«Случайных людей среди нашего зрителя нет»

За более чем два с половиной десятка лет существования ВИА «Лейся, песня» пропустил через свою творческую мастерскую, почитай, весь цвет российской сцены. В нем «засветился» композитор Вячеслав Добрынин, из этой же лаборатории вышел и «батька-комбат» группы «Любэ» Николай Расторгуев, Яак Йоала, Александр Кальянов и многие другие. Но даже те, кто не помнит эту группу, знают наизусть почти все их шлягеры — «Прощай», «Обручальное кольцо», «Невезучий», считают их народными. А оценки выше этой не бывает.

Недавно обновленный состав одного из самых популярных коллективов Советского Союза 70-х выступил в Кировограде. В разговоре с солистом группы Игорем Агафоновым выяснилось, что не в первый раз:

— Последний раз в Кировограде мы были еще в советские времена. Сегодня приехали вот час назад, до этого были в Кременчуге, Полтаве, Беларуси. Успели только заехать в гостиницу, привести себя в порядок… У нас, кстати, есть такая практика — до выступления посмотреть город, узнать его, почувствовать, чтобы нормально вести диалог с публикой, а не «чес» какой-то говорить. Первое впечатление — город стал громадный, прямо какая-то глыба. И очень понравилась ваша филармония — зал очень уютный, мягкий, аура здесь замечательная. Когда мы сюда ехали, наш украинский продюсер (он же, кстати, работает и с Виктором Павликом) нам рассказывал, что кировоградская публика — одна из самых благодарных в Украине. Поэтому трепет, волнение перед выступлением присутствуют. Ведь наша работа — это не только работа, это увлечение, это жизнь, какими бы громкими ни показались мои слова.

— «Лейся, песня» пользовалась большой популярностью в 70-х. В 1981 году она распалась. Почему рискнули возродить группу под тем же брендом?

— Все это было очень тяжело. Коллектив был организован в 1974 году, я в «Лейся, песня» попал, когда мне и 18 лет еще не было, четыре года спустя. Нашим художественным руководителем тогда был небезызвестный вам Михаил Шуфутинский. Тогда он был для нас просто Миша, это сейчас уже при встрече мы обращаемся к нему «Михаил Захарович». В общем, в 1979 году Миша уехал за границу, после этого группа просуществовала где-то год и как-то незаметно распалась.

Так как мы работали от Кемеровской филармонии, в 1986 году была попытка снова всех собрать, выходили, по-моему, даже какие-то наши диски, но из этого ничего не получилось. Я тогда работал и у Анжелики Варум, и у Наташи Королевой, у Игоря Николаева. А в 1995 году начал выступать один — времена тогда в стране были сложные, надо же было на что-то существовать, иногда даже копеек на метро не было. Я выходил на концертные площадки, под гитару пел свои песни. И какой бы мизер за это ни получал, не мог без сцены, все равно пробивало на творчество. Да и кушать хотелось… В общем, стал «сам себе режиссер», всем себя предлагал, хотя было и очень сложно, поверьте. Все-таки эту функцию, я считаю, должен выполнять администратор, директор или продюсер.

Все тогда мне говорили: «Да кто такой Игорь Агафонов? Никто. И денег мы тебе не дадим». Когда начинал рассказывать, где я работал, они воодушевлялись, им становилось интересно. Я спел одну песню из репертуара «Лейся, песня», другую — и вижу: народу это нравится, они соскучились, им стало не хватать именно той, старой песни, в которой есть замечательные мелодии, стихи. И я стал все больше и больше вводить песен из нашего репертуара. Через пару лет у меня уже появились деньги, и я мог позволить себе набрать в группу людей. Позвонил ребятам, которые стояли у истоков ВИА «Лейся, песня», но практически все они почему-то отказались. Через наш коллектив прошло более 100 человек, это и Коля Расторгуев, и Валера Кипелов (хотя сейчас он и открещивается от «Лейся, песня», потому что позиционирует себя как рок-музыкант и боится потерять из-за этого свою аудиторию), Саша Кальянов — это шансовик, и Вадим Байков. Рискнули возродить группу только человек пять, с которыми мы сейчас и работаем. Сначала раз в полгода концерт проводили, потом на два вышли, а потом смотрю — и «Самоцветы» полезли, одна «Синяя птица», другая «Синяя птица», «Песняры» одни, вторые, третьи… Так и началась наша вторая популярность.

Сейчас у нас плотный гастрольный график, в Украине тоже часто бываем. Честно скажу, вы принимаете нас даже лучше, чем в России. Кстати, нас даже в Западной Украине приняли очень душевно. Хотя еще в Москве меня предупреждали: «Ребята, куда вы едете, там всех расстреляют!» Мы даже немножко волновались. И абсолютно зря. Все — добрые, замечательные люди. И в Украине приятнее выступать. Именно выступать, а не работать. А в Москве жизнь напряженней, идешь по улице — у всех в глазах только баксы…

— Сейчас стало популярным делать на старые песни ремиксы. Когда это касается вашего репертуара, это раздражает? Или, наоборот, приносит вам дополнительные дивиденды?

— Абсолютно не раздражает. Только деньги и популярность здесь ни при чем. Просто у каждого времени есть свои песни. Но ремиксы тоже нужны. Они позволяют молодежи не забывать наши песни. Пусть переделывают, если им это нравится, ради Бога… Есть удачные варианты, есть слабенькие. Мне интересно их слушать. У нас в квартире три телевизора, и они работают с утра до ночи — я смотрю все музыкальные передачи. Три года назад я сам создал группу «Женсовет». Взял трех девчонок, и мы записали с ними старые песни «Ты мне не снишься», «Синий иней», чуть переделав их под современность. Когда мы выезжаем на совместные гастроли, они всегда работают первое отделение. Понятно, что «Лейся, песня» — это хорошо, но пройдет лет 10, и надо думать о будущем.

— Наши родители с теплом вспоминают старые, добрые времена, с удовольствием слушают «Ретро-ФМ». А вас часто «пробивает» на ностальгию?

— Вы знаете, не только мои ровесники сейчас приходят на наши концерты. В зале бывает много молодежи. И когда после концертов они подходят за автографами, я удивляюсь: дети-то откуда наши песни знают? Но, видимо, знают. И это здорово! А за временами моей молодости я не скучаю. Я вообще не приверженец ностальгии, мемуаров. Тогда было хорошо, а сейчас другое время — и хорошо по-своему. И если бы была машина времени, я бы в нее не сел. Мне очень комфортно и в XXI веке. Господи, как вспомню, как раньше было тяжело, на себе приходилось таскать аппаратуру…

— И сколько тогда артист получал за один концерт?

— Между прочим, такого слова, как «гонорар», вообще не было. У нас была ставка — 7 рублей 50 копеек. Поэтому приходилось идти на «чесы» — за 45 дней давать 100 концертов. Умножьте — получится сумма за полтора месяца. Правда, с меня тогда еще за бездетность высчитывали.

— Советская эстрада отличалась от нынешней тем, что в то время люди с плохими вокальными данными на пушечный выстрел к сцене не подпускались. Прежде чем артист выходил на сцену, он должен был пройти гигантское количество творческих комиссий, худсоветов, где часто сидели далеко не профаны в области музыки.

— Я считаю, что самый лучший худсовет — это народ. Если тебя даже самый жесткий цензор пропустит, а народу ты не нужен — грош тебе цена. Вы думаете, этим самым худсоветам тогда не платили и не заносили? Вместе с артистом все занесенное съедалось и выпивалось — и на сцену выходили те, кому надо.

— В вашем голосе звучит обида. Что, были проблемы с худсоветом?

— Да! Сейчас мне стыдно признаться, но все, что нам позже принесло популярность, тогда мы исполнять не хотели. Мы хотели петь рок, джаз-рок — а такая музыка считалась антисоветской, и нам запрещали ее играть. Но комсомольские гимны петь тоже не хотелось. Сейчас время все расставило по своим местам, я эти песни переживаю по-новому. Они были написаны великими людьми — в частности, Леонидом Дербеневым. Он тогда, как сейчас модно говорить, «раскручивал» ныне известных исполнителей, например, Филиппа Киркорова. Не стало Дербенева — не стало настоящих песен. Я не хочу обидеть того же Илью Резника или еще кого-то, но эти авторы помимо творчества занимаются бизнесом…

— Действительно, сейчас большая редкость — содержательный текст и приятная мелодия. Если не секрет, хорошие авторы теперь дорого стоят?

— Можно за якобы «шлягер» отдать и 10 тысяч долларов. Вот Макс Фадеев, например, за песню 35 тысяч берет, но не факт, что ее примет зритель. Вот вы сказали «текст»… Отдают деньги именно за «текст», а не за «стихи». Чем отличались те же Резник, Дербенев, Танич? Они стихи писали, а сейчас что — два прихлопа, три притопа, «ты беременна, это временно». Чушь! Да, я согласен, сплошную лирику тоже нельзя давать, люди приходят на концерт отдохнуть, повеселиться, и полтора часа грузить народ медленными песнями — это неправильно…

— Если только веселиться, тогда надо идти на Сердючку…

— Сердючка стоит того, чтобы за нее платили деньги. Андрюша — молодец, талантливейший человек: что ни песня — то хит. Не знаю, как у вас, в Украине, а в России из каждого ларька, из каждого дома он слышен. Некоторые наши композиторы, Юра Лоза, например, кричит, что он таких песен десяток ежедневно может писать… Так возьми и напиши! Что у тебя есть, кроме «Маленького плота»? Да, каждый день шлягеры не пишутся, но Данилко берет ритмом, под его песни можно отдыхать… Мне вообще интересно смотреть, чем сейчас живет украинская эстрада.

— И чем же?

— Буквально перед Новым годом у вас произошел какой-то музыкальный скачок. Еще осенью в Украине была какая-то своеобразная эстрада, непонятная. У вас замечательные музыкальные корни, такую мелодику надо нести в народ. А если не национальное, то тогда уже «евро».

— В радиоротациях, на музыкальных каналах группу «Лейся, песня» не часто услышишь. Может, продюсеры ваши недорабатывают?

— А у нас нет продюсера. Мы сами себе продюсеры. Продюсер — это человек, который дает денег на раскрутку. А чего нас раскручивать? Мы в шоу-бизнесе уже столько лет. Что, «Прощай, со всех вокзалов поезда…» люди не знают? Знают. На телевидении мы действительно редко появляемся, у нас таких денег нет. Например, показ песни на Первом канале России стоит порядка 15-20 тысяч долларов. На «Муз-ТВ» одна ротация — 500-600 долларов, но ты должен в день заказать, как минимум, 4 ротации. И сразу же отдать деньги минимум за 100 эфиров. Это же бешеные суммы! Да и желания особого нет. Можно было бы, конечно, закричать: «Спонсоры, откликнитесь!», но мы их не зовем. А насчет радио вы не совсем правы — звучат наши песни, на «Авторадио», например.

— Какими качествами, на ваш взгляд, должны сейчас обладать начинающие музыканты, чтобы добиться популярности?

— В первую, очередь у них должно быть желание! Даже если человек не обладает с рождения хорошими слухом и голосом, всему этому можно научиться. Есть масса примеров, возьмите Сережу Пенкина. Я знаю, что он аж 12 раз поступал в Гнесинское училище и петь тогда вообще не умел. А сейчас его называют «серебряным голосом России». Я тоже заканчивал Гнесинку, правда, чуть раньше. И когда я увидел его на 5-м курсе, то обалдел — он так запел! Что значит желание: человек работал дворником, в ресторане и одновременно работал над собой. И, когда он достиг определенного уровня популярности, его стали называть талантом. Лариса Долина тоже очень тяжело начинала. И посмотрите сейчас — она звезда мирового масштаба.

— Но у нее есть большая редкость для современного шоу-бизнеса — голос…

— Голос можно поставить и сделать, поверьте мне.

— Но помимо работы над голосом многое зависит еще и от качества фонограммы, умения и таланта звукорежиссера…

— Вот все утверждают, что при записи можно улучшить голос. Это досужие домыслы. Ничего там особенного не выправишь. Можно подтянуть что-то, замаскировать, но голос получается пластмассовым. Юля Началова как-то рассказывала, что лет 10 назад она выступала на зарубежном конкурсе, там же пела и Кристина Агилера. И наша Юля тогда заняла более высокое место, чем она. Но, видите, как все получилось. Агилера — звезда, а Юля… Хорошая певица, но один брак не сложился, потом второй раз вышла замуж…

— То есть, по-вашему, личная жизнь сильно влияет на творчество исполнителя?

— Очень. Мне вот 47 лет, и только 5 лет назад я первый раз женился, дочке сейчас два годика. Раньше я занимался одним творчеством и думал, что счастлив. Но сейчас понимаю — семья очень много значит. Вот все говорят: хорошо артистам, они ездят по городам, их везде поклонники встречают, людей много окружает. На самом деле все не так. Вот мы с вами встретились, поговорили — и все, разошлись. Никаких отношений. Концерт, поужинали — и дальше ехать… Хотя свою жену я так же встретил, на гастролях.

— Это была романтическая встреча?

— Нет, это было под Воркутой (смеется). Ирина сама из Брянска, закончила педагогический институт и по направлению уехала под Воркуту. В общем, мы ночью приехали в какую-то сельскую гостиницу — оттуда два дня на оленях до цивилизации добираться… Ира случайно оказалась в той же гостинице. Мы два часа пообщались и разъехались. Обменялись телефонами, потом полгода перезванивались, эсэмэсились. А потом поженились. Она приехала ко мне, мы пошли и скромно расписались. У нас разница в возрасте 10 лет, Ира тоже до этого не была замужем, так жизнь сложилась. Она 11 лет на Севере в глуши отработала, учила детей русскому языку и литературе… Так что теперь меня муштрует, чтобы я правильно говорил.

— У вас действительно очень правильная речь. Наверное, только классиков читаете?

— Дома у нас большая библиотека — жена собрала, но, к стыду своему, я читаю очень редко, потому что нет времени. Периодику просматриваю, новости читаю, особенно те, которые касаются шоу-бизнеса.

— Какая часть зала должна быть заполнена, чтобы вы начали свой концерт? Есть ли подобные требования в райдере группы «Лейся, песня»?

— Мы работаем, когда в зале и 50, и 100 человек. У нас нет четкого гонорара за один концерт: сколько людей придет — столько мы и заработаем. Качество исполнения от этого не пострадает. Люди ведь не виноваты, что зал оказался полупустым. Тот, кто захотел, — пришел, вот с ними мы и проводим замечательно время. Случайных людей среди нашего зрителя нет.

Я понимаю, бывают заказные мероприятия — «нефть» там гуляет или «газ». Сейчас, кстати, часто на корпоративы приглашают ретро-исполнителей. Вот там можно запросить определенную цену. Потому что денег, честно говоря, тоже хочется. Без денег мы уже пожили. Вот там мы объявляем другие гонорары, и довольно-таки высокие — 5-7 тысяч долларов, бывает, и 10. Но в то же время мы не отказываемся и от благотворительных концертов. К афганцам вот недавно ездили. Задача ведь не стоит в том, чтобы срубить побольше денег. Задача другая — выходить на сцену, ради чего мы, собственно, и живем. Ради чего-то я сорок лет бился? Ходил без копейки, жил с родителями в двухкомнатной квартире, в проходной комнате до сорока лет. В подушку плакался. Шучу…

Я считаю, отношение к зрителю определяется отношением к самому себе — артист ты или не артист. Зачем ты работаешь? Ради денег? Или выходишь на сцену, чтобы собой полюбоваться? Ты работаешь ради людей, чтобы получить с ними контакт, взаимодействие с залом. Особенно ты ощущаешь счастье, когда после концерта к тебе подходят люди. Вот в этом пик кайфа. Мы не строим из себя звезд, как некоторые, — афиши везде расклеены, а у певца плохое настроение, и он решает не выходить на сцену. У меня на этот счет есть поговорка — звезд много, а артистов нет.