Поводом для визита в кировоградский психоневрологический интернат стала информация о том, что здесь уже два года живут несколько переселенцев с Донбасса. Мы и раньше бывали в подобных учреждениях, поэтому ехали в интернат заведомо с тяжелым сердцем. Каково это — лишиться всего и начинать новую жизнь, когда тебе за семьдесят, да еще и в таком не подходящем для этого месте, как дом престарелых?
Но мои собеседники — Мария Никитична Гармозна, Лариса Федоровна и Геннадий Алексеевич Михеевы — оказались людьми очень позитивными. Да и сам психоневрологический интернат — это совсем не юдоль печали, не жуткое место, где в ужасных условиях доживают последние дни выжившие из ума старики. Войдя на территорию интерната, видишь картину почти идиллическую: посередине двора работает фонтан, вокруг группками сидят бабушки, и рядом с ними тусуются толстые, холеные, довольные своим местом в жизни коты.
— Сколько раз просил: не кормите котов на территории, — весело возмущается директор интерната Александр Карпович Коваленко. — Ну выйдите за забор — и кормите. К нам же сюда коты со всей Кущевки есть ходят. Во двор выйти невозможно — на кота наступишь.
И все улыбаются — и директор, и бабушки, и женщина, подметающая дорожки. Потому что утро, солнце, журчит вода в фонтане, и пахнет скошенной травой.
Конечно, есть здесь и лежачие пациенты, и люди с психическими заболеваниями, которые выросли в специнтернатах, а потом попали сюда — на всю оставшуюся жизнь. И все это совсем не так мило, как улыбчивые бабушки с котами. Но как-то сразу понимаешь: голодных, брошенных умирать стариков и запертых в карцерах за непослушание психически больных людей здесь нет.
Город в городе
Психоневрологический интернат — это практически отдельный город со своей инфраструктурой, собственной небольшой фермой, огородом, полями, швейной мастерской, пекарней и т. п. Сегодня здесь 235 пациентов (хотя директор говорит, что интернат может принять и больше) и всего 160 человек персонала. Интернат частично финансируется из бюджета, а частично — за средства пациентов: 75% пенсий живущих здесь людей идет на содержание, а 25% они получают на руки. Этих средств интернату хватает не только на питание, одежду и т. п., но и на ремонты. Сейчас вот только закончили ремонт семейного корпуса.
— Иногда приходят старики парами, — объясняет директор. — А иногда и тут знакомятся, женятся. Недавно вот дедушка пришел. Говорит: жениться хочу, познакомьте меня с бабушками. Познакомили. Понравилась ему наша бабушка, женился, забрал ее к себе, в частный дом. Привозит через три месяца назад: «Так она у вас ленивая!» Он хозяйку себе хотел, чтобы она и готовила ему, и на огороде работала. А она уже тут привыкла делать только то, что хочется, пожила с ним чуть-чуть и скомандовала: «Вези назад!» Он ее теперь здесь навещает. А у нас тут они если женятся, то только для того, чтобы жить друг для друга, бытовых проблем никаких нет.
Александр Карпович говорит, что, оказавшись здесь, пожилые люди часто чувствуют себя лучше, чем даже в родном доме. Для многих из них это первый отпуск в жизни, первая возможность отдохнуть, ничего не делать. Но не только поэтому:
— У нас сейчас бабушка есть лежачая после инсульта. Она в «Ацинусе» лечилась, потом в госпитале — никаких результатов, родных не узнает, речь не восстанавливается. А у нас полежала и стала узнавать родственников, говорить, улыбаться. Я не врач, не знаю, почему так получается. Но, может, именно потому, что у нас нет уколов, процедур, только уход и покой. Она лежит себе спокойно, санитарки ей окна откроют, чтобы был чистый воздух, выкупают ее, переоденут, накормят, на улицу иногда вывезут — и больше не трогают. Мы не спешим никуда, не торопимся. И мы не первый раз наблюдаем такие улучшения. У нас вот сейчас полковник лежит, тоже после инсульта, он надеется, что сможет вернуться домой, в свою квартиру. Он просто сиделку нанять себе не может — это очень дорого, а помощь ему нужна круглосуточно. И мы тоже видим, как буквально на глазах человек восстанавливается.
Вообще многие пациенты (или постояльцы?) приходят сюда пожить временно. Особенно часто все те же вездесущие бабушки.
— Она приходит к нам, потому что устала: дом, двор, хозяйство, — говорит директор. — Отдохнет пару недель, и смотрю: уже с палочкой идет на огород или цветы сажает. Ну не могут они просто так сидеть, не привыкли. Ей нужно, чтобы она целый день была занята. Отдохнет несколько месяцев и домой собирается.
Кстати, огород в интернате далеко не номинальный. Интернат сам себя полностью обеспечивает овощами. А если остается, делятся с другими. В этом году, например, уродило много редиски — раздали десяти интернатам области по 200 кг! Спрашиваем у Александра Карповича:
— Сколько у вас в день выделяется на питание?
— 36 гривен.
Я мысленно сравниваю эту сумму с 5 гривнями в больницах. Но Александр Карпович по-своему истолковывает паузу:
— Питание у нас прекрасное! Нам просто дешевле обходится, потому что у нас и мясо свое есть (36 свиней и 20 баранов), и овощи свои, ячмень, кукуруза, пекарня своя. Так намного дешевле получается. Смотрите: если покупать халаты теплые, то минимум 400 грн за халат, а мы купили ткань и в нашей мастерской сшили. Вышло 150 гривен за халат, и все бабушки у меня зимой в теплых халатах.
В финансовой помощи интернат особенно не нуждается. Разве что директор говорит, что хотел бы не просто ремонтировать, а постепенно перестраивать корпуса:
— У нас же все по советским стандартам: туалет на крыло. А мне хотелось бы, чтобы санузел был в каждой комнате, особенно там, где лежачие больные.
А вот внимание местным жителям очень дорого. Директор рассказывает, что Александр Шамардин уже формально не является депутатом этого округа. Но обязательно приезжает на Пасху, на 9 Мая, потому что знает: здесь его ждут.
Меня в интернате подкупило еще одно. Уверена: сами сотрудники этого не замечают. В административном крыле чистенько, но очень уж бедненько, ремонт, очевидно, еще советский. А вот комнаты постояльцев, по крайней мере, те, в которых мы побывали, напоминают гостиничные номера. Да, тоже советские и не слишком дорогие, но вполне приличные.
Свет ее улыбки
Мария Никитична Гармозна приехала из поселка Опытное Ясиноватского района. Ей скоро семьдесят пять, ее сын умер несколько лет назад, родных у нее нет, и возвращаться ей, по большому счету, некуда.
— Хоть бы только посмотреть еще раз на родной дом, — говорит она, утирая слезы. — Хоть бы увидеть. У меня там никого не осталось, даже позвонить некому, все уехали. Я в новостях три или четыре раза свой поселок видела. Показывают мельком, все разрушено, но чувство все равно такое, как будто родного человека встретил.
3 августа 2014 года во дворе у Марии Никитичны разорвался снаряд, осколок попал ей в ногу.
— Знаете: снаряд ведь разрывается вообще без звука. Звук потом. В абсолютной тишине вдруг земля вся вверх поднимается. А потом смотрю вниз: у меня из ноги что-то торчит, и пошевелить ногой не могу.
Мария Никитична до сих пор с трудом передвигается. 4 февраля 2015 года она смогла выехать с Донбасса и добралась до Киева. Там ее встретили волонтеры, предложили дом в селе. Но из-за проблем с ногой она отказалась, побоялась, что, оказавшись одна в селе, вообще сляжет. А на дом престарелых согласилась, правда, сначала считала, что это временно, пока на ноги не встанет.
Но, пожив тут какое-то время, Мария Никитична обратилась к администрации с просьбой разрешить ей сделать ремонт в комнате, поставить пластиковое окно, купить мебель с тем, что эта комната до конца жизни останется за ней.
— Я ведь там целый год пенсию не получала, — объясняет она. — А тут всю получила. И куда мне эти деньги девать? Тут теперь мой дом, и хочется, чтобы все было по-домашнему.
Директор, конечно, разрешил, санитарки помогли поклеить обои и т. п. Мария Никитична удивляется, что большинство ее соседей так не делают:
— Приятно ведь, когда все, как дома. Тем более кировоградцы могли бы что-то свое принести, домашнее. Это у меня все новое, уже тут купленное, я ведь с собой только документы смогла взять, больше ничего…
Рассказывая все это, Мария Никитична не перестает улыбаться. И улыбка у нее чудесная, освещающая все лицо. Улыбка счастливого человека.
Михеевы
Лариса Федоровна живет здесь вместе с шестидесятилетним сыном Геннадием Алексеевичем. В 2013 году с Геннадием Алексеевичем случилась беда. Во время обеда в кафе он плохо себя почувствовал, вышел на улицу подышать воздухом, потерял сознание и очень неудачно упал — лбом на угол бетонной ступеньки. Оказалось, что сначала у него был инсульт, а потом еще и перелом костей черепа. Луганские нейрохирурги спасли Геннадию Алексеевичу жизнь, но предупредили: рассчитывать на быстрое и полное восстановление не стоит.
Сейчас Геннадий Алексеевич ходит с палочкой, речь и умственные функции тоже восстановились, разве что с памятью пока проблемы, и во время разговора он вдруг замолкает — не может подобрать нужное слово. Но, когда семья бежала из Луганска, все было гораздо хуже. Как удалось этой маленькой женщине, которой уже за восемьдесят, выехать из охваченного войной города и вывезти сына?
— А что делать было? — говорит Лариса Федоровна. — Нужно было бежать. Знаете, что сепаратисты там делают? Заезжают в середину жилого массива, ставят пушку свою и стреляют несколько раз в сторону аэропорта. Потом сворачиваются буквально за минуту, и нет их. А когда оттуда начинают отвечать, то у них картинка получается: украинские военные бомбят мирное население… Я накануне отъезда в мозги вступила. В человеческие мозги. Началась бомбежка, несколько человек упали сразу. Я вышла потом из укрытия и чувствую: нога скользит, смотрю вниз, а это…
У нас воды не было. И люди, у которых машины, ездили всем за водой, а мы им бутылки давали и бензин оплачивали. И вот я стою в очереди, жду свою воду, а женщина передо мной рассказывает кому-то, что вывозит людей в Россию. Я — к ней. Говорю: в Россию я не хочу, мне домой, в Украину, нужно. Она говорит, что в Украину вывезти намного сложнее, она сама ищет, кто ее маленького сына довезет к бабушке в Харьков. Пообещала, что если найдет, то и нас отправит вместе с сыном. Через пару дней приходит: «Машина внизу, у вас пятнадцать минут». Я успела взять только историю болезни, эпикризы Геннадия и медикаменты, больше ничего не брала. Свела Геннадия вниз, и сразу поехали.
Михеевы приехали в Кировоград не случайно. Лариса Федоровна когда-то здесь жила. Она выросла в Днепропетровской области, в молодости по распределению уехала в Сибирь, там вышла замуж. Геннадий Алексеевич родился на Чукотке, а когда семья решила вернуться в Украину, брат позвал Ларису Федоровну в Кировоград. Он был геологом, и здесь как раз начинались разработка шахты и строительство поселка Горного. Лариса Федоровна была в числе первых поселенцев на Горном, жила в вагончике, потом получила комнату в бараке, работала кладовщицей в шахте — выдавала взрывчатку. Потом стала распространять театральные билеты и нашла свое призвание. Стала администратором, потом — главным администратором кировоградского драматического театра. Возила театр на гастроли по всему СССР, принимала в Кировограде Наталью Ужвий и Екатерину Фурцеву. Только жила все так же в бараке на поселке Горном, ждала, что город даст ей квартиру. Администраторский талант Ларисы Михеевой заметили коллеги из Луганска и сразу к должности предложили квартиру в центре города — заходи и живи. Михеевы переехали. Но Геннадий Алексеевич всю жизнь поддерживал отношения с бывшим одноклассником, другом детства Александром.
— Саша позвал нас в Кировоград, приютил, — говорит Лариса Федоровна. — Но его собственная дочь с детьми тоже попала на оккупированную территорию. Когда она смогла выехать, то приехала, конечно, к папе. Нас там очень много стало. Я — старая, Геннадий — больной, дети малые. Я связалась с волонтерами, они дали мне телефон Александра Карповича. Я сразу не хотела, конечно, в дом престарелых. Думаю, может, временно, чтобы Сашу не стеснять больше. Мы приехали посмотреть да уже и остались, хорошо тут…
Лариса Федоровна мечтает сходить в обновленный кировоградский театр. А еще она попросила меня напечатать ей фотографии. И настояла, чтобы я рассмотрела единственную висящую на стене фотографию Геннадия Алексеевича, сделанную уже тут, во дворе интерната. Сотни, тысячи фотографий с Чукотки и со строительства поселка Горного, с театральных гастролей и спектаклей — фотографическую историю всей своей жизни Лариса Федоровна оставила в Луганске. Она не надеется еще когда-то увидеть эти дорогие ее сердцу фото, но очень хочет успеть создать новую историю, новый семейный альбом.
Ольга Степанова, «УЦ».