По главной улице с реестром

Нет, я не ошибся, корректора — тоже. С оркестром, как у нашего земляка режиссера Петра Тодоровского, мне тоже довелось несколько раз пройтись по родной улице Ленина. Но это были исключительные случаи. По Ленина, в отличие от главной улицы военных парадов и «демонстраций трудящихся» — К.Маркса, — мы все ходили не только по праздникам, не под оркестры, не по разнарядкам «четырехугольника» (дирекции, профкома, партийного и комсомольского комитетов), а по велению души, которая требовала праздника и в будни.

Э.Хэмингуэй утверждал, что Париж — это праздник, который всегда с тобой. Рядовым кировоградцам трудно было судить о справедливости этого утверждения, потому что во времена развитого социализма, согласно Владимиру Высоцкому, мы в Париже были «нужны, как в русской бане лыжи». Но нам тоже нужен был свой праздник. Причем «который всегда с тобой». И у жителей Маленького Парижа (то бишь Кировограда) он был. У нас была улица Ленина, этакая нескончаемая фиеста из собственного теста.

Конечно, у жителей большого (настоящего) Парижа и окрестностей французской столицы было больше оснований назвать именем Ленина улицу, на которой он проживал в 1911 году. А если б еще намалевать на асфальте какие-нибудь зигзагообразные логотипы по маршруту следования вождя мирового пролетариата — вот бы туристы и хлынули в Париж и Лонжюмо. Но, видать, не хватило им, убогим, креатива.

Ну да Бог с ними, нам пора возвращаться в Кировоград, на улицу, которую редактор «УЦ» в своей колонке обозревателя емко и справедливо назвал «центром мироздания». В глубинах моего подсознания тоже имеется свой реестр со своим ранжиром разнообразных сведений, воспоминаний и впечатлений об этой специфической кировоградской улице. Следует отметить, что прогуливаться со своим реестром я буду преимущественно не по нынешней улице Дворцовой, а по еще старой улице Ленина.

В комментариях к статье Е. Мармера «Есть город, который я вижу во сне» на сайте «УЦ» возникла дискуссия по поводу того, как все-таки народ называл главную улицу Кировограда — Ленина или Ленинская. Насколько я знаю (по себе и многочисленным друзьям-знакомым) — и так, и этак, вне зависимости от того, развитой это уже был социализм или еще недоразвитый. Но в контексте моего исследования улицу все же правильнее (если учитывать не букву, а дух) называть Ленинской.

Дело в том, что прогулочные «стометровки» и местные «бродвеи» имели многие советские города и поселки. Но рискну заявить, что наша была уникально цельной по названию улицы и по содержанию своего имени. Даже нью-йоркский Бродвей меньше соответствует своему названию, так как местами этот «широкий путь» своей анонсированной шириной не превосходит другие авеню, а нередко и уступает им, разрезающим с юга на север город Большого яблока. Кстати, за исключением нескольких бродвейских кварталов, я бы отдал предпочтение улице Ленина (особенно сегодняшней отреставрированной Дворцовой) и по красоте, и по комфортности для пешеходов.

Между прочим, буквально в одном квартале от Бродвея (Broadway), в районе Уолл-стрита, расположена, пожалуй, более важная улочка под аналогичным «широким» названием Брод Стрит (Broad Street). Так вот кировоградская улица Ленина первого послевоенного десятилетия имела большее сходство с Брод Стрит, чем с Бродвеем, как мы в шутку называли центральную пешеходную часть Ленинской. Почему? На манхэттенской Брод Стрит расположена Нью-Йоркская фондовая биржа — основной драйвер не только местной, региональной и федеральной экономик США, но рыночных хозяйств практически всех ведущих стран мира. На улице Ленина конца сороковых — начала пятидесятых годов тоже находились главные драйверы (на жаргоне компьютерщиков — драйверА) аппаратного обеспечения работы всех сфер жизни Кировограда и области: обком партии и комсомола (выходившие сюда торцом здания), горком партии и комсомола, а также некоторые периферийные узлы этих политических структур, как то казармы и «конторы» вооруженных отрядов партии (армии, спецслужбы, милиции). Без них советская система не смогла бы функционировать в заданном режиме. Моя мать в упомянутые годы работала в пяти учреждениях, расположенных на улице Ленина, четыре из которых (горком, обком комсомола, горком партии, городской лекторий общества «Знание») были сугубо идеологическими, ленинскими по сути. Именно благодаря ее рассказам мой собственный реестр знаний и воспоминаний о Ленинской существенно расширился, позволяя делать определенные обобщения и выводы.

Ленинская была очень идейной улицей, определяющей, «что такое хорошо и что такое плохо». Например, в непосредственной близости, буквально в двух-трех десятках метров по диагонали, здесь соседствовали Доска почета (напротив театра им.М.Л.Кропивницкого) и стенд «Не будь таким» (у горотдела милиции). На ней в разных учреждениях и организациях поощряли лояльных системе или журили-карали строптивых и неугодных, восхваляли Систему и прославляли ее создателя.

Я тоже нередко в этом соучаствовал. В моем реестре, например, хранится такое воспоминание: на улице Ленина я пел с Лениным. Даже примитивное четверостишье об этом написал:

И с Лениным на Ленина,
На сцене Октября
Я гордо, вдохновенно
Пел хор из «Октября».

Как писал настоящий поэт Ярослав Смеляков, «не сочтите, что это в бреду». Ведь Ленин не то что в Кировограде, в Украине сроду не бывал, да и хронологически «дебет с кредитом» не сходятся. Тем не менее, это было наяву, на улице Ленина, на сцене Дворца культуры им. Октября. Краснозвездовцы унаследовали здание бывшего Елисаветградского Общественного Собрания от Русского театра им. Кирова, труппа которого в середине пятидесятых выехала работать «на историческую родину» — в Россию. Во Дворце Октября я пел сызмальства: сначала как солист хора мальчиков, позже — как участник самодеятельной заслуженной хоровой капеллы.

И вот в середине 1960-х, к очередной годовщине Великого Октября, во Дворце Октября была поставлена одна из ключевых картин оперы Вано Мурадели «Октябрь». Действие происходит в Разливе, где Ильич в шалаше скрывается от сыщиков буржуазного Временного правительства. Рядом с ним — мальчик, вероятно, сын Емельянова, рабочего Сестрорецкого оружейного завода, помогавшего прятать пролетарского вождя. Я был несказанно горд тем, что сыграть-спеть мальчика доверили именно мне. Роль/партию Владимира Ильича исполнял штатный кировоградский «Ленин», самодеятельный актер Дворца им. Октября Александр Волошин. Между прочим, очень хороший «Ленин». После пламенного речитатива главного героя оперы о том, что большевики бесповоротно встают на путь восстания, которое непременно поднимет все человечество к свободе и принесет народам мир и счастье, Ленин вдруг прислушивается к песне проплывающих рыбаков.

— Слышите?- говорит он,- «Камушку» поют, нашу волжскую песню…

Ленин начинает подпевать, я подхожу к нему и тоже подпрягаюсь. Выходя на форте, мы с дядей Сашей вдвоем выдвигаемся на авансцену. Заряженный в кулисах хор ряженых рыбаков (он же — заслуженная капелла Дворца Октября) подхватывает наш дуэт, выходя на мощное crescendo. Публика рукоплещет, я переживаю настоящий катарсис…

А был ли мальчик? Может, и был. Он мог периодически приносить Ленину снедь или сменное белье. Когда в постсоветской историографии начали «стирать грязное белье» вождя, оказалось, что с Ильичом в шалаше жил елисаветградец Григорий Зиновьев. Если оперировать мальчишескими категориями «хороший-плохой», то с 25 августа 1936 г. Зиновьев был у нас признан исключительно плохим, вплоть до исключительной меры наказания. Хотели даже убить память о нашем земляке. Например, на доме, где он родился и жил по улице Михайловской (ныне — Кирова), сняли мемориальную доску о том, что его обитатель был первым председателем исполнительного комитета Коммунистического интернационала. Ее восстановление — вопрос спорный. А вот исчезновение замечательной (и по форме, и по содержанию) мемориальной доски из белого мрамора, висевшей на снесенном здании Дворца им. Октября, — это головотяпство, граничащее с преступлением. Надпись гласила: «У цьому будинку з 1869 по 1883 роки виступав любительський театральний гурток, заснований І.К.Карпенком-Карим та М.Л.Кропивницьким. У 1875 році тут уперше були поставлені «Вечорниці» П.І.Ніщинського. У спектаклі брали участь П.І.Ніщинський, М.Л.Кропивницький, І.К.Карпенко-Карий, М.К.Садовська-Барілотті, М.К.Садовський».

Согласно исследованиям кировоградского краеведа Ю.Мативоса, это здание являлось историческим еще и потому, что в нем 27 октября 1882 года была поставлена знаменитая «Наталка Полтавка». Главную роль исполняла будущая гениальная Мария Заньковецкая, а роль Миколи — Садовский. Именно этот день считается днем рождения украинского профессионального театра. Здесь ставили в основном украинские спектакли, а русские шли в Зимнем театре. Да, старая оригинальная доска, конечно, не совсем гармонировала бы с новоделом, возведенным на месте стоявшего здесь Елисаветградского Общественного Собрания, но отсутствие утерянной (уверен, прихватизированной каким-то черным краеведом) таблички, как говаривал О.Бендер, — «гораздо хуже». Впрочем, здесь можно было бы установить информационный стенд, такой же, как с десяток других, появившихся в рамках замечательного проекта «Єлисаветград — креативне місто». Ведь мало кто из кировоградцев знает, что один из первых в Украине театров начинался не в недавно прекрасно отреставрированном здании у Ковалевского парка, а именно в помещении, на месте которого сейчас размещается отделение «Ощадбанка» Украины.

Через дорогу, у здания бывшего отделения Петроградского международного банка, такой информационный стенд есть. На нем расписана история строения, хотя в записях не отражен один любопытный факт, почерпнутый мною из воспоминаний матери. В просторном подвале здания, где ныне разместился ресторан «Первая скрипка» (Primo Violino), после войны был продуктовый спецраспределитель для кировоградского партхозактива. Этот «хапчик» на улице Ленина по своей сути был вполне ленинским. На Ленинской, в кинотеатре им. Дзержинского, можно было увидеть, как вождь пьет морковный чай без сахара с кусочком черного хлеба. Однако Анатолию Латышеву, известному историку-лениноведу, после августовских событий 1991 года удалось раздобыть документы из секретного фонда Ленина и закрытых архивов КГБ. В них он обнаружил немало свидетельств об обильных и роскошных пиршествах вождя, о том, какое огромное количество черной и красной икры, деликатесной рыбы и прочих разносолов регулярно поставлялось кремлевской номенклатуре в первые голодные годы Гражданской войны и послевоенной разрухи.

После второй (мировой) войны, особенно в голодовку 1947 года, в Кировограде ситуация повторилась. Подпольный обком действовал. В 1957 году для всех партийных органов Кировоградщины построили новое помпезное здание, местный «Белый Дом» с колоннами, в столовую которого (снова — в подвал) переехала и партийная подпольная кормушка. А на Ленинской остались очереди для простых смертных. В разные годы они были разными по длине и ширине. Особенно мне запомнились огромные, извивающиеся, выходящие далеко за стены магазина, очереди за хлебом. В эти периоды из Broad Street Ленинская превращалась в Bread Street, что в переводе означает «улица Хлебная».

Те, кто постарше, вспоминают большие уличные очереди на Ленина в 1953-1954 годах. В мою же память врезались хлебные «хвосты» одного из шестидесятых (пиковый год «великого стояния» на Ленинской пришелся, если не ошибаюсь, на 1964 год). А еще помню, что тот дефицитный хлеб (строго одна буханка в руки) был больше из кукурузы и гороха, чем из пшеницы и ржи. Его так и называли — кто «кукурузным», кто «гороховым».

Напротив хлебного магазина была гостиница «Колос» (раньше называвшаяся «Домом колхозника», позже — «Ингулом»). В названии гостиницы, взирающей своими окнами на толпы жаждавших хлеба насущного, чувствовалась своеобразная укоризна в адрес тех, кто кормит хлебом не из колосков (как традиционно привыкли жители благодатного черноземного края), а из початков и стручков.

Справедливости ради следует признать, что в дальнейшем, особенно после того, как СССР стал огромными партиями (до 50 млн тонн в отдельные годы) закупать фуражное зерно в США, Канаде и ряде других капстран, дела с хлебом на столы трудящихся (в т.ч. кировоградцев) пошли на лад. Более того, если бы к тогдашнему хлебу (горбушки которого я начисто обгрызал, ни разу не донеся буханку целой домой) применить оценочный критерий «цена/качество», то ни одна из самых развитых стран мира не выдержала бы с нами конкуренции по продукту, который у нас был головой всему. Но раз уж установление цены в СССР власти отняли у рынка и стали административно назначать, то надо было это делать с головой, ведь объективные экономические законы не обманешь.

Хлеб (16, 20 копеек за килограмм отменно выпеченной серой или белой буханки!) сделали суперсоциальным товаром. Но, как оказалось, не только для людей, но и для свиней. Как и для всей прочей домашней скотины. Попробуй вырасти чушку кормами со своего небольшого подсобного хозяйства! Как мы говорили в детстве, «заморишься!». Не все же могли утащить с колхозных и совхозных ферм комбикорм или дары полей коллективных и государственных хозяйств. Лучшего корма для скотины, чем дотационно-уцененный печеный хлеб, в личном хозяйстве придумать было трудно, особенно если учесть, что производство мяса и изделий из него дотировалось меньше. Но все равно мясной продукции в магазинах всегда было мало.

Мясо и мясные изделия на Ленинской продавались преимущественно в гастрономе №28 (пьяный угол) и в магазине «Українська ковбаса», который позже переехал на улицу К.Маркса, уступив свое помещение слегка экзотичному по ассортименту мясной продукции магазину «Дары природы». В нем как раз законы спроса и предложения (а не административные законы властей) срабатывали. Редкая в наших краях медвежатина продавалась свободно. Однако подолгу залеживалась на охлажденных витринах, как мишка в берлоге, потому что кусалась своей ценой. На редкость дорогими было и другое зверье, а также дикая птица, например, рябчики.

А вот ананасов во фруктово-овощном отделе этого магазина не было. Так что почувствовать себя хотя бы раз буржуем, хотя бы в трактовке Маяковского, не удавалось даже самым состоятельным кировоградским покупателям. Таковых у нас было очень мало, как и в стране в целом, так как не было рынка труда, а власти платили работникам государственных предприятий и организаций мало. Намного меньше, чем братья-капиталисты Эльворти платили квалифицированному рабочему своего завода, который на одну зарплату мог свободно содержать большую семью. Но об этом в областном краеведческом музее по улице Ленина в советские времена узнать было невозможно. Зато возможно было компенсировать дефицит мяса чрезмерным (по сравнению с научно обоснованной нормой) потреблением дешевого хлеба.

Переходя от хлеба к зрелищам, следует заметить, что, по большому счету, практически все культурно-просветительные и рекреационные заведения, коих на Ленина хватало, многопланово, но слаженно выполняли одну из триединых задач построения коммунизма — воспитание нового человека. Такого, которому все-таки удастся возвести Вавилонскую башню для счастливого интернационала людей, говорящих на одном социально-экономическом и политическом языке. Даже аутентичные англоязычные газеты капиталистических стран, которые мы, студенты-инязовцы кировоградского пединститута, покупали на Ленинской в магазине «Газеты-журналы», в одну дуду с «Правдой» несли нам неправду и о нас самих, и о себе — Великобритании, США и прочих цитаделях и оплотах эксплуатации человека человеком. Правда, эти газеты (Morning Star, The Daily World etc.) были печатными органами коммунистических партий соответствующих стран. Конечно, поразительная четкость фотографий в Morning Star, которой не могли достичь ни в одной из советских газет того времени, могла подсказать думающему (даже не на английском языке) читателю, что, по крайней мере, в технологии тиражирования изображений эти загнивающие капиталисты почему-то превосходят могучий Советский Союз.

А еще простодушные капиталистические издатели коммунистических газет, щедро подкармливаемых из соответствующих фондов КПСС, нередко покусывали кормящую руку: допускали антикоммунистические ляпы (то про деятельность правозащитной Amnesty International черкнут, то про миротворческие инициативы программы академика Сахарова проговорятся…). Из подобных осколочков в этой краснозвездной ежедневной газете (на ее логотипе — пятиугольная красная звезда, хотя название переводится как «Утренняя звезда») при небольших аналитических усилиях можно было сложить хоть и мозаичную, но всё же более-менее реалистичную картину хроники событий, происходящих в мире. Чего, напротив, нельзя было увидеть напротив того места, где на главной кировоградской улице продавалась лондонская Morning Star, — в «Хронике».

В детстве это был мой любимый кинотеатр, где показывали преимущественно экранизированные «Марсианские хроники» советского агитпропа. Тогда хронической дезинформации о событиях внутренней жизни и диффамации реалий бытия забугорных стран в киножурналах типа «Новости дня», «Зарубежная хроника» и т.п. я не замечал и не понимал. Проглатывая комплексный кинообед, особо смаковал научно-популярные сюжеты, очередные выпуски «Фитиля», мультики и прочие «цікавинки» фуршетного винегрета: поглощать можно было «от пуза», с утра до вечера, и всего за 10 копеек.

Через дорогу, в уже упомянутом магазине советской периодики, советские газеты вообще стоили грошИ — если точно, то всего 2-3 копейки. Но нужного власти пропагандистского контента через эти печатные издания втюхивалось на десятки рублей. А в закрытых обществах ленинского типа это дорогого стоит, и власти это прекрасно понимали и дотационных ассигнований «Министерству Правды» не жалели.

В находившемся на этом же квартале городском лектории общества «Знание», которым моя мать заведовала в 1954-1957 годах, пропагандистско-идеологической информацией можно было затариться и вовсе бесплатно. Кварталом дальше (по возрастанию номеров) на Ленинской возвели еще один коммунистический пропагандистский храм — Дом политпросвещения (ДПП). В горлекторий никого особо не загоняли, порой наоборот: когда из Киева или Москвы (!) изредка приезжал лектор-международник, то попасть на такое аншлаговое мероприятие было очень непросто. А вот в вечерний институт марксизма-ленинизма при ДПП — запросто. В этот квази-ВУЗ советского человека «поступали» примерно по такому сценарию:

— Не хотите ли вы поднять свой идейно-теоретический уровень?

— Не хочу.

— А придется!

Впрочем, ДПП появился попозже, да к тому же за пределами пешеходной части Ленинской. Там на лекциях и семинарах рассказывали протухшие постулаты вечно живого учения, тогда как на променадной части улицы — свежие прикольные анекдоты, в том числе и о Ленине. Политический анекдот в те времена был запретным плодом, и чем солоней он был, тем слаще.

Выходя на тему народных гуляний по Ленина — безусловной фишки этой улицы, — следует заметить, что обмен анекдотами, зубоскальство и фрондирование было, конечно, не главной причиной того, что народ массово выходил на ежедневный вечерний моцион. Это, повторюсь, был яркий праздник среди серых будней. Для вечерней Ленинской делались прически и наводился марафет. Ленинская при всей своей кажущейся хаотичности состояла из организованных передвижных групп (ОПГ), самоходных клубов по интересам. Это был одновременно и сплоченный монолит, и частично атомизированное броуновское движение одиночек, еще не отыскавших своих и не прибившихся к ним. Она представляла собой одну закольцованную колонну, которая, в основном по правилам правостороннего движения, курсировала между парком Ленина и площадью Кирова. Из сплошного людского мейнстрима периодически вырывались протуберанцы любителей отжечь на танцплощадках в парке и у Дома офицеров, но к 11-ти вечера такие «командировочные», как правило, успевали вернуться с «отхожих промыслов» и еще хоть кружочек сделать по Ленина, как бы заглаживая свою вину временной измены родимой улице.

Всё это было задолго до «Большого Предательства», сравнимого разве что с Большим Взрывом. Последний, правда, привел к созданию и раннему развитию Вселенной, тогда как первое — к гибели «мироздания» под названием «ежедневные массовые гуляния на Ленина». А было ли Предательство? Почему жители Кировограда некогда так дружно и радостно прогуливались по Ленина, а потом вдруг начали манкировать? Им стало некогда? Возможно ли сегодня во второй раз снова войти в ту же самую людскую реку?

Может, недавно появившиеся рукотворные летние пороги в русле этой реки, в виде вывалившегося на ее середину «пивного живота» Черчилля (паб Churchill) или террас кафе Best Burger, «Мокко» и ресторана Primo Violino, или запертые на замок шлагбаумы у облуправления СБУ препятствуют широкому вольному людскому потоку? Такое объяснение было бы очень примитивным, поэтому давайте попробуем во всем разобраться глубже и серьезней.

Посмею предложить и, в силу своих возможностей, обосновать как более вероятные некоторые соображения насчет постепенного исчезновения вечернего прогулочного половодья на Ленинской.

Так, Ленин неоднократно и убежденно педалировал постулат о том, что, в отличие от буржуазного, социалистическое общество (предбанник коммунистического) должно строиться не как потребительское, где возможны особи, подобные бурсакам Помяловского (с завидющими глазами и загребущими руками), а как высоко духовное сообщество людей, где естественной смертью умирают даже мысли о том, как бы потуже и повкусней набить брюхо да нацепить на себя «бронзулетки» или шмотки попрестижней. И экономическим фундаментом для этого должно послужить динамично создаваемое изобилие всевозможных благ, вплоть до распределения их по потребностям при полном коммунизме. Его приход ленинская КПСС пообещала уже в 1980-м на своем ХХII-м съезде (1961 г.), в Программе построения коммунизма. Ее текст завершала знаменитая фраза (впоследствии изъятая): «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»

Многие из поколения шестидесятников уже, полагаю, попали в райские кущи полного изобилия, но, к сожалению, не на Земле. Но это так, в качестве нелирического отступления. Предлагаю, однако, вернуться на грешную землю, точнее — на асфальт улицы Ленина.

Измученные всевозможными дефицитами советские люди, вопреки ленинскому предсказанию, выказывали неистребимый и даже все возрастающий интерес к вещам. Потребительство и вещизм все больше становились у нас существенной составляющей всех сфер жизни. Улица Ленина была перманентной ярмаркой тщеславия. На этом заасфальтированном подиуме шел ежедневный показ купленных или пошитых модных обновок. Здесь делалась заявка на определенную особенность участника уличной тусовки и подтверждение статуса каждого вышедшего сюда по части возможностей достать приличную одежду, обувь, разные украшения, аксессуары. Упаковочной полиэтиленовой сумки Montana уже было достаточно, чтобы с выросшими за спиной крыльями гордо парить над толпой североамериканским белоголовым орланом, ловя восторженные взгляды завистников. Даже если самих джинсов с лейблом орла с распростертыми крыльями у человека отродясь не было, пакет из-под «Монтаны» уже был высшим пилотажем «доставательства». Сейчас самоутвердиться в своих и чужих глазах за счет правдами и неправдами добытого тряпья и обуви — очень сложно. Потому что купить все это — любых брендов и трендов — не проблема.

Следующая версия такова. Кроме праздных прогулок по улице, у человека могут быть другие, альтернативные варианты использования своего времени. Предприимчивых людей, которые больше других ценят свое время как ресурс для приумножения своих доходов и активов, Ленинская могла б и недосчитаться. Но за предпринимательство можно было и под уголовную статью попасть. Будучи лишенными возможности реализовать свои предпринимательские способности, эти потенциальные бизнесмены вливались в общую толпу и «хиляли» по кировоградскому «Бродвею» вечера (а в выходные — и дни) напролет.

Те же, у кого таких амбиций не было, становились ленинскими «ходоками», потому что лучших вариантов проведения свободного времени у советского провинциального жителя было очень мало. Могло ли, например, тогдашнее телевидение составить какую-то конкуренцию для «верных ленинцев»? Вопрос почти риторический. Прогулки по Ленинской, безусловно, представлялись лучшей альтернативой приятного времяпрепровождения. Лично я бы, например, несомненно, остался у телевизора, если бы в прогулочный прайм-тайм показывали хотя бы один тайм матча «Барселона» — «Реал» или «Манчестер Юнайтед» — «Арсенал», не говоря уже о решающих матчах еврокубков, да еще с участием отечественных клубов. Но, как известно, ничего подобного советский болельщик увидеть не мог. А вот вечерняя информационная программа «Время» советского ЦТ (21:00 — 21:30, т.е. самый-самый «высокий сезон» гулек на Ленинской) имела для меня гораздо меньшую ценность. Поэтому я без раздумий и колебаний жертвовал программой «Время» ради более приятного для меня гулянья по Ленинской.

Сегодня многие десятки телеканалов по кабелям и «тарелкам» ежедневно предлагают нам сотни телепрограмм на любой вкус, и самое «вкусненькое» — по вечерам. На их просмотре могут зависнуть на дому очень многие потенциальные любители пеших прогулок.

Я не говорю, что это здОрово или здорОво. Просто констатирую современные реалии. Но, мысленно возвращаясь в советские времена, я хочу напомнить, что программ у нашего провинциального телевидения было раз, два — и обчелся. Буквально. К тому же вторая программа появилась не скоро, очень долго мы довольствовались одной-единственной. Да и ту многие поначалу смотрели у своих соседей, как и я, например. Первый собственный черно-белый телевизор (47 по диагонали, и не дюймов, а сантиметров) мы приобрели в рассрочку в 1967 году, когда мне было уже 18 лет. Да даже когда почти все обзавелись собственными телеприемниками, смотреть по ним особо было нечего. Конечно, были исключения. Но в целом все было по Высоцкому: «Смотришь конкурс в Сопоте и глотаешь пыль…» А на Ленина к вечеру ветер, как правило, стихал, особой пыли, в общем-то, не было. Ну разве что пронесется с ветерком сквозь расступающуюся толпу на своем «К-750» милицейский куратор Ленинской легендарный старшина Липа, транспортируя в горотдел милиции (Ленина,6) в мотоциклетной коляске какого-нибудь нарушителя социалистической законности. А так — тишь да гладь, да прогулочная благодать — куда ценнее скучного телевизионного официоза да фильмов с сюжетной линией «Трактор встретил девушку» из скромного по качеству картинки электронного «ящика».

Ленинская как центр перманентной пешеходной фиесты сыграла бы в ящик намного раньше и быстрее, появись у нас тогда компьютеры с Интернетом. Они бы тоже оттянули большую часть тусовочников с Ленинской. Кстати, на этой улице сегодня идет бойкая торговля компьютерами. Без Интернета нынешний компьютер — что машинка «Элема», которую на излете своего прерванного электронным прогрессом полета выпускал наш «Пишмаш». Эта машинка имела определенный объем памяти и предназначалась для размножения текстов. Сомневаюсь, что в конце пятидесятых — начале шестидесятых такой аппарат, будь он тогда технически возможен, позволили бы где-либо в Союзе выпускать для продажи в личную собственность граждан. Тогда и обычные пишущие машинки ставились на учет в «компетентных органах», дабы в случае чего легко вычислить и повязать того, кто рискнет размножать какую-нибудь антисоветчину. А уж Интернет!.. Недаром его закрывают, «кастрируют» и контролируют в тех нескольких оставшихся в мире странах-резервациях, где он может помешать вешать на уши идеологическую лапшу.

Да, переименование этой улицы давно зрело… Хоть дворцов (имени Октября и пионеров) на ней стало меньше (что тоже вроде не согласуется с новым-старым названием Дворцовая), но ленинского на этой улице сегодня осталось еще меньше. А вот банков на ней стало в разы больше. Сейчас здесь 10 отделений всевозможных банков. Вот переименовать бы ее в Банковую! У нашей Дворцовой теперь больше оснований претендовать на такое кредитно-финансовое название, чем у одноименной столичной улицы.

Кстати, усопшему вождю, чье имя с 1919 года носила наша главная улица, это название не понравилось бы. Ленин банкиров не любил, обзывал их всякими нехорошими словами. Когда в мае 2008 года в Киеве проходило ежегодное собрание управляющих Европейского Банка Реконструкции и Развития, активисты КПУ пикетировали здание «Октябрьского Дворца», где проходило мероприятие, транспарантом: «Банкир — лобковая вошь капитализма. В.И.Ленин». Впрочем, Ленин и дворцы недолюбливал. Мир хижинам, война дворцам! Этот выдвинутый французской буржуазной революцией лозунг был вполне в его духе. Первый камень в фундамент Дворцового корпуса на изначально Верхнедонской заложил не кто иной, как император Николай I, тот еще гнобитель бедных! Впрочем, все эти мои рассуждения — в пользу бедных: возврат прежнего названия улицы состоялся, и возвращаться к этому вопросу никто не собирается.

И на Ленинскую по вечерам уже никто не собирается. Хорошо это или плохо? Скорее всего — закономерно. Умом понимаешь, иначе быть и не могло. Но странно: сердце сладко щемит от нахлынувших воспоминаний, а ноги готовы бежать на ту далекую, неповторимую, оживленной толпой безвозвратно ушедшую от нас в Историю улицу Ленина. Почему? Попробую ответить ностальгическим четверостишием-эпилогом:

Мы время не звали: «Постой, погоди!»,
В открытое море вели корабли…
Бесценное чувство, блаженству сродни,
Что всё еще будет — вся жизнь впереди!..

«Верный ленинец» Борис Ревчун. Фото Павла Волошина и из коллекции Ю.В. Тютюшкина.