что-то напевая. Наклонившись, он поднял с земли кусочек угля и в средине образовавшегося из серых пулевых воронок силуэта, напоминавшего человеческую фигуру, начертил на белой стене большое сердце. Вернувшись к стулу, он перезарядил пистолет и прицелился. Несколько пуль вонзились в сердце. Генри вдруг перестал смеяться, погрустнел и задумался.

В какой-то момент он ощутил на себе взгляд. У крыльца стояла женщина с прижавшимися к ней девочками и смотрела на Генри. Сдвинув брови, офицер погрозил им пальцем.

— Ну-ну-ну… Пух- пух!

Сестрички еще больше прижались к своей маме.

Генри снова рассмеялся.

Вилли смотрел на девочек, продолжая гладить Весту. Собака немного успокоилась, перестала лаять и только тихо скулила.

— Кушать-кушать… — по-прежнему улыбаясь, обратился Генри к хозяйке. — Кушать давай-давай…

Похоже, наконец придя в себя, мать девочек, взяв их за руки, торопливо ушла в дом.

Видимо, новая мишень пришлась Генри по вкусу. Вечером он велел забелить поврежденную стену, а наутро после завтрака все повторилось снова…

День выдался ветреным и прохладным. Генри сидел на стуле возле сарая и неспешно закладывал в обойму патроны.

Открылась дверь, и в дом вошел Вилли. Лицо его было угрюмым. Хозяйка возилась у плиты, девочки играли с тряпочными самодельными куклами. Все они, как по команде, подняли глаза на вошедшего. Вилли долго смотрел на хозяйку, и глаза его выражали неловкость. Он молча кивнул, указывая на выход.

Когда мама девочек снова стояла у стены, Вилли уже привычно взял Весту на поводок. Предчувствуя очередную стрельбу, овчарка заметно нервничала, а после первого выстрела стала лаять. Успокаивая собаку, Вилли гладил ее по холке. Веста то беспокойно лаяла, то жалобно скулила, то настороженно рычала. Похоже, такое поведение собаки, слезы на перепуганном лице живой мишени только усиливали остроту ощущений офицера, и он, исполненный азарта, казалось, все больше и больше увлекался новизной придуманного им же экстрима. Выстреляв обойму, он поднялся со стула. Прислушиваясь к чуть слышному раскату грома, он задумчиво смотрел вдаль. То ли гремел гром, то ли снова доносились звуки едва слышной канонады возвращавшейся войны. Он посмотрел на хозяйку, затем перевел взгляд к дому, где у крыльца стояли две сестрички. Все молчали, также прислушиваясь к далеким раскатам грома. Генри снова посмотрел на женщину и равнодушно махнул рукой.

— Вэк!

Хозяйка отошла от стены, и к ней тут же бросились обе девочки. Мать взяла их за руки и направилась было к дому. Но голос офицера остановил ее. Генри подошел к ним совсем близко и стал рассматривать девочек, так, словно видел их впервые. Он о чем-то напряженно думал. Затем погладил по голове светленькую, перевел взгляд на ее шестилетнюю сестричку и тоже погладил по голове. Собравшийся уже отпустить Весту Вилли напряженно следил за хозяином. Мама девочек смотрела на офицера и отчего-то все крепче сжимала их руки. Проведя еще раз ладонью по русоволосой головке, Генри взял девочку за руку.

— Ком… — сказал он приветливо.

Мать не отпустила руку девочки, а только крепче сжала ее.

— Ком-ком… — решительней произнес Генри, увлекая девочку за собой.

— Зачем вам? Зачем? – дрожащим голосом добивалась мать.

— Ком! – повелительно скомандовал Генри, сильнее сжимая руку девочки. Мать попыталась освободить руку дочери, у которой на глазах выступили слезы, но Генри грубо оттолкнул ее.

— Вилли! – скомандовал он.

Наблюдавший за происходящим Вилли, казалось, был в нерешительности.

— Вилли! – с раздражением крикнул Генри.

Денщик привязал Весту к дереву и, повинуясь, подошел к хозяину.

— Вэк! – скомандовал тот, кивнув на отчаявшуюся мать. Вилли силой разнял руки девочки и ее мамы.

Генри удовлетворенно улыбнулся. Снова погладил девочку по голове и повел ее за собой. Они остановились у сарая, где на белой стене пулями был очерчен силуэт от прежней мишени. Пошарив по карманам, офицер нашел конфету, дал девочке и поставил на место, где прежде стояла ее мать. Девочка смотрела на лакомство полными слез глазами и не знала, как с ним быть.

Заскулила, а затем тихо зарычала Веста. Генри сел на стул и стал заряжать пистолет. Вилли вернулся к Весте и, усадив ее, стал привычно успокаивать. Мать в отчаянии прижимала к себе пятилетнюю дочь. Лишенная всякой защиты ее старшая на год сестричка беспомощно стояла у стены, робко поглядывая то на конфету в руке, то на маму с сестричкой и продолжала тихо плакать, чтобы не сердить дядю Генри.

Офицер зарядил пистолет и встал со стула. Воцарилась тишина. Порыв ветра, зашуршав соломенной кровлей сарая, ворвался в густые ветви куста сирени и там затих. Никто не заметил, как Вилли отстегнул ошейник и тихо произнес команду. Овчарка сорвалась с места и в мгновение ока взлетела над землей. Прыжок был точен и сокрушителен. Ее клыки вонзились в шею хозяина. Они рухнули оба на землю и лежали так, пока тело Генри не перестало сопротивляться. Вилли стоял над ними и смотрел, как зеленая трава окрашивается кровью, вытекавшей из горла барона. Тело Генри чуть вздрагивало и наконец утихло.

Еще какое-то время Вилли молча смотрел и лишь потом отдал команду. Веста разжала пасть и, высунув окровавленный язык, преданно смотрела на Вилли. Скорей повинуясь привычке, Вилли погладил ее по холке, и та завиляла хвостом. Прикрыв рот рукой, словно пытаясь сдержать крик, стояла хозяйка. Не осознавая случившегося, смотрели обе сестрички. Вили поднял глаза на девочку у стены, затем перевел взгляд на мать. Та стояла в оцепенении, продолжая прикрывать рот рукой. Потом вдруг, словно опомнившись, схватив обеих девочек, убежала в дом.

Вилли долго стоял над телом барона. Из разорванного горла продолжала сочиться кровь. Казалось, денщик о чем-то думал или пытался вспомнить. Потом он перевел взгляд на Весту. Та по-прежнему преданно смотрела ему в глаза с чувством исполненного долга. Вилли разглядывал ее глаза, словно пытаясь запомнить их именно такими. Затем он наклонился к Генри, разжал его мертвые пальцы и взял пистолет. Веста привстала и завиляла хвостом. Вилли поднял пистолет. Глаза собаки смотрели на ствол, направленный на нее с любопытством. Глаза Вилли наполнились слезами. Он нажал на курок…

Произошедший несчастный случай не вызвал подозрений. Когда Вилли уезжал на родину, увозя тело Генри, он взял с собой одного из щенков — маленькую девочку. Двух мальчиков он оставил сестричкам. Весту похоронили в саду. Там до сих пор есть небольшой холмик, поросший травой.

…С каждым днем раскаты грома становились все громче, пушечная канонада приближалась с такой же неудержимой силой, как и долгожданная мирная весна.

ОПИСАННЫЕ СОБЫТИЯ ПОДЛИННЫЕ,
ИМЕНА ГЕРОЕВ НЕ ВЫМЫШЛЕННЫЕ.