Забытый танковый рейд. Продолжение

Публикация «УЦ» «Забытый танковый рейд» о трагической судьбе танкового подразделения советских войск, полностью уничтоженного немцами в октябре 1943 года в районе сел Вершино-Каменка, Павловка и станции Шаровка, нашла интересное продолжение. В редакцию нашего еженедельника пришло письмо от уроженца Вершино-Каменки (Новгородковский район) Василия Потаповича Ткаченко, который был очевидцем этого события.

В интервью «УЦ» ветеран Великой Отечественной войны поделился воспоминаниями о жизни в оккупированном немцами селе, о разгроме наших танкистов, о службе в армии и залпах «Катюш» на боевом рубеже.

В качестве вступления позвольте напомнить о событиях, заинтересовавших наших читателей Василия Ткаченко и его односельчанина Николая Камянченко, который первым обратил внимание «УЦ» на историю с танкистами. Осенью 1943 года в селе Павловка, удаленном от Вершино-Каменки километров на четыре-пять, немецкие авиация и танки разбомбили, расстреляли, сравняли с землей неизвестное подразделение бронетанковых войск Красной Армии. Назвать со стопроцентной точностью номер этого воинского соединения мы не можем. Потому что в открытых исторических источниках и общедоступных архивных документах упоминаний о бойне в Павловке, скорее всего, вообще нет. Очевидно, цензура постаралась исключить любую ссылку к информации о нещадном разгроме наших войск. Таково мнение известного кировоградского краеведа Василия Даценко, специалиста по истории нашего края военных лет.

«Ни в одних мемуарах советских военачальников Конева, Ротмистрова, Жадова и др. нет ни одного слова об интересующем вас событии, — пишет Василий Даценко в комментариях к публикации “УЦ”, — потому что речь идет о больших потерях в живой силе и технике во время прорыва от Петрово к Знаменке через Новую Прагу. А в воспоминаниях немецкого танкиста Михаэля Брюннера “На танке через ад: немецкий танкист на Восточном фронте” указано, что только танкистами немецкой 24-й танковой дивизии в районе Шаровки с 23 по 26 октября 1943 года было уничтожено 49 советских танков (некоторые сфотографированы Брюннером на фоне шаровской водокачки). Кроме 24-й ТД у немцев там действовали и другие соединения, в том числе известная эскадра “Штукас” из Люфтваффе, командиром которой был гауптман (капитан) Рудель. 28 октября 1943 года восточнее Кировограда Рудель уничтожил несколько советских танков, среди которых был его “юбилейный” 100-й танк. Кстати, в мемуарах Брюннера рассказывается и о его конфликте с Руделем в кировоградском кинотеатре».

По мнению историка кировоградской поисковой команды «Память» Сергея Зарицкого, разбитый танковый рейд мог иметь отношение к 5-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта танковых войск Павла Ротмистрова, участвовавшей в боях за освобождение Кировоградщины. 19 октября 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова освободила железнодорожный узел Пятихатки. Еще через четыре дня армия основными своими силами вышла к Кривому Рогу, а частью сил — в район Митрофановки Новгородковского района (Митрофановка расположена между селом Вершино-Каменка и железнодорожной станцией Шаровка).

Василий Ткаченко всю свою жизнь искал какую-либо информацию о боях возле Павловки осенью 1943 года. И не смог найти. Как же так? Ведь он и его друзья-ровесники своими глазами видели, как немцы уничтожали наши танки, а в книгах об этом не пишут! (За очень редким исключением, но об этом позже.) Поэтому статья в «УЦ» стала для Василия Потаповича настоящим откровением. И ему захотелось поделиться с нашим изданием своими переживаниями военных лет…

Василий Ткаченко родился 22 марта 1927 года. На момент описываемых событий ему было полных 16 лет.

— Мы с друзьями пасли коров за селом, когда увидели, как со стороны кировоградского аэродрома на Павловку (до нее было километров пять от нас) налетели немецкие самолеты. Мы забрались на силосную башню шестиметровой высоты и там устроили наблюдательный пункт. В первый день в небе беспрерывно кружило где-то пятнадцать самолетов. Одни улетают, другие прилетают, но не оставляют поле боя без авиации. Некоторые пикируют и стреляют пулеметными очередями, некоторые сбрасывают легкие бомбы. И так от восхода солнца до захода солнца. На второй и третий день самолеты налетали тройками, тоже стреляли и бомбили. А мы все три дня просидели возле силосной башни и могилы-кургана, только ночевать домой ходили. На четвертый день от начала боя в Вершино-Каменку привезли (по частям) останки соседки, что жила через одну хату от нас. Ее бомбежка застала в Шаровском совхозе, люди говорили, что она с группой людей пряталась в каком-то подвале, а туда попала бомба и все три семьи погибли. На пятый день ее похоронили, а на шестой день от начала бомбежки мы с ребятами, пятеро друзей, собрались и пошли в Павловку посмотреть, что же там происходило?

— Увидели много сгоревших танков?

— Много, очень много. Может, и полторы сотни. Но были и целые машины. В саду одного дома стояло пять наших танков, вроде полностью исправные. Гриша Кирпа залез в башню одного танка, что-то там дернул, орудие выстрелило, и снаряд полетел в сторону Александрии. Мы все испугались, бросились прочь от этого танка, но домой не убежали, а остались ходить по селу. Во дворе школы видели сразу пять разбитых танков, а на околице села, где машины пробовали скрыться в зарослях лесопосадки, но все равно попали под бомбы, всюду были разбросаны части гусеничных траков, пружины, куски брони. А самое впечатляющее зрелище: возле одного танка бомба упала в двух-трех метрах, взрывной волной у машины оторвало башню, подбросило ее вверх, а когда башня падала на землю, то воткнулась в грунт стволом орудия по самое основание. Один танк застрял в грязи (в Павловке была небольшая речушка, которая за лето всегда пересыхала и превращалась в болото), не смог сдвинуться с места, там его самолеты и разбомбили.

Еще с наблюдательного пункта силосной башни мы видели, как взрывались и горели, выбрасывая огромные языки пламени к небу, бочки с горючим. Пишут, что у танкистов не было горючего! Было, но все погорело при авиационных налетах. В селе, за селом, в выгоревшей лесопосадке, мы нашли не одну и не десять обгоревших 200-литровых бочек. И боеприпасы у танков были. Мы видели штабеля из ящиков неиспользованных снарядов от 85-й танковой пушки, аккуратно сложенных, высотой, как крестьянская скирда.

На окраине села остались следы, как мы определили, от немецких бронемашин на комбинированном гусенично-колесном ходу. Наверное, машины были подбиты, сгорели, а перед тем, как их транспортировать на базу, немцы выбросили все, что не нужно, из кузова. Пулеметных гильз и патронов набралось столько, что они лежали слоем толщиной где-то десять сантиметров! Порывшись в гильзах, мы нашли 50 кусков туалетного мыла с песком (для шоферов, руки отмывать от машинного масла), часы, немецкие монеты…

— Тел погибших солдат в Павловке уже не было?

— Ни единого трупа не видел: ни наших, ни немцев. Всех уже убрали. А куда увезли тела, где похоронили — не знаю. Я дружил с ребятами из Павловки, братьями Витей и Сашей Гуляевыми, если бы в селе находилась или братская могила, или большое захоронение солдат, они бы об этом знали и мне рассказали.

— А само село сильно пострадало в результате этого боя?

— На то время Павловка была селом маленьким, всего 36 дворов. Сгорели 32 или 33. На всех домах были соломенные крыши, а они вспыхивали, как спички. Но из местных жителей никого не убило, все гражданские успели попрятаться по подвалам и погребам.

Теперь о том, что еще я видел. На шестой день после начала боя через Вершино-Каменку проехала колонна из восьми танков Т-34. За рычагами и в башне сидят немцы, разговаривают между собой, смеются. Когда проезжали мимо школы, сельсовета, памятника Ленину (был такой в селе), то один немецкий танкист выстрелил в памятник из танкового орудия, а потом они поехали в сторону Новгородки. Немцы забрали себе только целые машины (там же многие танки оставались более-менее исправные, такие, что завел и поехал), а разбитые не трогали. Разбомбленные танки оставались в Павловке долго, я даже не знаю, когда их начали убирать.

Через несколько дней, на Покрову (уже холодно было, ветрено, кое-где снежок пролетал), мы с отцом собирали на поле за селом сухие стебли подсолнуха для топки и видели, как в сторону Кировограда проехали танки. Я насчитал семь штук. Машины скрылись за горизонтом, а через несколько минут вернулись той же дорогой назад. Севернее Вершино-Каменки есть село Червоный Яр, а там — лес с балкой. Наверное, эти танки уцелели после боя и прятались в лесу возле Червоного Яра. Я уверен, что они находились там все время, до подхода нашей армии…

Вспоминая о событиях октября 1943 года, Василий Ткаченко не раз сетовал на то, что долгие годы поисков правдивой информации о бое в селе Павловка не принесли результата, и ему не удалось установить причину бессмысленной, трагической гибели такого количества наших солдат и танков. Но! Когда-то давно ему в руки попала книга «Ветер военных лет», в которой командир сухопутной дивизии (чей командный пункт находился в селе Верблюжка, юго-восточнее Вершино-Каменки), рассказывая об итогах одной октябрьской разведвылазки, упоминает встречу с остатками танкового подразделения…

Далее — выдержки из произведения «Ветер военных лет» генерал-полковника Героя Советского Союза Глеба Владимировича Бакланова: «Наша дивизия к 21 октября вышла на рубеж Чечелиевка, Новомануйловка, Петрово — это 30 километров южнее Александрии. И вот тут неожиданно я получил приказ: с раннего утра следующего дня форсированно развивать наступление в направлении Чечелиевка-Спасово-Верблюжка. Наша дивизия в это время занимала рубеж по берегу живописной реки Ингулец около населенного пункта Петрово, километрах в сорока от Верблюжки, куда нам предписывалось дойти за один день…

…Мы проехали еще километра три. Вдруг на одной из дорог, которые то сходились, то расходились, пересекали одна другую или шли почти рядом, я увидел чуть ли не с десяток легковых машин. Караванчик двигался примерно в том же направлении, что и мы, по дороге, шедшей под углом к нашей… “А вдруг в самом деле немцы? — подумал я и сам же себе возразил: — Да нет, это, вероятно, штабные машины наших танкистов”. Легковушки снова исчезли в овраге. Словно подтверждая мою мысль, что это двигается штаб механизированных корпусов, откуда-то вынырнула полуторка с радиостанцией и тоже потянулась в овраг, вслед за легковыми машинами. Осторожно съезжая по неширокому устью балки, я рассмотрел группу офицеров, в числе которых были два генерала. Они оказались ранее незнакомыми мне командирами 1-го и 5-го гвардейских механизированных корпусов: генерал-лейтенантом И. Н. Руссияновым и генерал-майором Б. М. Скворцовым.

Представляясь, я был поражен тем, как выглядели танкисты. Понятно, что фронт — не великосветская гостиная. Я и сам частенько после тяжелых боев или трудных переходов выглядел не блестяще. Но более плачевного вида у офицеров я, пожалуй, не встречал. Грязные комбинезоны, бледные небритые лица, воспаленные глаза, запавшие щеки — все говорило о перенесенных физических и моральных страданиях. Нетрудно было догадаться, что оба танковых корпуса попали в тяжелое положение. И все-таки я задал вопрос, который, должно быть, прозвучал как бестактность. Но не задать его я не мог. Для всех нас, для нашего общего дела была необходима полная, абсолютная ясность.

— Где сейчас находятся ваши корпуса, товарищи? — спросил я, стараясь тоном смягчить жесткий вопрос.

Руссиянов метнул на меня затравленный взгляд. Скворцов скорбно качнул головой, слегка разведя руками, тихо сказал:

— Плохи наши дела…

Это было страшно не только для генералов, потерявших свои войска. Мы тоже нуждались в танковом прикрытии и надеялись с его помощью зацепиться на более или менее удобном рубеже, чтобы остановить контратакующих немцев. Лелея в душе слабый остаток надежды, я неуверенно переспросил:

— Но так же не может быть?! Не все же танки уничтожены? Что-то должно остаться?

Руссиянов махнул рукой:

— Немного осталось. Мы дрались двое суток. Это был какой-то кошмар. Немецкие танки лезли со всех сторон. За каждым подбитым вырастало не меньше десятка новых. Они расстреливали нас в упор. Машины горели, как костры. И в них люди, наши люди. Господи, каких людей потеряли!

Генерал замолчал и устремил в землю взгляд, полный тоски, боли и ненависти.

— Дрались из последних сил, до последней возможности, — закончил генерал Скворцов.

Несколько минут стояло тяжелое, горькое молчание. Чтобы разорвать круг тягостных воспоминаний и привлечь внимание танкистов к сегодняшним, сиюминутным задачам, я осторожно спросил:

— А в каком направлении вы отходили? Руссиянов ответил. Выходило, что танкисты и дрались и отступали правее расположения нашей дивизии.

— А какие указания начальства были? — опять спросил я.

— Какие могли быть указания, — повел плечами Руссиянов, — когда с самого начала связи не было! И сейчас наладить не можем. А у вас есть связь?

— Увы, тоже нет, — сказал я…»

По мнению Василия Ткаченко, речь идет как раз о тех танкистах, что попали под вражеский огонь по линии Павловка-Шаровка. Получается, если в Павловке были уничтожены именно 1-й и 5-й гвардейские механизированные корпуса, то причиной разгрома стало отсутствие у танкистов радиосвязи, означавшее невозможность вызвать на помощь подкрепление, авиацию или хотя бы сообщить командованию о своем бедственном положении? Увы, никто точно не знает. Через 67 лет после тех событий нам остается только строить догадки…

Продолжение рассказа ветерана читайте в следующем номере «УЦ».