И за друзей, и за врагов…

Алексей Михайлович Чмырь летом 1941 года приехал из родного села, что в Глобинском районе Полтавской области, в Кременчуг поступать в библиотечный техникум. Сдавал экзамены, был уже без пяти минут студентом, но 22 июня, днем, на базаре увидел плачущим местную знаменитость — по слухам, дальнего родственника Тараса Григорьевича Шевченко. «Что такое? Почему он плачет?» — пронеслось в голове у молодого человека. «Война… Война…»

— Все это байки, что немцы напали неожиданно. Нас весь июнь в техникуме готовили к будущей войне, учили оказывать медицинскую помощь, стрелять. Я вообще был «Ворошиловским стрелком»… — неожиданно начал свой рассказ Алексей Чмырь. — Мы в Кременчуге встречались с сыновьями Чапаева: один был артиллеристом, второй — летчиком. Они рассказывали, какие опасные фашисты, морально готовили к борьбе с ними…

Он в техникуме не остался, после страшного известия собрал вещи и поехал домой, где с женской бригадой денно и нощно рыл окопы и противотанковые рвы. «30 кубометров земли была суточная норма…» Тяжко. Жарко. И немного страшно…

А 3 октября его забрали в армию, попал в Донецкую область, Лисичанский район, связным. В обязанности Алексея входило «носить» боевые приказы из полка в батальон.

— Вначале все было обставлено очень секретно: приказы были в запечатанных конвертах. А потом конверты закончились. И мне все передавали просто на словах…

Там он и увидел первый раз немцев. Мертвых. Четыре фашистских летчика лежали на земле, но жалости парень не испытал.

— Я видел, как они нас бомбили. Гнали нас со своей земли. Тогда народ убегал, спасались, как могли, коров за собой тянули, овец… Один боец во время бомбежки за овцу спрятался. Овцу убили, а он остался жив, — вспоминает Чмырь. — Ужас, что творилось. Скот болел, ящур на него напал, люди тоже мучились…

Кто воевал рядом? Молодые хлопцы, такие же, как и он сам.

— А я-то что? Пацан еще, все интересно: как стреляют, как мины взрываются…

Но вот то, первое отступление, казалось бы, непобедимой Красной Армии потрясло Алешу. Он стал ненавидеть врага. Так яростно, что хотелось стрелять, убивать, сделать хоть что-то по-настоящему значимое, а не только ходить с донесениями. И он даже нарушил приказ, который категорически запрещал связным вступать в бой.

— Товарищ мне говорит: «Вот я четырех фашистов убил. А ты?» — такие вот разговоры между делом велись на войне…

Алеша Чмырь не остался в долгу. По собственной инициативе сделал засаду у железной дороги, где немецкие разведчики часто шастали, и выследил-таки одного. Выстрелил. Попал. На его счету уже был один убитый враг. Забрал у того документы и первый в жизни трофей — штык. С этого убитого немца началась в его жизни настоящая война.

Молодой связной хорошо усвоил один из главных приказов того времени, который для него формулировался просто: живым или мертвым, но ты должен вытянуть начальника штаба из пекла, даже перед самым носом у немцев. И вот во время очередной мясорубки он понял — пришла пора этот приказ выполнять.

— Противник в 50 метрах, огонь везде, пулеметные очереди пронизывают воздух, все в едком дыму, ничего не видно. Как-то отыскал командира. Он лежал, двигаться не мог, обе ноги перебиты. Я понял — не донесу… Но что делать? Взял ремень, привязал его к спине и пополз… Главное было — успеть в овражек дотянуть, а там все ледяной коркой покрыто, тяжело, скользко…

Дотащил. Потом наши подтянулись, увезли начальника штаба в госпиталь.

— Выжил он или нет, не знаю, но я сделал все, что мог…

Связной Чмырь стал опытным бойцом. И лез на рожон, все ему хотелось мстить немцам…

После Донбасса Алексей Чмырь попал в Ставропольский край, в пехотное училище. Тогда под Ростовом обстановка очень осложнилась, но подготовка офицеров шла своим ходом. Ребята сдали экзамены, переоделись в шикарные мундиры… А через день их пришлось снять и снова примерить обычную полевую форму.

— Училище закрыли, а из нас сформировали курсантский стрелковый полк, вооружили, доукомплектовали. И отправили в бой… — нехотя вспоминает Алексей Михайлович. — Бомбежки были такие, что части тел молодых ребят на деверья забрасывало.

Это было начало той самой, вошедшей в историю Сталинградской битвы: 7 июля 1942 года вчерашние курсанты стояли насмерть в 74 км от Сталинграда.

— У немцев танков было много, они мощно наступали. А мы что? В руках только винтовки да гранаты. Часть роты сразу в плен попала, мы немного отступили, прикрывали отход основной части. Тут вижу — 2 танка прямо навстречу, молотят по нам, за спиной от обстрела дым столбом, пули, как дождь… Я винтовку отбросил, упал на землю, притворился мертвым… Открываю глаза, когда тише стало. Танк развернулся и уехал обратно…

И еще один эпизод тех дней врезался Алексею Михайловичу в память. Как однажды он возвращался после вылазки и увидел — слава Богу, подкрепление подошло, наш танк стоит. Глянул на него, да и пошел со спокойной душой за водой к речке. А остальные курсанты ринулись навстречу с радостными криками… И тут донеслась пулеметная очередь.

— Враг хитрым был. Этот танк — трофейный, фашисты зашли с тыла. Только ребятки к ним подбежали, они их в упор и расстреляли…

Что тогда в голове произошло у нашего собеседника, он до сих пор объяснить не может.

— Решил, подобью этот танк. У наших, убитых ребят, собрал 10 гранат. Связал их армейским ремнем, подполз почти вплотную к этому танку. В окоп залез, не дурной же, и дразнюсь, каской размахиваю. Стреляйте, что же вы? Только они меня заметили, развернулись, я и запустил в них связку гранат… Взрыв, дым… — больше Чмырь ничего не помнил, только то, что в окопе дышать нечем, надо бы наружу, на свежий воздух. Контузия…

Алексея, лежащего в беспамятстве, нашли свои. Забрали в землянку, откачали, оклемался.

Бои были страшными. Из 3,5 тысяч человек в части Чмыря осталось всего 600. Под Сталинградом его первый раз ранили. В ногу. Несколько дней Алексей Михайлович провел во фронтовом госпитале: — Только двое нас там лежало. Кушать нечего, тяжело…

Потом Алексей Чмырь воевал в составе лыжного батальона под Тверью. И прошел всю многомесячную мясорубку Курской дуги. Там его приняли в партию.

— Собрались все члены партбюро, и прямо в окопе мне вручили партбилет, — с гордостью говорит он.

Выжил он и после второго, страшного ранения, когда рука отнималась, и началось заражение крови.

Великая Отечественная для него закончилась под Витебском. После очередной контузии он целый день пролежал в беспамятстве на мокром снегу. Наши даже подумали, что он умер. Забрали документы, партбилет. И только один солдатик обратил внимание на едва слышное дыхание. Отнесли в дом. Там откачали, налили сто грамм водки и стакан горячего чая. К утру стало легче…

— Проснулся, а все шутят, что, мол, рано похоронили? На войне вообще без шутки нельзя. Солдаты шутят и гибнут, шутят и гибнут… — говорит Алексей Михайлович, а в глазах стоят слезы.

Из Белоруссии его отправили в Томское артиллерийское училище, где он и встретил День Победы.

— У нас в столовой висела карта, и в мои обязанности входило отмечать флажками, куда продвинулись советские войска. Однажды днем прихожу я туда, чтобы сводки послушать и флажки передвинуть… И слышу из радиоприемника: «Победа! Победа!»

65 лет прошло с тех пор, но и сейчас ветеран, вспоминая то мгновение, плачет, не стесняясь слез.

— Все выскочили на улицу, кто в чем был, обнимаются, целуются. Нас даже на 2 дня в увольнительную отпустили…

Но на этом Вторая мировая война для Алексея Михайловича Чмыря на закончилась. 8 августа 1945 года он уже воевал в Китае с фашистской Японией. Там заболел тифом, японцы, говорит, заразили. И совсем умирал солдат, когда слабым голосом попросил командира: «Принеси мне яблоко». Тот принес: 2 яблока, ящик печенья и консервы.

— И как съел я то яблоко, так и на поправку пошел, — улыбается.

Весь китель Алексея Чмыря в орденах. Не все даже помещаются, часть в кармане лежит, в пакете. Хотя, говорит, неохотно его на войне награждали. Даже удивлялся иногда, почему все время только представляют, а до дела никак не доходит. Потом уже узнал из неофициальных источников, что был негласный приказ тормозить награждение тех бойцов, чья семья была в оккупации…

После войны Алексей Михайлович остался в армии, честно прослужил 23,5 года. После демобилизации еще 30 с лишним лет проработал при Государственной летной академии Украины — и рабочим аэродромной службы, и на КПП…

Сейчас 88-летний ветеран живет один. Глаза подвели, но в целом бодрится. А воспоминания о войне — самые яркие в жизни, и он благодарит редакцию «УЦ» за внимание к людям, которые приближали Победу, как могли…