Месяц: Февраль 2011

Кто может подсчитать, сколько людей за все годы своего существования отправила Кировоградщина в другие города и страны, дав им хороший старт? Никто. Даже вычислить, сколько наших земляков обретается в одном Киеве, не представляется возможным. А их там много, и, слава Богу, большинство из них не забывает своих корней. Кировоградская «диаспора» в украинской столице большая, своеобразная и неравнодушная. Телом эти люди в Киеве, но частью души — в Кировограде, Бобринце, Александровке, Новоукраинке…

Кировоградское землячество в Киеве было создано еще в середине девяностых. У истоков его стоял Владимир Иванович Желиба, многолетний глава Кировоградского облисполкома, затем народный депутат и посол Украины в Белоруссии. Разные люди в разное время возглавляли это объединение наших в столице. Сказать, что жизнь внутри и вокруг этого официально оформленного землячества била ключом, — было бы неправдой. Так, что-то пытались делать с переменными успехами. К тому же и сама «Большая земля», представленная кировоградскими властями, особой заинтересованности в работе землячества не проявляла. То ли дело кировоградские депутаты в Верховной Раде!

Николай Леонтьевич Степаненко, до последнего времени возглавлявший землячество, говорит, что неоднократно пытался в Кировограде встретиться с предыдущими губернаторами — Зейналовым, Чернышом, и.о. губернатора Ревенко, но ни один из них не нашел времени для такой встречи… Не чувствуя обратной связи, и в самом Киеве мало кто «переймався» какой-то работой. Да что говорить, когда поднялся вопрос отчета о деятельности землячества, о контрольно-ревизионной комиссии, оказалось, что и ревизовать-то нечего — по счетам не проходило ни копейки. В лучшие дни в землячестве состояло около трехсот членов.

Похоже, нынче ситуация кардинально меняется. Большую заинтересованность в том, чтобы возобновить серьезную работу кировоградского землячества в Киеве, проявило нынешнее руководство области. И в субботу, 12 февраля, в конференц-зале представительного отеля «Русь» состоялось собрание землячества, призванное задать новый тон и поднять уровень его работы.

О том, что все это не для галочки, говорил тот факт, что на собрание в Киев отправилась вся верхушка области — глава облгосадминистрации Сергей Ларин и и.о. его первого заместителя Андрей Николаенко, председатель областного совета Николай Ковальчук и его первый зам Александр Шаталов, глава Совета старейшин области Николай Сухомлин и многие другие.

Собралось человек сто пятьдесят. Много было людей гуманитарной сферы, которых исправно «производит» наша земля. Владимир Мостовой, основатель авторитетнейшей газеты «Зеркало недели», Лидия Забилястая, солистка Национальной оперы Украины, писатели, журналисты. Вел мероприятие Леонид Тупчиенко, профессор Национального авиационного университета, заслуженный журналист Украины, многолетний чуть ли не самый инициативный «земляк». Но, увы, не было никого из Киево-Могилянской академии, в которой кировоградцев также немало. Возможно, отсутствие Владимира Панченко и других вызвано политическими мотивами — все же инициатива воссоздать по-новому землячество имеет в их глазах некоторый «региональный» оттенок? (В смысле партийности областного руководства.) Не знаем. Также не было никого из народных депутатов, представляющих область…

Было немало руководителей разного ранга. Тот же Владимир Желиба, Александр Тарасенко, в прошлом народный депутат и глава Национального агентства по вопросам банкротства, многолетний руководитель АПК Кировоградщины Василий Клюй, ныне профессор Национального аграрного университета, многолетний руководитель кировоградской медицины Владимир Бондаренко и т.д.

Неожиданно много было киевских кировоградцев другого поколения — резидент «Комеди Клаб» Антон Лирник, певица Галина, Людмила Лозовая, когда-то наша телеведущая, а сегодня успешный киевский организатор мероприятий.

Не обошел вниманием это дело и бизнес — вице-президент могущественного зернотрейдера «Каргилл» Иван Мирошниченко, Николай Лавренко, первый вице-президент компании «ВС Энерджи Интернейшнл Украина» и другие. Говорили много. В основном о том, что не сделано. Ну и о том, что надо делать. Сначала Сергей Ларин рассказал, чем сегодня область живет, всем так интересно было, заметно, что досконально за происходящим на родине не многие следят.

Ну и что же может сделать Кировоградское землячество в Киеве? Для себя и для Кировоградщины? Разное. Вот газету даже издавать собрались, раз в месяц или два, о там, как у них и как у нас (где «у них», где «у нас» — каждый сам для себя решает). Культурных мероприятий не хватает — от выставок кировоградских мастеров и концертов до издания книг. Тут, кстати, ценен опыт Александровского землячества. Есть и такое, работать отдельно от остального кировоградского «загалу» не хочет, но так получается, что выходцы из Александровки самые патриотичные из всех переехавших. И книги о родном крае помогают издавать, и своих в столице лоббируют как только можно, и многое другое делают. Надо перенимать опыт!

Неудивительно, что среди собравшихся было ну очень много выходцев из милиции. В свое время покойный министр МВД Юрий Кравченко больше других помогал землячеству всем, чем только можно. Ну и своих тянул наверх. Выступал Степан Дьяченко, глава партии «Справедливая Украина» и глава старейшин общественной организации «Мы украинцы», тоже генерал-лейтенант. И сразу от слов перешел к делу. У него есть офис недалеко от Майдана, предложил его для работы землячества.

Владимир Мостовой, легендарный журналист, родом из Перегоновки, предложил провести у нас фестиваль борща, он имеет личный патент на такое мероприятие, и у него есть свой котел на 5 тысяч литров. Вероятно, будет…

Обязательно будет создан сайт, как площадка для общения кировоградцев всех стран. Главным, конечно, было избрание нового руководства землячества. Видно, что состав правления и самого голову подбирали в Кировограде. Сергей Ларин и не скрывал, что много ожидает от землячества, не в плане особого какого-то лоббирования, а больше для работы на позитивный имидж Кировоградщины, на то, чтобы ее больше знали.

Без возражений главой Кировоградского землячества в Киеве избрали Николая Мездрина, директора Департамента капитального строительства и инвестиционной политики Государственной службы автомобильных дорог Украины. Николай Геннадиевич пообещал, что не только дороги в области будут становиться лучше. И все другое тоже. «У меня в Кировограде четверо детей и шесть внуков. Так что я кровно заинтересован, чтобы жить в Кировограде становилось лучше», — сказал Мездрин. Аргумент, однако…

Избрано представительское правление Кировоградского землячества. В нем, кстати, сразу можно создавать фракцию правоохранителей, потому что в него вошли два бывших руководителя нашей милиции Александр Миленин и Станислав Никитенко, Татьяна Подашевская, первая в Украине женщина-генерал, когда-то у нас пресс-службу УМВД возглавляла. А также в прошлом замминистра и ректор Киевского института внутренних дел Николай Ануфриев.

Культуру представляют Лилия Забилястая и Михаил Поплавский, который прийти не смог, но участвовать в работе хочет. Вошли в состав правления упомянутые выше Мирошниченко, Лавренко, Тупчиенко, Дьяченко, Степаненко, Тарасенко, Клюй, известный поэт Николай Славинский. Почетным председателем, конечно же, остается Владимир Желиба, который, кстати, порекомендовал всем членам землячества выписывать нашу «Украину-Центр», чтобы знать, чем живет родной край.

Ну и чтобы связь Кировограда и Киева укрепить, введены в правление также наши начальник управления внутренней политики обладминистрации Валентина Вишневская и первый зам председателя облсовета Александр Шаталов.

Итак, землячеству дали рестарт. Теперь ждем от него каких-то действий. Губернатор Сергей Ларин сказал, что область берется создать условия для его работы — офис, оргтехника, пара постоянных работников. Собирается землячество также возобновить и наладить контакты с Кировоградским землячеством Москвы. В планах — перенять опыт Черниговского землячества, оно крупнейшее и самое сильное из подобных, объединяет около 4 тысяч человек, работает очень активно и заметно.

Уважаемые киевские земляки, читающие эти строки! Присоединяйтесь к землячеству! Не забывайте свое, родное, и кировоградская земля вас тоже не забудет.

Разговоры о транспортной революции в Кировограде длятся уже почти два года — с того времени, когда нынешний первый вице-мэр, а тогда руководитель крупнейшего предприятия-перевозчика Василий Дзядух впервые озвучил планы реорганизации пассажирских перевозок в областном центре. С момента же, когда в его руках оказались и полномочия, и возможности, прошло несколько месяцев. Но за это время город только приблизился к транспортному коллапсу.

Чтобы не показаться голословными, прибегнем к простому приему: сравним озвученные в разное время Василием Дзядухом намерения с ситуацией, которую сейчас имеем на самом деле.

«Организационные работы по созданию единой схемы движения со стабильным интервалом для общественного транспорта большой вместимости идут полным ходом. Как сообщил Василий Дзядух, к разработке графика движения автобусов и троллейбусов привлечены лучшие специалисты автобусного парка и “ЕТК” (…) За основу берется маршрут автобуса №150 Жадова-Лелековка, а синхронизироваться будет участок от остановки на Жадова до Лесопарковой, где заканчивается троллейбусная линия. По предварительным расчетам, на этом участке маршрута будут работать 17 автобусов “МАЗ” и 16 троллейбусов. При таком количестве транспорта временной интервал между убывшим с остановки и прибывающим на остановку автобусом/троллейбусом составит не более 5 минут. Каждый из автобусов и троллейбусов будет оборудован специальной системой спутниковой навигации (GPS), которая позволит, во-первых, соблюдать график движения, во-вторых, контролировать передвижение транспорта.

— Сейчас мы вместе с троллейбусным парком работаем над созданием независимой диспетчерской службы, которая будет постоянно, в режиме реального времени отслеживать через GPS движение транспорта по маршруту, — делится планами Василий Дзядух. — Это не прихоть, а необходимость. Для того, чтобы убедить жителей города в преимуществах общественного транспорта большей вместимости, мы собираемся гарантировать три момента. Во-первых — социальный тариф 1 грн., во-вторых — автобус или троллейбус обязательно будет, в-третьих — транспорт придет точно по графику». («УЦ», 18.06.2009.)

Как видим, «полный ход» длится уже полтора года. За это время число маршруток только увеличилось, а о графике и каком-либо контроле за спонтанным, практически броуновским их движением говорить тоже не приходится.

«Комплекс мероприятий по организации единого графика с четким интервалом также потребует реконструкции инфраструктуры остановок общественного транспорта. Все остановки будут оборудованы навесами от дождя и информационными световыми табло, с помощью которых пассажиры смогут получить полную информацию о графике движения по маршрутам, в частности — о том, когда подойдет следующий автобус.

График движения по объединенной автобусно-троллейбусной схеме — с шести утра до одиннадцати часов вечера, учитывая режим работы предприятий и учреждений города. Причем пятиминутный интервал будет выдерживаться стабильно в течение всего дня (в отличие от малогабаритных маршруток, которые активно работают в часы пик, когда много пассажиров, а днем и поздно вечером сходят с линии). По словам председателя правления ОАО “Автобусный парк 13527”, именно соблюдение установленного интервала станет абсолютным требованием к водителям автобусов. Кроме фиксированной ставки заработной платы, те водители, кто не нарушает график движения, будут получать существенную прибавку к жалованью в виде премии. Следить же за работой водителей будет система спутниковой навигации». (Там же.)

Что имеем в действительности? Разбитые и изуродованные граффити остановки, невозможность добраться из отдаленных районов города в центр, получасовые ожидания нужного номера маршрута. А вся информация, которую сегодня получают пассажиры, исходит исключительно от водителей. В основном — о самих пассажирах, и далеко не всегда корректная.

«По мнению Василия Дзядуха, ориентировочная дата начала работы общественного транспорта Кировограда по графику движения со стабильным интервалом — вторая декада июля текущего года» (напомним, публикация датирована июнем 2009-го. — Авт.). Здесь, что называется, без комментариев.

Вторая волна обещанной реформы «накатила» после выборов, когда новая власть снова заговорила о необходимости пересмотреть политику пассажирских перевозок в Кировограде. В принципе снова зазвучали прежние обещания: гарантировать, улучшить, реорганизовать, оптимизировать.

Однако в давно отполированной вокально-чиновничьей партии неожиданно зазвучали новые ноты — об увеличении тарифов на проезд… в маршрутках.

«Перевізники останнім часом порушують це питання, і ми повинні підійти до цього виважено, вивчивши всі нюанси і знайшовши урешті-решт компромісне рішення, — підкреслив Василь Дзядух. — Перевізники опинилися зараз дійсно у складній ситуації, адже, починаючи із грудня, почали стрімко дорожчати паливно-мастильні матеріали, збільшується мінімальна заробітна плата, зростає вартість енергоносіїв. Моя особиста думка — затягування процесу приведення тарифів у відповідність до собівартості послуг заганяє підприємства в глухий кут — вони не матимуть коштів на утримання у належному стані транспортного парку, я вже не кажу про його оновлення, закупівлю запчастин й таке інше, а від цього у першу чергу залежить безпека пасажирів. Урешті-решт на цих підприємствах теж працюють люди, яким треба утримувати свої сім’ї, чимось годувати своїх дітей. Водночас при перегляді тарифів у першу чергу слід переконатися в їх економічній обгрунтованості. Крім того, перевізники мають дотримуватися ряду вимог стосовно якості послуг — це і дотримання графіків руху, особливо у вечірній та нічний час, і додержання законодавства про перевезення пільгових категорій населення, і так далі. Є у транспортників проблеми і з кадрами. На жаль, є серед водіїв і неврівноважені, і неввічливі люди, які можуть собі дозволити нахамити пасажирові, що неприпустимо.

У будь-якому випадку, — підкреслив Василь Дзядух, — коли мова зайде про підвищення тарифів на проїзд, процес цей проходитиме відкрито й прозоро, із активним залученням до обговорення громадськості». («Вечерняя газета», 4 февраля 2011г.)

А вот это, что называется, уже вновь открывшиеся обстоятельства. Создается впечатление, что левая властная рука не ведает о том, что делает правая. С одной стороны, мэрия продолжает настаивать на необходимости реорганизации-оптимизации, увеличении числа автобусов большой вместимости за счет сокращения числа маршруток, техническом апгрейде системы перевозок и транспортной инфраструктуры. С другой — заранее соглашается с необходимостью сделать проезд для кировоградцев дороже …не требуя от маршрутчиков ничего взамен. Согласитесь, пожелания насчет «водители должны», «пассажиры имеют право на качественные услуги» и т.д. выглядят скорее доброжелательными рекомендациями, нежели жесткими условиями. А фактическое «добро» на подорожание услуг перевозчиков — прямой стимуляцией явления, которое сама же власть собирается искоренить. Ведь вместо того, чтобы постепенно вытеснить хаос маршрутного хлама на окраины города, где, согласитесь, транспорта сегодня катастрофически не хватает, в мэрии хотят подсобить маршрутчикам сделать их бизнес более рентабельным. А значит, число маршруток на центральных улицах города, т.е. на самых популярных и наполняемых маршрутах, только увеличится. И попробуйте после такой «манны» уговорить владельца маршрута уступить лакомый центр тем же габаритным автобусам… Кстати, не считая сообщений о почти свершившемся факте повышения стоимости проезда, причем с конкретными цифрами, о каких-либо общественных слушаниях по этому поводу вам что-то известно?!

Надо ли понимать, что данный маршрут (простите за каламбур), избранный городской властью на самом деле, четко прописан и очерчен? В отличие от «принципиально новых схем» с прибамбасами в виде GPRS-навигации, диспетчерской службы и прочих революционных преобразований, которые маячат во всё отдаляющемся светлом транспортном будущем даже не в виде пунктира…

В течение прошлого года «УЦ» неоднократно поднимала тему бедственного положения работников сельскохозяйственного предприятия «Петровское плюс», в котором они очутились не без «помощи» руководителей предприятия. Агрофирма обанкротилась, работники «Петровского плюс» давно не видели ни зарплаты, ни арендной платы за земельные паи, а тем временем его руководители, как ни в чем не бывало, продолжали набирать кредиты, все дальше и дальше вгоняя хозяйство в долговую яму. Наконец, ситуацией заинтересовалась Прокуратура Кировоградской области…

В двух словах напомним, о чем шла речь в предыдущих публикациях «УЦ». Сначала на руководителя фермерского хозяйства «Петровское плюс» пожаловались два частных предпринимателя из Александрии, которые никак не могли — даже после решения суда в их пользу — вернуть стоимость дизтоплива, выданного агрофирме в кредит (суммы задолженностей 500 тыс. и 680 тыс. гривен). Далее арбитражный управляющий предприятия-банкрота сообщал, что «Петровское плюс» каким-то образом умудрилось получить в кредит у госпредприятия «Государственный резервный посевной фонд Украины» МинАПК Украины кондиционный посевной материал стоимостью свыше одного миллиона гривен. Наконец, работники предприятия рассказали, что представители руководства фермерского хозяйства-банкрота списали с учета посевы озимой пшеницы площадью 305,8 га (в итоге 633 тонны зерна «ушло» в неизвестном направлении, хотя, если бы оно осталось в хозяйстве, после реализации урожая можно было бы погасить задолженность перед сотрудниками по зарплате). По последнему случаю Прокуратура Петровского района еще летом 2009 года возбудила уголовное дело, однако, по сути, этой формальностью эффективность расследования и ограничилась…

На прошлой неделе Прокуратура Кировоградской области провела проверку работы своих коллег из Петровского района, параллельно исследовав скандальные моменты, связанные с ООО «Петровское плюс». С предварительными результатами проверки «УЦ» ознакомил первый заместитель прокурора области Сергей Жолонко.

— Сергей Филиппович, вам удалось установить, как предприятие-банкрот умудрилось получить миллионный кредит (посевным материалом) в государственном фонде?

— В первую очередь мы отталкиваемся от факта — он есть. И по данному факту прокуратурой области возбуждено уголовное дело (по обвинениям в незаконном завладении имуществом государственного предприятия, сопряженном со злоупотреблением служебным положением, подделкой, мошенничеством с финансовыми ресурсами, превышением служебных полномочий должностными лицами. — Авт.)

Как правоохранители, мы можем констатировать следующее: определенный человек, используя свои коррупционные связи, пробил бреши в бюрократических коридорах и, не имея практически никаких оснований к получению материальных ценностей, получает в кредит посевной материал. Согласно законодательству, предприятие, находящееся в процедуре банкротства, не имеет права осуществлять хозяйственную деятельность. Здесь все наоборот. Руководитель предприятия-банкрота продолжает подписывать документы, заключает договора, а в данном случае — выписывает ничем не обеспеченный вексель на миллион гривен. Как он добился получения кредита? Другого пути в нашей стране, к сожалению, нет. Любые такие действия обусловлены только коррупционными связями. Руководитель предприятия был в состоянии решать подобные «вопросы». Мы начали проверять, куда делось зерно из «Государственного резервного семенного фонда Украины». Частично, а возможно, даже львиная доля зерна была просто перепродана. Частично (это уже будет выяснять следователь) якобы была использована по назначению. Почему якобы? «Прозрачные» документы, показывающие, как был расходован посевной материал, отсутствуют. Видимо, этот человек распорядился зерном так, как ему было выгодно.

— Второй интересный вопрос: будет ли дана оценка действиям должностных лиц резервного посевного фонда, фактически содействовавшим получению крупной партии зерна предприятием-банкротом?

— Я думаю, этот вопрос станет предметом расследования отдельного уголовного дела. Поверьте, для областной прокуратуры эта тема очень интересна. По нашим данным, должностные лица посевного фонда, подписывавшие документы на получение зерна предприятием-банкротом, по сей день находятся на государственной службе. Некоторые фамилии хорошо известны на Кировоградщине. Эти люди сейчас работают в Киеве, но прослеживаются их связи с Кировоградской областью. На сегодня дана оценка факту: незаконно получено и незаконно использовано зерно из государственного резервного посевного фонда. Дальше, в рамках расследования уголовного дела, мы будем квалифицировать действия чиновников фонда.

Что касается деятельности правоохранительных органов Петровского района, в том числе непосредственно прокурора Петровского района, органов местного самоуправления, районной государственной исполнительной службы, прокурором области было принято решение провести проверку. Мы взялись за большой объем работы. Сами пришли в райгосадминистрацию, райсовет, другие контролирующие органы, чтобы разобраться, насколько местная прокуратура следит за состоянием законности в районе. Проверка сегодня только закончена, итоги еще не подведены, но у нас уже есть масса вопросов, в том числе к прокурору района…

Кроме этого, по словам Сергея Жолонко, областная прокуратура забрала из милицейского ОБЭПа все материалы, касающиеся «списания» 633 тонн пшеницы 6-го класса, посеянных на полях «Петровского плюс». Теперь обстоятельства манипуляций с зерном будут расследоваться следователями прокуратуры области. По мнению Сергея Жолонко, результаты разбирательства выльются в еще одно уголовное дело.

Итак Прокуратура Кировоградской области возбудила уголовное дело по факту незаконного завладения имуществом ГП «Государственный резервный семенной фонд». Между тем в сообщении пресс-службы прокуратуры области, распространенном в СМИ на минувшей неделе, указывается, что «противоправные действия служебных лиц одного из обществ с ограниченной ответственностью нанесли государству ущерб на сумму свыше 1 млн грн.». Сопоставив факты, можно предположить, что речь идет об ООО «Петровское плюс». Далее, прокуратура в своем сообщении обращает внимание — не называя фамилий, — что «служебное лицо», фигурирующее в «кредитно-посевном» деле, занимает должность первого заместителя председателя райгосадминистрации. Установлено, что этот госслужащий по-прежнему является одним из учредителей общества с ограниченной ответственностью, чем нарушает статью 120 Конституции Украины и статью 12 Закона Украины «О местных государственных администрациях». Кроме того, этот чиновник ранее уже был осужден за уклонение от уплаты налогов. В отношении него возбуждалось уголовное дело по факту служебной халатности при хранении техники, предоставляемой в лизинг, в результате чего государству был причинен ущерб в сумме 394 тыс. грн.

Как человек с таким послужным списком попал на госслужбу — вопрос риторический. Тем не менее, Прокуратура Кировоградской области составила представление об увольнении этого чиновника с занимаемой должности в РГА.

По словам Сергея Жолонко, ситуация с первым замом районной администрации уже доведена до сведения губернатора Кировоградщины. По всей видимости, представление на увольнение с госслужбы из района перейдет в облгосадминистрацию, а дальше — в Киев, где и примут окончательное решение…

15 января бывшая советская республика, а ныне – независимая держава Украина обратилась к 22-й годовщине вывода ограниченного контингента советских войск из Афганистана. Для кировоградца Александра Мостовщика в нынешнем году этот день стал особенным – благодаря нардепу-«афганцу» Игорю Шарову инвалид 1-й группы получил новый автомобиль — Daewoo Lanos.

18-летний александрийский паренек оказался в Афганистане в 1986-м, после учебки в Литве. Два подготовленных там взвода остались в Союзе, два — в составе войск быстрого реагирования (ВДВ и разведка) — были отправлены в Афганистан, в Кабул и Баграм.

На войну Александр Мостовщик попал, уже имея гражданскую профессию: по окончании александрийского сельхозтехникума он получил специальность ветфельдшера.

Еще до переброски в Афган их, отдельный медицинский батальон, готовили прежде всего к необходимости оказания первой медпомощи, в том числе и в условиях боя: снять болевой шок, наложить жгут, обезболить…

Кроме того, «мы должны были в три-четыре раза превосходить своих ровесников по силе, выносливости, выдержке. Бывало, берешь раненого на себя, а он еще тяжелее тебя. Но он нуждается в помощи, причем не только медицинской. Поэтому и анекдоты приходилось рассказывать, и байки всякие. Вспоминал при этом и Маресьева: “Мы с тобой, браток, еще станцуем!”

Иногда под огнем невозможно было поднять голову. Приходилось добираться к раненым ползком, проваливаясь в сыпучий песок. Санинструктор тогда был Богом, Аллахом, последней надеждой раненого. Хотя, бывало, смотришь ему в глаза и понимаешь — безнадежен, особенно если ранение в живот. Однако нужно не показать вида, поддержать, ободрить…»

День 27 июня 1986-го сержант Мостовщик запомнил навсегда. «Мы получили приказ выступить в район Саланга и прочесать местность на наличие банд. Десантировались и захватили важные объекты. Но, по-видимому, сработала вражеская разведка — найденные костры, залитые водой, были еще теплыми, а “духи” ушли. Мы поднялись на сопку, устроились на ночлег. В первую же ночь нас обстреляли — снарядами, выжигающими все вокруг фосфором в радиусе восемнадцати метров. Если фосфор попадает на тело, он прожигает его насквозь… Минут через сорок бой утих, и мы спустились в кишлак. Восемь наших ребят было ранено. Утром, разбившись на боевые тройки, мы начали прочесывать район. Наша тройка обнаружила “духовский” склад с боеприпасами. Начали выкладывать их на землю, чтобы сфотографировать для рапорта об их обнаружении и уничтожении. Мы даже не догадывались, что находимся как раз на минном поле, — тогда мины уже были с пластиковыми корпусами, оставляющими нечувствительными миноискатели. Стоящий рядом парень, которому я как раз намеревался передать снаряд, наступил на мину… Взрыв. Когда я открыл глаза, в моих очках не оказалось стекол. Спустя почти двадцать лет я до сих пор не могу проходить через “рамку” — тело и сейчас под завязку напичкано осколками… Я видел, как кричит этот парень, но крика не слышал… На “автомате”, собрав с лица пригоршню крови, я начал оказывать ему помощь: наложил жгут, обезболил и потащил к своим. Успел сделать всего два шага. Взрыв. Мне оторвало ногу. Парня я не оставил. Увидев нас, ребята бросились навстречу. Ротный крикнул: “Стоять!”, но его никто не послушал…» К своим Александр Мостовщик, которому к тому времени не исполнилось и двадцати лет, вышел буквально на коленях.

«Потом мать этого парня говорила: “У меня был один сын, а стало двое”. Мне вкололи два кубика наркоты. Очень хотелось пить. Нога держалась только на одном сухожилии. Врач сказал: “Терпи!” — и перерезал его штык-ножом…»

…А дальше был путь домой, где у него родились две дочери… Инвалид 1-й группы, с 1996-го по 1998 год он по линии Инваспорта занимался метанием копья и диска, толканием ядра, дважды становился чемпионом Украины. Затем создал в Кировограде команду по сидячему волейболу, которая неоднократно приближалась к призовым местам на всеукраинских соревнованиях. До Паралимпийских игр в Атланте оставались считанные дни — не успели с оформлением загранпаспорта… В итоге из Инваспорта Александр Мостовщик ушел. Но по-прежнему в строю – оптимист и жизнелюб, он неизменно находится в первых рядах боевых побратимов. И в особые моменты совсем по-маресьевски танцует…

P.S. В этот же день, 15 февраля, глава Кировоградской ОГА Сергей Ларин вручил ключи от новой «Таврии» ещё одному «афганцу» – майору в отставке Георгию Шевченко.

В прошлом номере «УЦ» мы закончили публикацию воспоминаний солдата Великой Отечественной войны Леонида Лисицына, имеющих непосредственное отношение к освобождению Кировоградщины от немецко-фашистских оккупантов. Но расставаться с героем «Окопной правды» нам всем очень не хотелось. К тому же его воспоминания вызвали большой резонанс у наших читателей — они интересовались послевоенной судьбой Леонида Лисицына, историей появления его воспоминаний…

Редакция связалась с Павлом Леонидовичем Лисицыным и получила ответы на свои вопросы. Публикуем их практически без правки. Кто прочел все пять публикаций «Окопной правды» («УЦ» №№2-6), легко поймет, о чем идет речь. Итак, слово Лисицыным — сначала отцу, а потом сыну.

Предисловие к книге

Ничто так быстро в нашей жизни не проходит, как время. Оно без устали отсчитывает года, стирает из памяти впечатления от серых будней и суеты нашей быстротечной жизни. Я стал вести эти записи в долгие зимние ночи 1945-1946 годов, когда регулярно через сутки заступал в наряд по караулу бригады, то помощником начальника караула, то начальником караула. Излишне говорить, что во время боёв во имя соблюдения военной тайны никому из солдат не разрешалось вести записи, вести дневники и фотографировать. Но в то время я ещё отчетливо помнил все события, дни и часы войны, все полевые дороги и тропинки, бесконечные дали степей и цепи гор — всё, что привелось увидеть на западе и на востоке. В 1947 году я законспектировал официальный доклад «Боевой путь нашей части», откуда взял цифры трофеев и сверил хронологию событий.

Так у меня и лежали две небольшие тетрадки до 1967 года, когда в длительных командировках в город Кривой Рог я решил опять войти в ту военную пору и развернуть записи более подробно. Я писал в день по десять тысяч слов, и снова память развертывала день за днём всё пережитое мной на войне. Отчётливо вспоминалось каждое мгновение, сплошным потоком передо мной проходили лица, события, бесконечные марши, кровавые бои. И вдруг я понял — нельзя забыть всё пережитое, но и нельзя войти в него — так же, как горный поток, оно собьёт с ног и измочалит о камни теснин — пережитых событий в годы войны.

Борьба шла ожесточенная, нельзя было пересидеть в кустах, обстановка заставляла принимать решения на свой страх и риск. Не было времени для пустых рассуждений, да и в голову они не приходили, ведь большинству из нас было 17-18 лет. Выполнить свой долг солдата — сражаться до последнего дыхания, сражаться до Победы — было основным движущим мотивом моего поколения.

Как это было со мной, я и рассказываю в этой книге: «Дорогой солдата». Моим детям, Павлику и Кате, посвящается. Москва. Самиздат. 1977г. Лисицын Леонид Николаевич.

(В 1977 году я дома на пишущей машинке перепечатал воспоминания моего отца из рукописных тетрадей и переплёл — прим. Павла Лисицына).

После войны

О том, как мой отец вернулся домой из Порт-Артура после демобилизации, лучше всего написала его младшая сестра, моя тётя, Юлия Николаевна:

«А теперь воспоминания о твоём папе. Я хочу рассказать тебе о его возвращении домой. Он мечтал и писал, что вернется в 46-м, отслужит год на востоке и приедет. Но не тут-то было. Приехал он в сентябре 1950 г. Мы его восемь лет не видели. Ушел в 17 лет, вернулся в 25. За спиной 8 лет армии. Он не сообщил, что едет. Мы ничего не знали. Сразу он домой не пошел, а зашел в соседний дом. Там жила Анна Владимировна. Лёня побоялся явиться как снег на голову, вдруг маме плохо станет. Анна Владимировна зовет маму, мы вышли в сад. А.В. говорит маме: “Варвара Николаевна, как вы поживаете? Лёня-то вам пишет?” — “Да давно письма не было”.

— “А вы знаете, он приехал”.

— “Как приехал, куда приехал?”

— “Он здесь”.

И в это время из-за угла террасы выходит Лёня. Во всём солдатском — гимнастёрка, сапоги, галифе. Длинный, похудевший. Что тут было! Слёзы, радость! Голова пошла кругом. Вечерело, садилось солнце. Пришёл папа с работы. Всё повторилось. Лёня был растерян — 25 лет, специальности нет. Он рассказал, что в дороге разговорился с одним человеком, который сказал, что есть двухгодичные курсы следователей (Лёня со школьных лет мечтал о юридическом институте) “Я, — говорит, — думаю поступить на эти курсы, буду работать и учиться на вечернем отделении юридического института”.

Отец у нас с Лёней был замечательный. Мало того, что он был любящий отец, он был умный, эрудированный, хорошо разбирался в вопросах права, прекрасно знал историю, особенно русскую. И к тому же обладал ярким юмором и был прекрасный рассказчик. Будучи горным инженером, он объездил страну вдоль и поперёк, и рассказать было о чём. Выслушал он Лёню и говорит: “Не твоя, сынок, вина, что ты вовремя не смог учиться. Пока я жив, ты будешь учиться в нормальном дневном ВУЗе!”

Но ведь стоял сентябрь, и приём уже был прекращен, начались занятия. Вопрос можно было решить только через министерство высшего образования. Лёня познакомился с двумя ребятами, которые были в таком же положении. Добились приёма у замминистра. Им предложили три института: Институт цветных металлов и золота, Институт стали и сплавов, МГРИ — Московский геолого-разведочный институт. Лёня выбрал этот институт, факультет “Техника разведки”. Был издан приказ: “Зачислить и допустить к занятиям с условием, что в течение месяца должны быть сданы приёмные экзамены”. Хорошо сказать “сдать экзамены”. А как это сделать, если за 8 лет (да каких лет!) всё позабыто. Конечно, нужен репетитор по математике и физике. Мама идёт к учительнице, у которой Лёня когда-то учился, — Ида Исаевна Стерлигова. Она соглашается подготовить по двум предметам. От оплаты отказалась. “Я, говорит, Лёне помогу от всей души!” Экзамены Лёня сдал успешно.

Теперь ещё одна веселая, приятная история, связанная с возвращением Лёни. В году 1946-47 от Лёни вдруг приходит почтовый перевод — 2500 рублей. Это по тем временам было немало. Он пишет, что им полагались небольшие солдатские деньги и наградные. Их вовремя не выдавали, и вот они скопились и выданы в одной сумме. “Мне, пишет, они не нужны, а вам пригодятся.” Но мама рассудила не так. Она сказала: “Эти деньги трогать нельзя. Когда Лёня вернется, ему надо будет всё покупать”. Так оно и было. В 1950-м году я была уже студентка 5-го курса — взрослая, и мне поручили одеть Лёню. И мы поехали с ним по универмагам. Какие это были весёлые и приятные поездки! И мы купили всё — костюм, рубашки, галстуки, бельё, обувь, портфель, и т.д., и т.п. Лёня стал цивильным…»

От себя я могу добавить, что так же, как и мой дед, которого я не знал (он умер в 1956 году от рака, а отец — в 1986 году, и тоже от рака), мой отец стал первоклассным специалистом в своей области, имел авторские свидетельства на изобретения и написал множество научных трудов.

Почему я взял на себя труд выложить воспоминания моего отца в Интернет — для меня они служат источником невероятной силы и уверенности в завтрашнем дне, и мне важно было поделиться этим источником силы духа со всеми. Как бы ни было трудно, надо верить в победу и идти до конца! И тогда ни одна пуля не коснется и ни один снаряд не взорвётся в тебя. А мины будут падать кругом и не разрываться. Отец навсегда стал для меня примером стойкости, мужества и неустрашимости.

С уважением, Павел Лисицын.

Редакция «УЦ» выражает глубокую благодарность Павлу Леонидовичу Лисицыну и историку Василию Всеволодовичу Даценко, благодаря которым стала возможной публикация отрывков из книги Леонида Лисицына.

Наше интервью с Владимиром Ярыничем, много лет возглавлявшим областной онкологический диспансер, началось, как ни странно, с разговора о фотографии. На мою реплику о том, что Владимира Илларионовича, наверное, за всю жизнь фотокорреспонденты столько снимали (а в это время Павел Волошин как раз фотографировал его), что ему, наверное, уже надоело, он стал рассказывать, насколько важна фотография в медицине.

— Фотография — это серьезное дело. У нас есть такой альбом (я его завел в свое время, и сейчас он продолжается), где мы помещаем снимки больных, которые пришли к нам в запущенном состоянии, и какими они стали после лечения. У нас постоянно проводятся курсы для врачей из районов области, и врачам, медсестрам, акушеркам нужно показать, до чего мы, так сказать, «докатили» общество в плане нашей специфики. Они удивляются: да разве может такое быть? Да вот же оно! Не на словах, а на фото. Или какую-то операцию уникальную делаем — ее тоже нужно заснять, чтобы рассказать потом. Так что роль фотографии и видео сегодня чрезвычайно велика.

— Владимир Илларионович, недавно вы отметили весьма солидную дату…

— Поезд ушел (смеется)!

— … но, тем не менее, вы еще полны сил, а главное — желания и стремления работать. Скажите, пожалуйста, что такое 70 лет для практикующего хирурга? Это преклонный возраст, зрелость или что-то иное?

— А что это значит для человека? Когда-то великому Жванецкому задали подобный вопрос, ему как раз исполнилось 65 лет, и он ответил: «Раньше я думал, что 65 лет — это много, но теперь я так не думаю». Мы становимся более логичными, что ли. Даже если мудрости нет, то хотя бы логика присутствует. По крайней мере, на те же грабли стараемся не наступить. Как там у Пушкина в «Борисе Годунове»: «Учись, мой сын! Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни…»

Возраст — это, конечно, великое дело, но все равно в чем-то ты остаешься в прежнем состоянии. Когда сегодня ты думаешь, что край жизни уже близок, — ты уже покойник. Поэтому и стараешься думать, скажем так, о вечном.

А что касается хирургии, то сегодня думать только о себе как о хирурге мало приходится. Вот смотрите, вчера я оперировал — серьезная операция была, больше пяти часов длилась. Выхожу из операционной, смотрю, у окна стоит анестезиолог наш. Спрашиваю: «Устал, Иван Иванович?» А он отвечает: «Да чего устал? Это вы устали!» И я подумал, что раньше я после такой операции делал еще одну, а сейчас уже не могу. Конечно, если бы заставили обстоятельства, то смог бы, но делал бы это без удовольствия. Сегодня стараешься больше думать о том, что нужно готовить молодую поросль себе на смену. Сейчас появляются новые технологии, их нужно быстрее улавливать, внедрять, так как это нужно не столько для хирурга, сколько для больного человека. Надо развиваться, следить за всем новым, трудиться, идти вперед — вот в чем критерий работы хирурга, его ценность. Поэтому, когда мы готовим больного к операции, я тщательно проверяю с молодыми коллегами все моменты, все исследования, все ли сделано, что нужно. Вначале может показаться, что я их достаю такими вопросами, но потом, когда проходит время, они понимают, что каждый мой вопрос — это их учеба, а каждый их ответ — это формирование их же опыта. Поэтому вот это для меня сейчас является главным.

— А вот молодые врачи, которые к вам сейчас приходят, — каков их уровень подготовки?

— Помните, когда-то говорили молодым специалистам, пришедшим на работу: «Забудь все, чему тебя учили. Сейчас будем переучиваться». Вот и сейчас примерно так. Я-то давно закончил институт, и тогда действительно готовили более основательно. К счастью, сегодня сохранили правило, что не может быть заочных и вечерних мединститутов. Правда, с тем, что творится сейчас в образовании, может, и у нас что-то поменяют…

Вот в 90-е годы уже были у нас новшества — ликвидировать ведомственные больницы, 4-е управление, создать единое медицинское пространство… Ну а сейчас — почти то же самое. Богатый бедного никогда не поймет. Чиновники, от которых что-то зависит, все лечатся в Феофании, а Феофания — это стандарт, даже не стандарт, а старт лечения. И, если возникают какие-то серьезные проблемы, — они едут лечиться куда? За границу. Поэтому все эти их нынешние реформы — это так, для галочки, вроде бы мы что-то делаем, так как нельзя сегодня реформировать здравоохранение без серьезного, очень серьезного финансирования.

На моем веку уже было несколько реформирований. Ликвидировали участковые больницы, говорили, вот мы построим дорогу, и все будут ездить лечиться в районные больницы. Участковую больницу закрыли, дорогу не построили, и в район лечиться никто не ездит. Сегодня у нас в области районные больницы фактически развалены, за исключением некоторых. По одному хирургу в райбольнице работает. Что может один хирург? Да ничего!

Я начинал в 1965 году работать хирургом, и нас было двое. Но тогда все было по-другому. Честь какая-то была и понимание того, что ты врач…

— Владимир Илларионович, за почти 50 лет работы вы спасли, наверное, не одну тысячу жизней. Был ли у вас такой случай, когда, выйдя из операционной, вы сами себе сказали: «Я совершил чудо!»?

— Знаете, если говорить о хирургии, большой хирургии (а онкология — это большая хирургия), то здесь каждый день — чудо, и каждая операция — чудо. Не бывает стандартной операции, как не бывает и стандартного заболевания. Во время операции бывает масса отклонений от того, что написано в учебниках, и перед тобой во время операции стоит целый ряд задач, которые ты должен немедленно решить. Поэтому, я уверен, каждая операция, каждый больной уникальны.

Помните латинскую крылатую фразу Veni, vidi, vici — «Пришел, увидел, победил»? Так и работа хирурга — ты сам можешь оценить себя, смог ли ты победить болезнь, которую увидел. Также можно назвать уникальными и моменты, когда мы применяем какие-то новые методики во время операции и получаем положительный результат.

А вообще уникальность, чудо — это даже то, что мы каждое утро просыпаемся, что мы живем. И если ты живешь не просто как бурьян, а имеешь какую-то цель, стремишься к ней, достигаешь определенных результатов — это тоже чудо. Ну а настоящего хирурга, который выбрал эту специальность от души, не останавливают даже мизерные 1150 гривен зарплаты. Он идет и работает, и учится, и творит — и имеет уникальные результаты. Да в конечном итоге и сам человек по природе своей уникален. Так что вся наша жизнь — чудо!

Их привозят сюда взрослые. Они искренне любят своих воспитателей, заводят друзей и живут здесь «с диагнозом». Хотя некоторые так до конца и не могут осознать, почему в одночасье поменяли свой уютный дом, маму и папу на эти хоть и вполне обустроенные, но чужие комнаты. Для других же нехитрый, но полноценный быт и питание по нескольку раз в день кажутся верхом благополучия.

Сюда, в окрестности Старой Осоты (Александровский р-н), ведет узенькая ухабистая дорога. Куда ни глянь – всюду живописные места: причудливо изогнутое озеро, над которым стеной стоит пушистый сосновый бор, присыпанные снегом поляны, протоптанные тропинки, непривычно свежий воздух, остро бьющий в легкие. На возвышенности, словно на затерянном островке, виднеются добротные постройки. В окружении леса — маленький мирок, маленький город, в котором есть все для полноценной жизни детей. Садик, школа, клуб, игровые, спальни, библиотека, баня, свежепокрашенные деревянные беседки, между которых стоит на постаменте юный пионер с горном… Но это не старый добрый лагерь нашего пионерского детства, где большинство из нас когда-то охотно проводило казавшиеся бесконечными наполненные солнцем летние дни. Корреспонденты «УЦ» побывали в Староосотском областном детском противотуберкулезном санатории, где помногу месяцев живут более сотни детишек.

В нынешнем году санаторию исполняется 65 лет. Он открылся ещё в 1946-м, когда лечить от туберкулёза и потом ставить на ноги нужно было тысячи ребятишек из голодного и нищего военного детства. Лечение и профилактика туберкулёза до сих пор остаются основным профилем санатория. Правда, за последние годы число коек здесь сократилось более чем в два раза, до 110-ти, но, увы, все они заполнены практически постоянно. Главный врач Алла Гречкосий сразу уточняет: воспитанников (по её словам, пациентами ребятишек называть у них не принято) с так называемой открытой формой туберкулёза здесь не бывает, они проходят лечение в противотуберкулёзном диспансере. А уже потом ребят привозят в санаторий. Сюда же, в Старую Осоту (точнее, в Поселяновку, где географически расположен санаторий), направляют детей с позитивной пробой Манту, а также ребятишек, чьи родители больны туберкулёзом и проходят лечение на стационаре. Кстати, пока взрослые члены семьи не пройдут курс, малыши будут находиться здесь.

А живут ребята здесь, по детским меркам, целую вечность — от трех до девяти месяцев. Поэтому есть в санатории и детский сад, и школа-девятилетка. Самых маленьких, от 3 до 6 лет, здесь сейчас полтора десятка. Школьники же (самым старшим по 15 лет) учатся в младшей и старшей школах.

Школа в санатории – общее занятие: педагоги сами расписывают стены, вместе с ребятами украшают коридоры красочными стендами, детскими работами — аппликациями, рисунками. Кстати, стенд с грозным названием «Наши нарушители» на момент нашего приезда пустовал — надо понимать, возмутители спокойствия здесь — редкость. Отдельный предмет гордости — деревянная обшивка стен: «Байкеры прошлым летом к нам приезжали, помогли деньгами. Вот мы своими руками и сделали обивку», — с улыбкой рассказывает Алла Николаевна.

Классы уютные, парт по 5-7 в каждом. Ребятишки, по крайней мере при нас, особо не шалят, при появлении взрослых непременно встают, смотрят серьёзно и как-то выжидающе… Хотя в свободное от учебы время, само собой, далеко не прочь погонять друг за дружкой по просторным коридорам или устроить «кучу малу» в игровой. Учебные программы в здешней школе стандартные, правда, уроки здесь сокращенные, по 35 минут – ослабленные болезнью ребята устают быстрее, чем их сверстники. Поэтому не только малыши, но и подростки днем отдыхают: после окончания занятий в школе и обеда – обязательный дневной сон. После отдыха – примерно в полчетвертого пополудни – подъем, получение медикаментов, полчаса на полдник, дальше – прогулка и с 17 до 19 – самоподготовка в учебных классах. Потом – ужин, прогулка и в 21 – сон.

Внешне жизнь в санатории ничем не отличается от житья-бытья традиционного лагеря отдыха: концерты и дискотеки (для ребят постарше), летом — конечно же, походы. Восемь гектаров, принадлежащие санаторию, — вполне приличная территория для полноценного дневного маршрута. Правда, сетует Алла Гречкосий, очень не хватает хотя бы небольшого автобуса – пешие походы могут осилить далеко не все ребята, даже если уже через пару часов обратно самых уставших может забрать машина, которая привозит юным туристам обед. А вот съездить, скажем, в райцентр, показать ребятам местный музей — как раз возможности и нет.

Говоря о своих подопечных, Алла Гречкосий не скрывает улыбки, а её глаза загораются особенным, теплым светом: «Мы их всех очень любим, они такие хорошенькие! Бывает, из дома им специально приносим что-нибудь вкусненькое, угощаем… Деток жалко – все они хотят тепла, ласки…Особенно те, которые кочуют из диспансера в санаторий, оттуда – в интернат… Для них санаторий – настоящий дом, поэтому по возможности стараемся обустроить домашнюю обстановку. И день именинника проводим, и тортики им печем…Печенье, конфеты обязательно, подарки…»

И совсем по-другому, с горечью, о родителях. Ведь главным образом из-за их беспечности и небрежности обзаводятся ребята тяжелым диагнозом. И, увы, отныне предопределенной судьбой: «Бывает, пока ребенок в санатории, оба родителя (или кто-то один) умирают. Тогда мы сразу подаем документы в службу по делам несовершеннолетних, и, пока ребенок долечивается, документы на него (в интернат) уже готовы».

Родных в санаторий пускают без ограничений — за исключением наличия у них открытой формы того самого диагноза: «Конечно, ребята очень скучают по родителям, какими бы те ни были. Часто, завидев нас, подбегают — прижмутся, ждут ласки…» Алла Николаевна настаивает: если родители сами вовремя и качественно пролечатся, то малыши в санаторий уже не возвращаются, рецидивов не происходит. И особенно просит взрослых следить, не появились ли у их детей тревожные симптомы: вялость, слабость, круги под глазами, бледность, головные боли, усталость, снижение успеваемости в школе. Особое внимание – при выявлении позитивной пробы Манту. В этом случае Алла Гречкосий обязательно рекомендует привозить ребенка в санаторий. Тем более что путевки для таких малышей полностью бесплатные, санаторий за средства областного бюджета обеспечен и питанием, и медикаментами, хватает — по большому счету — и средств на остальные нужды. Есть и спонсоры, хотя таких, увы, сегодня немного.

С искренней благодарностью Алла Николаевна рассказывает о бессребренике из Новгородковского района, долгое время сохранявшем инкогнито: «Он опекал семью, в которой родители умерли и осталось пятеро детей. Привозил им сюда яблоки, апельсины – хватало всем. Потом, после санатория, детей он устроил в другую семью, причем согласился помогать опекунам, лишь бы те малышей не разлучали. Но и после этого он продолжает нас опекать. Помню, как-то зимой в помещениях было холодно, и он привез нам обогреватели… Однажды привезли к нам девочку, родных у неё не было, так он полностью обеспечил её одеждой…

Были у нас и спонсоры из Швеции. В прошлом году они всем ребятам купили сапоги – по размерам, отличного качества».

…Одно из самых пронзительных впечатлений — девчушка, увиденная нами, когда случайно мы заглянули в одну из стандартных комнат, где живут самые маленькие… Худенькой, почти прозрачной малышке на вид нет и четырёх, в огромных глазенках — неподдельный испуг и какая-то совсем не детская обреченность. Думая, что комната пока пустая, мы решили сделать здесь несколько фотографий. Несколько кроваток в ряд, застеленные цветными одеялами, тумбочки, дорожки…Мы даже не сразу заметили эту малютку. Она сидела, пригорюнившись, на краешке кровати — наедине со своей огромной детской бедой. А потом горько заплакала, закрыв лицо руками и отвернувшись к окну.

«Первый день здесь, за родными скучает», — объяснила сопровождавшая нас главврач. Как выяснилось, мама девочки именно сейчас лечится от туберкулёза, а малышку привезла сюда родная тетя — на профилактику. Правда, такую заботу о малышах родные проявляют далеко не всегда. Каждый третий здешний воспитанник — из неполной семьи, больше половины — из семей неблагополучных.

…Мальчишка, который с удовольствием позировал нашему фотокорреспонденту, обняв большого плюшевого медведя, – инвалид детства. Ему уже удалили 2/3 легких, он находится в санатории на реабилитации. Родители, не особо заботясь о здоровье малыша, болезнь запустили и довели до критического состояния. Формально он должен пробыть здесь не больше полугода, но воспитатели уже задумываются — куда ему потом? В ту же беспечную, хоть и родную, семью? Или уже в интернат? И даже пытаются найти возможность, вопреки всем правилам, оставить малыша под своим крылом — дома неминуемо пропадёт… Так, как пропала девочка-воспитанница из ромской семьи. Несколько месяцев она жила в санатории, а потом уехала домой на каникулы. Больше не вернулась. Говорят, пошла на речку и бросилась в воду. До сих пор эту девчушку здесь вспоминают с грустью в глазах…

Из школы переходим в библиотеку. А она здесь богатейшая! Один только стеллаж до потолка чего стОит! Говорят, ему лет 70, не меньше – сделанный из цельного дерева, сплошь уставленный старыми добрыми книгами – от Большой советской энциклопедии до всем знакомой серии детской мировой литературы. Спонсоры часто дарят и новые глянцевые издания в шикарных обложках… Всего в фонде этой библиотеки почти десять тысяч экземпляров книг и журналов – есть чем гордиться.

На первом этаже одного из корпусов – столовая. Только подходишь к зданию – и уже чувствуешь аппетитный запах домашних пирожков. Время обеда. Все маленькие обитатели санатория уже толпятся перед входом — ждут, когда можно вымыть руки и рассаживаться за столы. В день нашего приезда в меню санатория значились: мясная поджарка, картофельное пюре с подливой, консервированный помидор, хлеб с маслом, чай с мёдом — на завтрак; борщ на мясном бульоне, пирожки с картошкой, компот из сухофруктов, хлеб — обед; полдник — какао с молоком, печенье; пицца, винегрет, тефтели, молочно-манный суп, хлеб — на ужин. Дневная норма — 22 гривни в день на одного ребенка. При этом, повторимся, далеко не все ребята, попадающие сюда, в семьях могут рассчитывать на такую «роскошь». Здесь, в санатории, маленькие и юные воспитанники даже внешне похожи — то ли выражением глаз, то ли осознанием необходимости подчиняться заведенному здесь режиму, устоям и порядку. Определить, откуда, с каким изначальным «багажом» оказался здесь ребенок, можно разве что по одежде: кому-то сезонные обновки привозят заботливые родители, кого-то собирали всем детдомом, кому-то принесли одежку из дому сердобольные воспитательницы или медсестрички. Они-то знают: среди попадающих сюда ребятишек немало тех, над кем опекунство было оформлено только для получения материальной помощи. А потом малышей попросту «спихивают» в санаторий — якобы на профилактику…

Участь таких пасынков судьбы, как правило, изначально обречена на трагический исход. Как, например, двух братьев из Дагестана, которые прожили в санатории полтора года — их просто некуда было отпускать. Мать мальчишек погибла, отец проворовался, в тюрьме заболел туберкулёзом, вернулся на родину, в Махачкалу, и… Мальчишки остались круглыми сиротами. После выписки жизнь братьев не сложилась — один пошел по стопам отца и сейчас находится за решеткой, второй оказался в интернате и слывет, мягко говоря, трудным подростком…

Не менее трагично сложилась и судьба другой семьи — здесь туберкулёзом болела мать, а пятерых ребятишек привезли в санаторий. Периодически за ними приезжал отец, и как-то они прожили дома целый год — в школу при этом их не пускали. В конце концов мать умерла, а ребята оказались в детском доме…

Честно говоря, даже журналистское любопытство и профессиональный долг не позволили нам решиться и завести разговор с кем-либо из ребятишек. Пересилили элементарное человеческое сочувствие и, признаться, острое чувство вины. За безответственных или просто неосторожных взрослых, по вине которых дети попали сюда… Хотя заветную мечту одного из мальчишек нам всё же удалось узнать — он хочет стать фтизиатром. Правда, вряд ли парнишка уже сейчас формулирует свою цель именно так. Пока он просто хочет лечить детей от туберкулёза. И, может быть, уже добрым волшебником в белом халате когда-то снова вернется сюда…

От редакции «УЦ». Статья о родительском доме Ивана Охрименко, опубликованная в «УЦ» №3 от 19 января этого года, вызвала ряд положительных откликов. Кто-то поблагодарил за светлый материал, кто-то поразился глубине проведенного исследования, а кто-то решился сделать нечто подобное — записать известные факты о прошлом своей семьи и возведении дома, в котором выросло несколько поколений.

Несколько человек позвонили в редакцию и сообщили, что уже начали сбор материала об истории дома своих предков. Ждем ваших опусов. А в этот раз с удовольствием предлагаем вашему вниманию рассказ о доме, которому в этом году исполнится 100 лет. Автор и нынешняя хозяйка дома — главный редактор александровской газеты «Вперед» Нина Доля.

За зиму стіни хати обкисають, глина місцями повідпадає, аж деревину видно. Щоліта мажу хату. Роблю цілий заміс глини і спочатку закидаю дірки, а вже пізніше рівняю. Та яке то вирівнювання стін? Соромно, але ніяк у мене рівно не виходить, все якісь вибалки. Та мама тішить: «Нічого, аби глина трималась, аби хата не валилась». Знаю, чому вона так каже: сама вже не може мазати — руки страшенно болять, ноги підводять. Я й сама себе заспокоюю: як буде, аби чистенька хата стояла. Та в душі кішки шкребуть, не вмію я мазати так, як мама. В неї таких вибалків на стінах не було. А я як не стараюсь — не виходить. Чи то й справді така бездарна, а може, не було коли вчитися.

Після 8-го класу в науку подалася, батько страшенно хотів бачити мене вчителькою. І я йому на радість закінчила педагогічний інститут. Вчилася, то наче й не до мазання було. Мама здорова ще була, сама справлялася. А коли здоров’я почало підводити, задумали хату цеглою обкласти. Та вже не встигли. Поки гроші збирали — перебудова почалася. Пропали мамині заощадження на цеглу. Тепер за ті кілька тисяч, зібраних за вигодувані свині, бички, не купиш навіть коробки сірників. Я серджусь на державу, а мама якось спокійно: «Було б здоров’я, то й грошей мені не потрібно, я б і від пенсії відмовилась, якби ноги носили». Та здоров’я навіть за гроші не купиш.

Мажу і все-все передумаю. Дивно, хто б міг передбачити, що в оцій хаті, яка колись вміщала величезну сім’ю, залишиться одна моя мама. А хата ж велика, на дві половини. Збудував її мій дід по-батькові в далекому 1911 році. Діда я не пам’ятаю, а от покійна бабуся розповідала, що вмілі майстри з Красносілля склали хату за два тижні. Хата дерев’яна. Толоку робили всім селом. Так що місяців за два дід з сім’єю вже вселився в нову хату.

Та радість новосілля була недовгою — овдовів дід, залишившись з трьома дітьми у неповні сорок років. Куди було вдівцеві самому, тож незабаром посватав дід мою бабусю, теж вдову, але набагато молодшу, 24-річну, з трьохрічною донечкою. Незважаючи на те, що мали вони дітей кожен своїх, а потім ще й восьмеро спільних (четверо немовлят, правда, вмерли від хвороб), зажили вони душа в душу.

Дід був надзвичайно доброї душі людина, а робітник, якого ще треба пошукати. Він ніколи не ділив дітей на своїх і чужих. Усі були свої. І скільки я себе пам’ятаю, уже після смерті діда й бабусі, їхні сини і дочки ніколи й ніде не згадували, що вони зведені чи не рідні. Ще й досі живі дві дідові дочки і троє спільних дітей. Та всі вони мої рідні дядьки й тітки.

І тільки дякуючи моєму дідові вся велика сім’я вижила у голодний 1933-й рік. Розповідають, що з дідових плечей тоді не злазив мішок. По кілька разів на місяць він їздив у Дніпропетровськ та інші міста міняти бабині сукні, платки, придане дочок на харчі. А то й підробляв там, аби не втратити дітей у голодомор. Повертався з мішком висівок чи борошна, ішов пішки за кільканадцять кілометрів із залізничної станції додому, де чекали голодні діти.

Якось по весні уже ледве видибали двоє дідових дітей, мої дядько й тітка, до сусідського жита, що вже наливалося, до свого сил не вистачило дійти, та й зірвали кілька колосків. За столом у хаті длубали зернята. І саме тоді нагодилися в хату активісти, склали акт, звинувативши дідову сім’ю у розкраданні колективної власності. Посадили діда мого в тюрму. Шість місяців поневірявся дід далеко від сім’ї. Не знаю, яким чудом довелось йому врятуватись.

На цьому лихо в сім’ї не скінчилось. Незабаром всю сім’ю вигнали з хати за наполегливе несприйняття дідом колгоспів. Зробили діда куркулем і виселили з хати. Довелось поневірятись з дітьми по сусідських сараях і клунях. А саму хату забрали в колгосп і переобладнали під пекарню. У сьогоднішній чистій світлиці змурували дві великих печі. Пекли хліб доти, аж поки не спалили дах. Потім хату кинули напризволяще. Мокла вона все літо під дощами. Не знаю, як тоді не лопнуло з горя дідове серце, дивлячись на таку наругу над його хатою, всім обійстям, бо й клуню розвалили, сарай рознесли, корову забрали, пару волів, коні. Певно, таки козацького загартування був мій дід, бо знайшов у собі сили викупити свою ж власну хату у колгоспі, а згодом, щоб врятувати сім’ю від виселення в Сибір, подав заяву у колгосп.

Не знаю, як обминули діда репресії, але війна пізніше не пощадила знову. Коли в село вступили німці, то відразу чомусь облюбували дідову хату. Сім’ю виселили, а в хаті, у великій відремонтованій світлиці, влаштували стайню для коней. А в іншій половині жили самі. Сім’я ж поневірялася по сусідах.

Пережили війну. Бог зберіг живими й здоровими усіх дідових дітей: і тих, хто воював, і тих, хто був під німецьким чоботом. Узявся дід за хату, синів треба було женити. Найстаршому через дорогу нову поставив, а два молодших в батьківській жили через сіни. Коли моя мама вийшла заміж за мого батька і прийшла в цю хату, то мешкала тут велика сім’я — дід з бабою, дідова мати, моя прабабуся, мої дві тітки та дядько з дружиною. З моєю матір’ю було дев’ять осіб. Дід умів давати лад усім, ніхто ніколи не чув з цієї хати сварок.

Будували ще одну нову хату середньому синові всі гуртом. Повидавали дівчат заміж, потроху порожніла хата. А незабаром жорстока смерть підкосила й діда. Бабуся пережила діда на 17 років.

Залишилися в хаті тільки мої батьки. Та ненадовго. Доля розпорядилася по-своєму, дуже рано забрала батька від мами. Тепер мама сама у великій батьківській хаті, яку безмежно любить і ні за які гроші не хоче залишати, коли кличу до себе.

…Мажу хату і згадую, згадую те, що сама пам’ятаю, і те, що розповідали тітки і дядьки, покійна бабуся, слухаю материні спогади і намагаюсь вибудувати в ряд цілу історію мого великого роду.

Мажу хату — найріднішу пристань до мого дитинства, колиску мого великого роду.

Мажу стару батьківську хату, бережу її, як найсвятішу родинну реліквію.

Р.S. З часу написання цього матеріалу минуло 15 років. На жаль, уже нікого немає в живих з моєї великої родини. Десять років тому пішла з життя матуся Ващенко Катерина Пилипівна (в дівоцтві Мороз), 1929 року народження. Вона пережила мого батька, Ващенка Миколу Андрійовича, на 19 років.

А повернутися до написаного 15 років тому матеріалу саме зараз змусила хороша нагода — 100-літній ювілей хати.

Дідівська хата стоїть у Нижчих Верещаках досі. Уже давно там ніхто не живе. І хата, напевне, сумує за великою родиною. Щодня виглядає вікнами-очицями хоч когось з великої родини мого діда. Та ніхто вже не їде, не йде, бо всі дідові діти спочивають на сільському цвинтарі. А їх нащадки роз’їхалися по світах, влаштовували своє життя далеко від села.

Прикро, але й саме село вже зникає з карти України. На сьогодні у Нижчих Верещаках проживає 141 житель. Давно немає школи, клубу, магазину. З 1 травня закривають фельдшерсько-акушерський пункт. Залишається лише одне поштове відділення. Та чи й це надовго?

А хата сумує, бо й сусідки її уже стоять порожні. Життя села згасає. Тихо, як і люди, воно відходить у небуття, залишаючи слід в історії…