101я годовщина

Сегодня как раз 101я годовщина Первой Мировой и так совпало, что я сейчас читаю Макса Хейстинга «Первая мировая война. Катастрофа 1914 года».  Книга хоть и не художественная, но написана интересно, много воспоминаний очевидцев и вообще, хорошо передается предвоенная атмосфера.

А особенно интересно ее читать, тоже,  именно сегодня. И немного страшновато, из-за ощущения узнаваемости происходящего. Очередная книга о том, как История (и мы вместе с ней), ходит по кругу.  Из века в век, одни и те же мотивы, одни и те же эмоции, одни и те же грабли.

Вот, например, Германия 100 лет назад. Читаешь о далеком и чужом прошлом, а видишь что-то пугающе знакомое, сегодня и совсем недалеко по соседству:  обида за подмоченную репутацию армии, правитель  окруживший себя военными и министры, назначаемые в соответствии с его личными симпатиями, бряцание оружием, жажда новых ратных побед и пышные торжествах в честь прошлых, романтизация войны, истерические обиды на соседей. Государство – напоминающее скорее военизированную автократию, нежели демократию. Ничего не напоминает?

Макс  Хейстинг:  ««В мае 1912 года британский военный атташе в Берлине подполковник Алик Рассел с тревогой отмечал зреющее недовольство. «В душе немцев, – писал он, – закипает обида за подмоченную репутацию армии фатерланда, раздражение на французскую заносчивость и явная неприязнь к нам».  В результате «возникают настроения, способные в тот момент, когда будет решаться вопрос – мир или война, склонить чашу весов в определенную сторону». Озабоченность Рассела нестабильностью Германии, иногда доходящей до истерии, прослеживалась во всех его донесениях и за следующие два года только усилилась.

Страна стояла на пороге конституционного кризиса<…> Рабочий класс был бесконечно далек от правительства, состоящего из консервативных министров, назначаемых в соответствии с личными симпатиями кайзера.

Устройство Германии напоминало скорее военизированную автократию, нежели демократию. Самым мощным ее институтом была армия, и ее коронованный руководитель любил окружать себя военными.

В своей паранойе немцы готовы были любое сомнение в международном авторитете Германии расценивать как посягательство. Кроме того, на всем протяжении июльского кризиса Германия, как и Австрия, систематически врала по поводу своих действий и намерений…»»

Или вот это:

«Многие немецкие рестораны удалили из меню французские и английские названия блюд, оставив, к немалому замешательству обедающих, только описания на родном языке.  Во Франции пиво Pilsner стало продаваться под маркой Bière de la Meuse («Маасское пиво»).

На 18 октября 1913 года кайзер Вильгельм II назначил пышные торжества в честь столетия победы над Бонапартом в «Битве народов» при Лейпциге. Вдохновленные императорским примером, крупные магазины отвели обширные торговые площади под юбилейные диорамы.  Прилавки заполонила продукция с милитаристской символикой. Губная гармоника Wandervogel – в честь одноименного австро-немецкого молодежного движения – продавалась в упаковке военно-почтовой службы. На самом инструменте была выгравирована надпись «Durch Kampf zum Sieg» – «Через битву к победе!».

По свидетельству Томаса Манна, немецкая интеллигенция воспевала войну, «словно соревнуясь друг с другом, увлеченно и страстно, будто ни они сами, ни народ, чьим голосом они служили, не видели ничего лучше, ничего прекраснее, чем сражаться с полчищами врагов»

И такая атмосфера  царила тогда не только в Германии, но и в Австро-Венгерской и в Российской империях.  Генералы толкали политиков к войне, рассчитывая, что в случае успеха всю славу получат они, а в случае неудачи, ответственность ляжет на плечи политиков. А политики, в свою очередь, не задумываясь использовали генералов в своих политических играх и сиюминутных интересах.

Одновременно с этим, власть начинает понимать все возможности входящих в силу  СМИ,  а те, с готовностью несут «нужные» мысли в головы населения.

Из воспоминаний: «Одни держат газету, другие заглядывают им через плечо. <…> Люди встают в полный рост в автомобилях и экипажах, перегибаются на мостовую, вглядываются, ожидают определенности. <…> Никогда прежде на улицах столько не читали. <…> Читают все, и элегантные дамы в кафе Kranzler, и цветочницы на тротуаре перед кафе»

«В 1910 году один немецкий писатель предрекал, что в период политической и военной напряженности, предшествующий любому конфликту, огромным влиянием (к добру ли, к худу ли) будет пользоваться пресса.

Какой бы мощной ни была армия <…> в XX веке призвать миллионы граждан на войну можно лишь убеждением, что они будут воевать за правое дело <…> война, которую немецкий народ не желает, не понимает, а значит, не одобряет, будет чрезвычайно опасным предприятием. Если народ сочтет, что война – это прихоть властей, которая нужна лишь затем, чтобы помочь выпутаться из затруднения правящему классу, она начнется с того, что мы будем вынуждены стрелять по собственным подданным.

Именно поэтому в июле 1914 года Мольтке [начальник Генерального штаба, изо всех сил приближавший эту войну] так старался выставить Германию – прежде всего в глазах собственного народа – невинной жертвой, а не агрессором».

И все ближе была кровавая дата – 28 июля 1914. Утром 25 июля 1914 года Германская пресса писала:

«Несмотря на опасность, что все мы окажемся втянуты в войну, люди аплодируют твердой позиции Австрии…».

А в Сербии, в это же время, «ходят слухи – соответствовавшие действительности – о дислоцирующихся на границе австрийских войсках, однако паники пока не было: сербы со своей неистребимой способностью смотреть на жизнь через розовые очки надеялись, что как-нибудь обойдется…»

Тогда, не обошлось…

.