Первый учитель

«Феномен Елисаветграда заключается, пожалуй, в том, что ни один уездный город в России не дал на рубеже веков такого количества талантов», – эта фраза историка и литератора, москвича Леонида Вернского, внука академика Тамма, стала уже почти хрестоматийной. Действительно на рубеже веков звезды, наверное, самым благоприятным образом сошлись над нашим городом, возможно, дело и в сближении разных культур, разных национальных традиций. Однако есть и более простое объяснение: талант нужно выявить, найти, помочь ему развиться. А значит, дело в учителях, в их умении рассмотреть своих учеников и помочь им раскрыться.

Кароль Шимановский, Юлий Мейтус, Генрих Нейгауз учились музыке в школе Густава Нейгауза, выпускника Кельнской консерватории, который приехал в Елисаветград в 1899 году. Здесь он создал собственную уникальную школу при поддержке, между прочим, Николая Римского-Корсакова. Словесность в Елисаветградском реальном училище преподавал один из основоположников славянской филологии, член-корреспондент Петербургской академии наук Виктор Григорович, историю – археолог Владимир Ястребов. Представляете себе уровень преподавания в среднем учебном заведении? Здесь же, при реальном училище, академик портретной живописи Петр Крестоносцев организовал в 1880 году Вечерние рисовальные классы. Очевидно, Петр Крестоносцев, который руководил рисовальными классами до 1892 года, был прекрасным педагогом. Однако речь пойдет не о нем, а о Феодосии Сафоновиче Козачинском, который стал преподавать здесь в 1904 году. Совершенно поразительно: он был первым учителем Александра Осмеркина, Амшея Нюренберга, Петра Покаржевского, заслуженного деятеля искусств Молдавской ССР Александра Фойницкого, совершенно потрясающего еврейского художника Иссахар-Бера (Захара) Рыбака, о котором мы еще обязательно напишем, и единственным учителем рисования Владимира Винниченко, который хоть и не продолжил художественного образования, но стал живописцем. Кроме того, скромный учитель рисования стал инициатором создания и директором первой в нашем городе картинной галереи и расписал стены Покровской церкви (над северным и южным входами до сих пор сохранились фрагменты росписи Козачинского).

До Елисаветграда

На самом деле о Феодосии Сафоновиче Козачинском известно удивительно мало. Он родился в 1864 году с. Глодосы Новоукраинского района в многодетной семье священника. Среднего образования не получил, но в 1882 году поступил вольнослушателем в Санкт-Петербургскую академию художеств и учился в классе у Ильи Репина! Правда, учился именно как вольный слушатель, отсутствие начального образования помешало ему сдать вступительные экзамены, учиться на общих основаниях и получить академический диплом. Владимир Босько в статье «Талановитий, але безталанний» пишет: «Як свідчить його екзаменаційний лист (серпень 1882 року), Козачинський отримав дві незадовільні оцінки з математики й словесності при трьох задовільних – із Закону Божого, церковної історії та загальної історії. Для вступу ж вимагалось отримати не менше 3-х балів з кожного предмета». Далее Владимир Босько приводит документ, который позволил Козачинскому получить все-таки художественное образование – «Свидетельство о бедности». Оно стало основанием для освобождения талантливого вольнослушателя от платы за обучение, а нам позволяет узнать о нем побольше:

«25. XI. 1883 г.
В управление Императорской Академии художеств.

Проживающий в Васильевской части, І участка в здании Академии художеств вольнослушатель Императорской Академии художеств Феодосий Софонов Козачинский обратился ко мне с просьбой о выдаче ему свидетельства о бедности на предмет ходатайства об освобождении от платы за обучение в Академии художеств.

Из собранных вследствие сего и представленных мне полицией сведений видно, что проситель 19 лет от роду, поведения и образа жизни хорошего, состояния у него, кроме необходимого носимого платья, другого никакого нет. Отец умер, имеет мать, находящуюся в бедности, троих братьев и двух сестер (первые проживают в разных местах, а последние – одна замужем, другая живет при старшем брате); проситель обучается в Академии художеств, занимается живописью, чем и существует, и по-своему бедному положению действительно не может содержать себя собственными средствами.

О вышеизложенном имею честь сообщить в академию.

За градоначальника
помощник его (подпись)».

Мы еще неоднократно будем цитировать работу Владимира Николаевича Босько, написанную пять лет назад – к 145-летию Козачинского. По сути, это чуть ли не единственная найденная нами подробная статья о художнике.

Козачинский так и не получил академического диплома, однако с 1887 года стал сотрудничать с самым популярным иллюстрированным журналом в Российской империи «Нива» – здесь было напечатано больше сорока его работ. При журнале было также издательство художественной литературы. В последующие годы вышли несколько книг с иллюстрациями Феодосия Козачинского – «Тамбовская казначейша» М. Лермонтова «Смерть Ивана Ильича» Л. Толстого, басни Крылова и пьесы Островского. В 1896 году издатель «Нивы» Адольф Федорович Маркс задумал роскошное, со множеством иллюстраций, переиздание «Мертвых душ» Гоголя. По задумке издателя, иллюстрировать поэму должны были разные художники, «чтобы избежать однообразия», в числе прочих приглашен был и Феодосий Козачинский. В течение пяти лет (!) двенадцать художников работали над поэмой. Рисунки Козачинского вошли в издание 1901 года. Издание Маркса никогда не переиздавалось, тем не менее школьники в соседней стране до сих пор видят Чичикова глазами Козачинского – именно его иллюстрации, как образец жанра, изучают на уроках русской литературы.

Параллельно Феодосий Козачинский неоднократно обращался в академию художеств с просьбами сделать для него исключение и выдать диплом художника или хотя бы свидетельство, которое позволит ему преподавать в средних учебных заведениях. Владимир Босько приводит в своей статье письмо Козачинского в академию, датированное 1892 годом, в котором художник просит «выдать свидетельство как рекомендацию о моих художественных познаниях и моем умении вести класс чисто художественным путем для представления в Елисаветградское Земское Реальное училище, при котором имеется школа рисования, куда и требуется художник-учитель». Очевидно, такой документ он получил, однако в Елисаветград приехал только восемь лет спустя, уже имея довольно большую семью. Как пишет в своих воспоминаниях его ученик Петр Покаржевский, у Козачинского было одиннадцать детей! И, видимо, предполагает Покаржевский, именно поэтому талантливейший художник вынужден был вернуться на родину и стать учителем – ему просто нужен был дом и гарантированный постоянный заработок.

Впрочем, есть еще один документ, найденный Виктором Петраковым, который проливает свет на доелисаветградскую жизнь Феодосия Козачинского. Во время реставрации иконы ХVIII века «Пророки Захария, Иаков и Моисей», которая находится в Киево-Печерской лавре, реставратор обнаружил на ней подпись: «Эти образа поновлены альфрейщиками (специалисты по росписи на сырой штукатурке. – Авт.) Феодосием Козачинским и Иваном Капустиным, 1879 года июля 1-го окончены» (цитируется, опять же, по работе Владимира Босько «Талановитий, але безталанний»). Так что какое-то время Феодосий Козачинский, видимо, учился иконописи в Киево-Печерской лавре и, скорее всего, именно поэтому взялся позже за роспись Покровской церкви в Елисаветграде. По сохранившимся фрагментам судить сложно, но Петр Покаржевский в своих воспоминаниях пишет, что Козачинский расписал собор «в нестеровской манере», в прозрачных голубоватых тонах.

От неблагодарных учеников

Многие елисаветградские ученики Козачинского стали знаменитыми, написали мемуары и воспоминания, однако своего первого учителя они только упоминают, о нем, как о человеке, о его методах преподавания написано очень и очень мало. Возможно, потому что позже большинство из них получили профессиональное художественное образование в Париже и Москве, Одессе, Петербурге и Киеве – и там, наверное, было интереснее…

Выступая на вечере памяти Александра Осмеркина в 1959 году его близкий друг, еще один прославившийся елисаветградец, сатирик и переводчик Арго (Абрам Гольденберг) сказал: «Я вспоминаю первого учителя Александра Осмеркина – Феодосия Сафоновича Козачинского, передвижника второго призыва, который “закис” в провинции. С лучшими учениками он ходил на этюды. Я тоже примазался к ним, т. к. любил живопись беспредельно. Это были уроки живописи с натуры, которые сопровождались ужением рыбы, варением ухи. Все это было очень тепло и сердечно…»

Еще один выпускник Елисаветградского реального училища Александр Семененко, бургомистр Харькова во время оккупации, позже выехавший в Германию, а потом эмигрировавший в Бразилию, вспоминает о Козачинском как о носителе украинской национальной идеи: «Чорноморський степ підходив аж до центру цього міста, ступаючи владно через не знищені всеросійською нівеляцією околиці – Мотузянку, Балку, Забалку, Кузні, Закузнями, Чечору.

На кожному кроці, хоч ми і не помічали, виблискували прояви нашої вікової культури у психіці й щоденному побуті людей. Без організаційних форм діяла внутрішня сила яскравих людей. Оглядаючись на нашу молодість, ми вдячно згадуємо їх. Василь Іванович Харцієв, улюблений учень Потебні, був директором однієї з комерційних шкіл, Людина глибокої культури. Федос Сафонович Козачинський, вихованець Петербурзької Академії художеств, був учителем малювання і радив Євгенові (имеется в виду Евгений Маланюк! – Авт.) вчитися малярства. Талановита була з Козачинського людина, але родинні клопоти примусили осісти на провінції учителем» («Харків, Харків», Мюнхен, 1977).

Не знаю, было бы самому Козачинскому обидно или, наоборот, лестно читать, что его ученики считали его слишком талантливым для провинциального учителя. Однако Козачинский не ограничивался только учительской деятельностью. В 1913 году он стал одним из организаторов Первой Елисаветградской художественной выставки, на которой были представлены работы не только елисаветградских, но и одесских, харьковских художников. Сам Козачинский представил на выставке двадцать своих работ. «Выставка имела огромный успех и привлекла большое число посетителей, вследствие чего не только были покрыты все расходы по ее устройству, но в кассу общества поступил еще и излишек, который послужит фондом для следующей выставки. Успех выставки совершенно укрепил возникшую в обществе мысль об устройстве в Елисаветграде постоянного художественного музея при посредстве Императорской Академии художеств, куда совет общества и обратился с соответствующим ходатайством. Есть основания надеяться на благополучный исход этого ходатайства и на осуществление мысли об устройстве музея», – писала тогда газета «Голос Юга». И музей, точнее, картинная галерея была устроена, правда, спустя семь лет – в помещении Ремесленно-грамотного училища (сегодня – центр научно-технического творчества на ул. Октябрьской революции), и ее директором стал именно Козачинский.

И все эти годы художник бедствовал. Владимир Босько цитирует обращение Козачинского к правлению реального училища, отмечая, что таких прошений художника в архиве училища сохранилось немало:

«ПРОШЕНИЕ

преподавателя
Ф. С. Козачинского

от 28 августа 1914 года

в правление Е. 3. Р. У.

Ввиду болезни дочери моей, требующей долгого и упорного лечения, я, не имея на это средств, покорнейше прошу Правление училища выдать мне ссуду в размере 300 рублей, каковую обязываюсь пополнять по 25 рублей в месяц».

И еще один небольшой штрих к биографии Козачинского – с приходом большевиков учитель рисования устроился работать в «красную» художественную мастерскую и писал портреты Ленина. Еще один его ученик, Амшей Нюренберг, пишет: «Через несколько дней, под утро, пришли наши. Боя не было. Была только перестрелка. Деникинцы бежали. Наши заняли город. В Елисаветграде настала нормальная мирная жизнь. Красные вошли в субботу, а в понедельник утром я уже сидел в кабинете секретаря уездной партийной организации Иосифа Могилевского и вел с ним беседу.

– Могу собрать при партийном комитете местных художников и организовать мастерскую, где будут делать не только большие портреты вождей, но и цветные агитплакаты.

– Я рад вашему предложению, – с сияющим лицом сказал он. – Мы очень нуждаемся в портретах и плакатах… Уездные партийные работники засыпают нас требованиями выслать агитплакаты, но у нас ничего нет… Вы пришли вовремя, – и подумав, он добавил: – Обещаю вам подыскать помещение, найти фанеру, холст, бумагу и краски. И, конечно, – улыбнулся он, – мою горячую помощь во всех делах ваших.

(…) Я собрал художников и предложил им срочно взяться за работу. В мастерской работали Девинов, Штейнберг, Митя Бронштейн, Феодосий Козачинский, Волынец и моя жена Мамичева. Хорошо помню, что мастерская выпустила двадцать портретов Ленина». В 1965 году уже профессор Нюренберг встретился с Иосифом Могилевским в его московской квартире и, описывая эту встречу в дневнике, добавил колоритных подробностей: «Помню еще, что писали мы большие плакаты и портреты на реквизированных полотнах и фанерах и что первые большие портреты Ленина были написаны в нашей мастерской. Мы выпустили семь литографских красочных плакатов: “Помещики грабят крестьян”, “Красная Армия бьет деникинцев”. Мы, я хорошо помню, написали около пятидесяти (а количество-то с годами росло!- Авт.) портретов Ленина. Надо сказать, что все художники работали с большим подъемом, а под праздники – с вдохновением» (Нюренберг, «Одесса – Париж – Москва»).

История одной картины

То, что о Феодосии Сафоновиче Козачинском написано немного, не так страшно – художник живет в своих полотнах. Но и тут все не так просто: на данный момент найдены всего восемь картин Козачинского, хотя мы знаем, что только на первой елисаветградской выставке в 1913-м экспонировалось больше двадцати его полотен. Еще несколько картин, которые он видел в мастерской у учителя, описывает Петр Покаржевский. Известно, что в доме у архитектора Якова Паученко висел портрет Шевченко работы Козачинского, а в сборнике «Світлі постаті минулих століть» (составители Л. Гурба, Н. Товстопят) мы нашли информацию о портрете Александра Пашутина, который Козачинский начал писать с натуры, а закончил уже после смерти городского головы в 1909 году.

Конечно, многие полотна могли погибнуть, их могли вывезти за границу, но Владимир Босько высказывает предположение, что, возможно, некоторые работы учителя рисования еще сохранились в домах кировоградцев. И он имеет все основания для таких предположений – он сам, будучи сотрудником краеведческого музея, в 1978 году приобрел у кировоградки, уезжающей в Польшу, портрет ее двоюродной сестры работы Козачинского за триста рублей. Речь идет о «Портрете гимназистки», который сегодня находится в Кировоградском областном художественном музее.

Тут, конечно, слово опять самому Владимиру Николаевичу:

«Не виключено, що під час роботи над нею Козачинський перебував під сильним враженням від знаменитої “Курсистки” передвижника М. О. Ярошенка, в образі якої органічно поєднано вольове начало з чарівною жіночністю. Проте ми відчуваємо лише зовнішню близкість цих картин, оскільки Козачинському вдалося наповнити притаманний для передвижників образ молодої дівчини оригінальним звучанням. Йому пощастило досягти виняткової безпосередності й невимушеності. В основу роботи над образом лягло перше враження, яке й допомогло художнику створити напрочуд насичений психологічними нюансами образ красуні-гімназистки.

Зустріч художника і його моделі, внаслідок чого відбулося народження картини, я уявляю так. Певно, це сталося випадково.

… Осіннього тьмяного ранку, пустотливо підстрибуючи, поспішала в гімназію напрочуд вродлива дівчина. І саме в цю пору, коли сонне місто тільки прокидалось, а тиша й спокій у природі дарували зосередженість і наснагу, особливо любив працювати у сквері Козачинський. Він мимоволі замилувався юним створінням. Погляд, яким воно обпекло його у відповідь на неприховане захоплення та надмірну цікавість до своєї особи, глибоко вразив Феодосія Сафоновича. І він попросив дівчину зупинитись на декілька хвилин, щоб відтворити на полотні те, що його вразило. Схоже, художнику вистачило одного сеансу з натури, а далі він уже відшліфовував етюд у майстерні. Композиційно картина настільки вдало виконана, що ми майже фізично відчуваємо присутність ще однієї людини, на яку, власне, і звернений погляд дівчини, який і притягує, немов магніт, і відштовхує водночас. Це той погляд, у якому віддзеркалюються “душі мінливої прикмети” – дивний, тривожний, хвилюючий. Ці ледь вловимі відтінки на якусь мить навіть спотворюють гарне обличчя. Таке враження очевидно виникає через надмірно скошені вправо очі.

Та й саме тло картини виглядає похмуро. Побудоване на поєднанні темних фіолетових, коричневих, чорних тонів, воно сприймається як якесь хворобливе марево, в глибині якого розпливчасті контури по-осінньому сумних дерев. Прив’янення природи підкреслює, робить особливо виразною квітучу юність дівчини. До болю загострює цей контраст і змушує в образі дівчини шукати трагічні прикмети.

Власниця картини розповіла, що дівчина-гімназистка – це її двоюрідна сестра Тамара Головченко. Портрет було написано у 1910 році, а всього через чотири роки вона – перша красуня Єлисаветграда – несподівано померла від туберкульозу. Їй тоді ледве виповнилось двадцять років. Чи є якийсь зв’язок між трагічною долею дівчини і її зображенням? Скоріш за все, в портреті відбилося оте рідкісне й, можливо, навіть самим художником не усвідомлене трагічне передчуття, здогад. Цим даром передбачення природа наділяє мало кого з художників-портретистів.

Та хоч як там було насправді, але давно немає серед живих зображеної на картині дівчини. Однак майстерність і натхнення художника зробили чудо. В одну мить, з останнім дотиком пензля безжалісний час зупинився, смерть пройшла повз дівчину, і вона залишилась жити вічно».

Владимир Николаевич описывает историю еще одной картины – «Уголок сада»:

«Вона потрапила до картинної галереї від добре нині знаного після вилучення його “скарбів” колекціонера О. Б. Ільїна. Буваючи в картинній галереї, Олександр Борисович не втомлювався нагадувати, що це “його річ”, яку він надав на тимчасове користування для експонування на виставці, а краєзнавчий музей, мовляв, її так і не повернув, то нехай це буде його подарунок. Проте, знаючи вдачу Ільїна, у такий благородний жест з його боку вірилось недуже. Залишилось нез’ясованим, що у краєзнавчому музеї він облюбував замість картини Козачинського?»

Великий педагог и талантливый художник Феодосий Сафонович Козачинский умер в июле 1922 года и был похоронен на Петропавловском кладбище (так что и могила его не сохранилась). Есть версия, что умер Феодосий Сафонович от голода – летом 1922-го здесь действительно голодали. Судьбу его одиннадцати детей пытался отследить Владимир Босько: историк пишет, что сын Козачинского, Игорь, тоже был художником и работал в Елисаветграде в мастерской у Данишевского, а его дочь Нина Феодосиевна окончила Елисаветградскую общественную женскую гимназию и работала учительницей во второй кущевской школе. И все…

Честно говоря, когда я стала готовить материал о Феодосии Сафоновиче Козачинском, то надеялась найти намного больше: казалось, почитаю повнимательнее мемуары его многочисленных прославленных учеников, поищу данные о выставках, возможно, найду воспоминания кого-то из его петербургских коллег по «Ниве» или каких-то его потомков (ведь хоть у кого-то из его одиннадцати детей должны быть потомки!) … Увы, то ли Феодосий Сафонович был настолько неинтересным человеком, то ли в этом забвении есть какой-то недоступный нам пока исторический смысл. Но чем мог заслужить такую «потерю памяти» провинциальный учитель рисования, который посвятил свою жизнь семье и своим ученикам? Ведь он, не жалея времени, обходил родителей своих беднейших, но, как он считал, талантливых учеников, уговаривая их во что бы то ни стало дать детям образование, и даже убедил елисаветградского хасида Рыбака отдать на рисовальные курсы отстающего в развитии сына Захара, который впоследствии стал одним из самых известных еврейских художников в СССР. Но это уже совсем другая история…

P. S. Еще раз хочется поблагодарить Владимира Николаевича Босько за его огромный труд, поиск и обобщение архивных документов, касающихся Феодосия Козачинского и его семьи, которые позволили хоть чуть-чуть узнать о художнике.

Подготовила Ольга Степанова, «УЦ».

Первый учитель: 3 комментария

  1. Олю, цікавий і, як на мене, цілком гідний пам’яті Феодосія Сафоновича матеріал.
    Кажуть, коли померлу людину згадують, вона воскресає. Думаю, після «Пєрвого учітєля» для багатьох читачів «УЦ» Козачинський не тільки воскрес, але, можливо, взагалі з’явився вперше(що дуже сумно). І акценти тут розставлені
    правильно. Маю на увазі «вдячних» учнів, і в першу чергу Осмьоркіна з Нюренбергом.

    Олю, сподіваюся( і пропоную) на подібний матеріал з «воскресіння» ще одного знаного ювіляра(120років з д.н.), нашого видатного земляка, філософа Дмитра Івановича Чижевського.
    Ще два дні тому я вважав , що знаю про нього достатньо, щоб, як кажуть, підтримати розмову. Але виявилося, що я не знаю про цю унікальну людину… НІЧОГО!!! І осоромив мене Олександр Чуднов. Це сталося на презентації книги про Д.І.Чижевського, одним з авторів-упорядників якої, саме і є Сашко. Доречі — чудовий оповідач.

  2. Спасибо. О Чижевском уже писали (я тоже много для себя открыла):
    http://uc.kr.ua/celkznvse/
    (хотя книга Чуднова, наверное, много добавила бы — нужно глянуть и, возможно, вернуться к этой теме через время)

  3. Хорошо,наверное,сравнить результаты научных исследований Чижевского и других ученых,по общим для них темам.Скажем,о творчестве Сковороды.Д.И.Чижевский-Г.Г.Шпет.Это высвободит его идеи из мраморного футляра.

Добавить комментарий