Накануне Дня Победы вышла в свет книга кировоградского историка и краеведа Василия Даценко «Зеленая Брама: возвращение к легенде». Работа эта не научная, скорее, публицистическая, написана очень легко, понятно и доступно, за что, как считает автор, ученые, занимающиеся темой Великой Отечественной, его не похвалят. Зато читается взахлеб.
Вместе с Василием Даценко хочется поблагодарить депутатов Кировоградского облсовета за то, что, несмотря на события в стране, книга, над которой автор работал больше четырех лет, все-таки вышла. Причем вышла на русском языке. «Это, – говорит Василий Всеволодович, – принципиально. Трагедией Зеленой Брамы занимаются сегодня историки на всем постсоветском пространстве: в Якутии, Рязани, Казани, Чебоксарах. В послесловии я привожу сочинение девочки из Чувашии о ее прадедушке Якове Егорове, который выжил в Зеленой Браме. В этой книге я называю много имен людей, которые долгое время считались пропавшими без вести и о судьбе которых я смог что-то узнать. Это не только украинцы, но и русские, белорусы, узбеки, грузины и т. д. Мне хочется, чтобы их потомки могли узнать, где и как они погибли. Поэтому я настаивал на том, что книга должна выйти на языке межнационального общения».
Правда, книга вышла мизерным тиражом – всего 500 экземпляров. Поэтому мы с разрешения автора публикуем довольно большие отрывки.
«Из безвестья Зелёная Брама
проявиться должна, наконец:
Тайна жжет, как открытая рана,
ясность – это заживший рубец»
– Идея книги родилась в 2008 году. 15 мая 2008 года мы везли останки младшего сержанта Владимира Билькевича, найденные под Терновкой, на родину – в село Заньки Житомирской области. Я думал о том, что же сказать землякам и родственникам солдата, который больше семидесяти лет считался пропавшим без вести. Тогда еще была жива его сестра, которая в декабре 1943-го получила извещение о том, что он пропал без вести. Просто их село освободили в декабре 1943-го, тогда она и получила почту, а Владимир Билькевич погиб в страшном бою где-то 1–3 августа 1941 года. Я мог рассказать о нем еще кое-что, например, что он был или разведчиком, или десантником (у него был при себе кинжал), что он сражался до последнего (в патроннике был патрон) и был убит на месте огромным осколком.
Но этого сегодня недостаточно, потомки воевавших в Зеленой Браме хотят знать, почему и за что гибли их близкие. А мы очень мало знаем о начале войны. Рассказывая односельчанам младшего сержанта Билькевича о том, как за несколько дней в урочище с поэтичным названием Зеленая Брама были взяты в плен 103 тысячи и погибли около двадцати тысяч советских воинов, я дал себе слово написать об этом, собрать и обобщить информацию, которая долгие годы была засекречена, попытаться понять и объяснить, почему же случилась Зеленая Брама.
Когда вернулся в Кировоград, начал собирать материал. Долго думал: как назвать? «Еще одна правда Зеленой Брамы», «Горькая правда Зеленой Брамы»… Но поскольку Евгений Аронович Долматовский назвал свою книгу «Документальная легенда», то я решил написать «Возвращение к легенде», поскольку я примерно прохожу по тем же темам, что и он. Первая часть «Как случилась Зеленая Брама?», наверное, тяжело читается, потому что там названия частей, дислокация и т. п. Но это важная часть. (Действительно, тяжело, но осилить все эти схемы стоит ради того, чтобы понять, как немцам удалось взять в кольцо и уничтожить буквально за несколько дней больше ста тысяч вооруженных людей – две полноценных армии, внутренние войска, пограничников и т. п. – Авт.) Дальше я вслед за Евгением Ароновичем пишу о подвигах рядовых солдат и командиров, о трагедии генералов Зеленой Брамы, о попавших в плен. Вместе с тем сегодня я могу писать о том, что наряду с героизмом, подвигом были и подлость, и предательство. Еще я хочу, чтобы читатели узнали о тех, кто посмертно унизил зеленобрамцев, забыв их и повелев забыть другим, потому что, как писал в конце жизни ветеран 6-й армии Каменцев, когда он хотел опубликовать свои фронтовые воспоминания, ему сказали: «Красная Армия таких окружений не знала. А кто оказался в окружении и в плену – виноваты сами».
Действительно, автор все время апеллирует к очевидцу событий Долматовскому, так что получилось своеобразное продолжение «Документальной легенды о первых днях Великой Отечественной войны». Василий Всеволодович приводит диалог еще одного исследователя Зеленой Брамы Юрия Лискина с уже стареньким Долматовским, где тот объясняет, почему, будучи очевидцем всех событий, имея в своем распоряжении документы и воспоминания участников, он не написал всей правды о том, что случилось 1–7 августа 1941 года под Новоархангельском. Евгений Аронович отвечает Лискину, что правда затрагивала слишком много «икон» – военачальников, которые после войны считались непогрешимыми, – трогать их поэту было нельзя.
– Я освобожден от этого сегодня, – говорит Василий Даценко. – Страна не та, людей этих давно нет. И сегодня доступны документы, которые доказывают, что в 1941 году они не были такими уж непогрешимыми и тоже совершали ошибки.
Правда, в книге Василий Даценко, цитируя распоряжения и рапорты начальника генштаба Г. Жукова или командующего войсками Юго-Западного направления С. Буденного, оговаривается, что его дело – только опубликовать документы, а выводы он предлагает сделать академикам. Это еще одна важная особенность «Возвращения к легенде». В предисловии Василий Всеволодович приводит слова Цицерона о том, что писать об истории надо так, чтобы не дать себя заподозрить ни в сочувствии, ни во враждебности, и старается писать именно так. Насколько это удалось автору – судить вам.
«Долгий поиск ведётся с расчетом,
что под натиском фактов и дат
Дать пока безымянным высотам
имена неизвестных солдат»
В книге очень много имен, фотографий, дат и мест рождения рядовых солдат и командиров. Эти короткие биографические справки не вписываются в общее повествование, но Василий Даценко объясняет, что хочет сказать хоть что-то о каждом. Меня поразило – за каждой такой справкой стоят годы работы многих людей.
– Поисковики нашли останки солдат, у двоих из которых были медальоны, – рассказывает Василий Всеволодович. – Они передали медальоны мне (я тогда работал в управлении СБУ). Прошло семьдесят лет, и бумага плохо сохранилась – эксперт-криминалист СБУ Александр Пономаренко пинцетом собирал фрагменты документов. Получилось: «Субботин… Ряз… абл…». Мы предположили, что речь идет о Рязанской области. Я полтора года на сайте ОБД «Мемориал» искал этого Субботина. И нашел: Рязанская область, Кораблинский район. Я обратился в администрацию Рязанской области – получил формальный ответ, что данных никаких нет, написал в архив пограничных войск – мне тоже пришла отписка. Тогда я написал непосредственно в ФСБ России – нашлось все: документы, фотография, родственники. Во втором медальоне были документы Худойберды Пардаева из Самаркандской области, а дальше какой-то набор букв. Я перелопатил справочник населенных пунктов Самаркандской области и нашел совпадения – село Санчикьюль Пастаргомского района. Я туда написал и откликнулся журналист Шавхад Мухидинов, он нашел его родственников, людей, которые его знали…
Вообще Интернет, по словам. Василия Даценко, очень облегчил работу по установлению судеб погибших, попавших в плен и выживших в Зеленой Браме:
– На сайтах ОБД «Мемориал» , «Подвиг народа» человек, имеющий навыки работы с документами, может найти массу информации. За четыре года через меня прошли тысячи и тысячи судеб. Благодаря Интернету я имел возможность работать с немецкой картотекой военнопленных – это уже и документы, и фотографии. Сайт «Зеленая Брама» , который создал одессит Вадим Степанович Тодоров – это вообще целая библиотека, там собраны не только документы, но и воспоминания, письма, которые хранятся в школьных и народных музеях, в семьях. Аналогичный сайт 141-й стрелковой дивизии создал внук бойца этой дивизии Евгений Вениаминович Федорченко из Оренбурга. Он все свое свободное время посвящает сбору и поиску материалов о бойцах и командирах этой дивизии, каждое лето приезжает к нам, в Подвысокое, работает в народном музее. Переснимает и потом выкладывает в Интернете документы, переписку. А ведь бывает, что всего одна строчка в письме дает возможность установить судьбу человека. У меня в разделе о военных медиках упоминается Соня Карпиловская – медсестра из киевского роддома, которая была призвана в начале войны. Долгие годы она считалась пропавшей без вести. И вот в письмах находим, что Соня в Уманской яме ухаживала за ранеными и там же ее убили – утопили в глиняной жиже, поскольку она была девушка и к тому же еврейка…
Я также имел возможность прочесть газеты «Известия» и «Красная звезда» за июль-август 1941 года – материалы, которые писал Долматовский с места событий. И если в «Зеленой Браме» он уже вынужден был опираться на штампы, то во фронтовой корреспонденции все по-другому.
Один из бойцов, о котором Даценко пишет более подробно, – командир отделения 44-й горно-стрелковой дивизии, младший сержант Сибирцев Иван Афанасьевич, отец известного в нашей области человека Василия Ивановича Сибирцева:
«Уманская яма – это индюшачья ферма на окраине Умани и примыкающий к ней огромный карьер, где добывали глину для кирпичного завода. Все это было огорожено колючей проволокой с пулеметными вышками, патрулями с собаками. Пленные находились под открытым небом, на голой земле. Тяжелораненые помещались под навесами, где раньше сушили кирпич. Ни кухонь (были только бочки), ни уборных не было. Этот лагерь при нормальных условиях мог бы поместить 6–7 тыс. пленных, а по свидетельству очевидцев там могло быть от 40 до 74 тыс. человек. В бочках готовилась какая-то пища, если ее можно так назвать. Эти бочки могли обеспечить едой около 2 000 человек в сутки. Ежедневно умирало 60–70 человек, да еще расстреливали по 200–300. Некоторых обливали бензином и сжигали. Эта фабрика смерти начала работать в первых числах августа 1941 года. Кому-то удалось бежать из Уманской ямы, кто-то бежал с этапа, когда гнали для погрузки и отправки в стационарные лагеря. Некоторые сбежали во время следования по железной дороге.
Командир отделения 12-го ОБС 44-й горнострелковой дивизии, младший сержант Сибирцев Иван Афанасьевич (1919 года рождения, уроженец с. Черняховка Кировоградского района) получил ранение и находился в лазарете, из которого немцы пешком погнали в Уманскую яму. Испытал все ужасы того ада. Из «ямы», чтобы разгрузить ее для все прибывающих пленных, немцы погнали, опять же, пешком колонну узников в Гайсинский лагерь. Сибирцев сделал подкоп под натянутой проволокой и убежал. Это спасло ему жизнь. (далее Василий Даценко приводит отрывок из показаний оберфельдфебеля Лео Мелларта, который рассказывает, что 27 августа 1941-го в Гайсинском лагере было 8 000 пленных, которых немцы не могли прокормить, поэтому ночью лагерь просто уничтожили, расстреляв всех, кто там находился, из зенитных орудий. – Авт.). Понимая, что фронт откатился далеко за Днепр, Сибирцев решил идти домой, в Черняховку. Пришел к родному дому глубокой осенью 1941 года. А в доме как раз были на постое немецкие солдаты. Перепуганные родители, когда увидели худого, заросшего щетиной сына в оборванной одежде, чуть не упали в обморок. Но быстро опомнились, отец сделал тайник в стоге соломы, беглец скрылся в норе. Мама тайком от немцев стала кормить сына. Но как-то один пристальный Ганс сделал ей замечание, что она слишком много готовит пищи. Не партизанам ли носит еду? Что было делать? Расплакавшись, она поведала немцу о сыне, который вернулся с войны больным. Немцы его не трогали. А тот бдительный Ганс через некоторое время принес справку от старосты Черняховки о том, что И. А. Сибирцев на законных основаниях проживает в селе. Когда в начале января 1944 года Черняховку освободили части Красной Армии, Сибирцева вместе с отцом мобилизовал полевой военкомат, но воевали они в разных частях. Отец погиб через месяц, в феврале, похоронен в братской могиле в с. Новониколаевка Кировоградского района. А Ивану Афанасьевичу повезло, в составе 5-й гвардейской армии генерала Жадова он дошел до Праги. Был тяжело ранен. Стал инвалидом, его наградили орденом Красной Звезды. (…) Умер И. А. Сибирцев в 1992 году».
Еще одна история от Ивана Афанасьевича Сибирцева, которая в книгу не вошла:
– Василий Иванович Сибирцев говорил мне, что отец рассказывал, что 12-ю армию предал Брежнев. Я даже смеялся: мол, легенда, Брежнев кто был? Полковник, работал в политотделе восемнадцатой армии, которая стояла в Первомайске, и никакого отношения к Зеленой Браме не имел. А потом вышла книга Успенского «Тайный советник вождя», и там описано, что командарм восемнадцатой армии Смирнов ставил задачу помочь деблокировать войска группы Понеделина, и Брежнев в числе прочих отвечал за вывод войск из кольца. А потом читаю воспоминания Ивана Грушевого «Тогда в 41-м»: «Вдруг радость – к нам приехал с фронта Леонид Брежнев!» То есть в конце июля-начале августа 1941-го он приехал в Днепропетровск советовать, как наладить оборону города. Понимаете?
– Ивану Афанасьевичу, конечно, очень повезло, – продолжает историк. – Он не был осужден, не был репрессирован за то, что был в плену и, освободившись, пошел домой. Далеко не всем так везло. В селе Злынка Маловисковского района есть мемориальная доска, что там жил Герой Советского Союза Николай Ригачин, который повторил подвиг Александра Матросова в 1945 году. Он тоже попал в плен в Зеленой Браме, бежал, оказался в Злынке, где его приютила какая-то женщина, потом был в штрафной роте, выжил, попал в разведроту и в 1945 году, в самом конце войны, в боях за город Ключборк (Польша) закрыл своим телом амбразуру.
Он выжил в Зеленой Браме, выжил в Уманской яме, выжил в штрафной роте, а потом сознательно отдал свою жизнь…
Меня поразила еще одна биография, размещенная в разделе «О бесчестье, стоявшем в Браме рядом с честью» – полковника РККА Григория Зверева:
«22 июля 1941 года его дивизия ночным штурмом выбила гитлеровцев из местечка Оратов. 30 июля дивизия вела бой с моторизованной дивизией СС «Лейбштандарт “Адольф Гитлер”» у села Берестовец. Удержать село уже не было сил. Плотные цепи немецких автоматчиков по пшеничному полю окружали село. Замолчала дивизионная артиллерия: закончились снаряды. Об этом доложил командиру дивизии молодой артиллерийский лейтенант. Зверев приказал ему собрать всех артиллеристов и идти с ними в цепь. Тот запротестовал, ссылаясь на приказ не использовать артиллеристов в пехоте. В ответ раздался выстрел, и лейтенант упал на землю. Артиллеристы бросились разбирать винтовки… Увидев подходившую машину медсанбата, комдив приказал персоналу покинуть ее, разойтись по селянским хатам и переодеться в штатскую одежду. Сам же с группой командиров сел в машину и рванул прочь от села. Спустя несколько дней полковника Зверева видели в селе Подвысоком у штаба 6-й армии, где он собирал уцелевшие остатки своей многострадальной дивизии. Ему удалось собрать около 300 активных штыков, два орудия и несколько пулеметов. Зверев со своей группой предпринимает несколько попыток вырваться из окружения, но безрезультатно. (…) К этому времени в дивизионном отряде оставалось около 100 активных штыков, которые 11 августа на пшеничном поле вели свой последний бой. Зверев и комиссар дивизии Каладзе, отстреливаясь, пытались отойти к Подвысокому, но кончились патроны, и егеря смогли их пленить. Оба они попали в сборный лагерь в Покотиловом, а затем пешим этапом в Уманскую яму. (…) Пользуясь неразберихой первых дней в Уманской яме, Зверев сумел переодеться в солдатскую гимнастерку. После прибытия этапа в Винницу он зарегистрировался под фамилией Шевченко, и, когда администрация лагеря начала отпускать украинцев, использовал эту ситуацию для побега из неволи. К своим Зверев вышел б сентября 1941 года на одном из участков Брянского фронта. В течение двух недель он проходил проверку в Особом отделе фронта, откуда его направили в распоряжение отдела кадров НКО с рекомендацией не использовать больше в районе боевых действий. Только после длительной проверки 1 февраля 1942 года Зверева направили в Семипалатинск формировать запасную стрелковую бригаду. После пережитого для Зверева началась новая жизнь, полная недоверия со стороны высшего командования из-за сомнительных, по мнению особистов, обстоятельств выхода из окружения.
Но нехватка командных кадров внесла коррективы, и Зверева назначили сначала командиром стрелковой бригады, а затем 350-й
стрелковой дивизии, которая в феврале 1943 года освободила Харьков. Полковник Зверев стал его комендантом. Но в результате гитлеровского контрудара в районе Безлюдовка-Хорошево Харьковской области дивизия попала в окружение, и в состоянии контузии Зверев попал 23 марта 1943 года в плен. Архивные документы свидетельствуют о попытке высших командиров Красной Армии объяснить пленение Зверева беспробудным пьянством с его стороны во время боев в окружении. Вышедшие из окружения его подчиненные майор Саландин и старший лейтенант Добрецов свидетельствовали, что, будучи мертвецки пьяным, 16 марта 1943 года Зверев сел на верховую лошадь и уехал в неизвестном направлении. Он же сам показал во время следствия, что попал в плен контуженным, был найден немцами в засыпанном блиндаже. Содержался в лагерях для военнопленных в Днепропетровске, Владимире-Волынском, в Ченстохове (Польша), а затем в лагере г. Лимбург (Германия). Понимая, что второй плен ему Родина не простит вследствие неотмененного приказа № 270, согласился на сотрудничество с Власовым. В конце июня 1943 года он был освобожден из лагеря и направлен на курсы пропагандистов в г. Дабендорф, где был зачислен в резервную офицерскую роту будущей “Русской освободительной армии” (РОА). Свое желание служить немцам он выразил добровольно, написав соответствующее заявление. (…)
После капитуляции Германии Зверев пытался перейти на сторону англоамериканских войск, чтобы избежать ответственности перед советским судом. Однако 9 мая 1945 г. в районе г. Линц он был задержан американцами и вскоре передан советскому командованию. Пытался покончить с собой, но врачи спасли для участия в суде. (…)
На основании статьи 1 Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года по приговору суда Зверев был повешен вместе с Власовым и его сподвижниками».
Трагедия генералов
– Когда в 1945 году из плена освободили генералов Зеленой Брамы Музыченко, Понеделина, Кириллова, Тонконогова и др. – рассказывает Василий Даценко, – они проходили фильтрацию. Некоторые, как Музыченко и Тонконогов, были освобождены, восстановлены в Советской Армии. А командующего 12-й армией Понеделина и командующего 13-м стрелковым корпусом Кириллова сделали ответственными за всю трагедию Зеленой Брамы и в
1950-м году расстреляли по надуманным обвинениям. Сегодня мы на основании документов можем говорить, что оба они допустили промашки, тактические ошибки, но в трагедии Зеленой Брамы были виноваты не два человека, и расстрела они не заслуживали. С другой стороны, Долматовский пишет, что у Понеделина не было выбора, он вынужден был сдаться в плен… Но немцы опубликовали тогда фотографии (они есть в книге) Кириллова в пилотке рядового и Понеделина, которые мирно курят сигареты с немецкими солдатами. А где были те солдаты, которые попали в плен вместе с ними? Умирали, стоя в Уманской яме…
Василий Даценко приводит в книге показания Понеделина, которые он дал, оказавшись в плену: «12-я армия была окружена вместе с 6-й армией и имела задачу установить связь с находящимися вне окружения частями Красной Армии, в то время как 6-я армия должна была предотвращать затягивание кольца. 5.08 командующий 12-й армией обратился к Верховному главнокомандованию в Москве и потребовал после демонстрации положения немедленной поддержки и пополнения боеприпасами и продовольствием, так как иначе дальнейшее сопротивление оказывать будет невозможно. Ответ из Москвы звучал так: “Прорывайтесь!” (…) Попытки прорыва 6-й и 12-й армий предпринимались сначала в направлении на север (Белая Церковь) или на юг (Умань – Первомайск). Так как эти попытки были безуспешны, попытались найти выход на восток, чтобы соединиться с находящимися вне окружения частями. Первая попытка прорваться на север была выгодна тем, что нарушала связующие линии между немецкими соединениями, наступавшими на Киев. После неудачи этой и других попыток пришли к мысли прорываться на запад, чтобы нанести возможно большее смятение в немецкое наступление и, используя эти обстоятельства, прорываться с надеждой на успех. В безнадежном положении, в котором оказались окруженные армии после ответа из Москвы, попытались атаками во всех направлениях ввести противника в заблуждение (…) Тот факт, что командующий 6-й армией попал в плен вечером 6.08 у Первомайска, генерал-майор Понеделин узнал только во время допроса. Его удивление, среди прочего, показало, что между обеими армиями в течение прошедших дней уже не было никакой связи. Количественный состав окруженной 12-й армии составлял всего около 20 тыс. человек».
И далее: «Уже утром 8 августа 1941 года Понеделина доставили в штаб 1-й танковой группы в Новомиргород, где находился командующий группой генерал-оберст Е. фон Клейст. Из материалов уголовного дела на Понеделина, обнародованных Ю. А. Лискиным, можно узнать, что в ходе беседы (не допроса. – В.Д.). Клейст через переводчика выразил сочувствие Понеделину и Кириллову и спросил, насколько неожиданным было появление его танков в тылу “группы Понеделина”. Предварительно он похвалился, что 26-я армия, на помощь которой рассчитывали Тюленев и Понеделин, войсками его танковой армии была отброшена за Днепр.
Клейст выразил “свое восхищение доблестью и храбростью русских частей, дравшихся в окружении”. На это Понеделин ответил так: “Похвала начальникам есть похвала руководимым ими войскам”, то есть дал понять гитлеровскому военачальнику, что Германия имеет дело с достойным противником и что на скорую победу не стоит надеяться. Впоследствии, когда немцы его спросили, является ли он убежденным большевиком, он ответил: “Да!”
После обстоятельной беседы с Е. фон Клейстом, подробного опроса в штабе 1-й танковой группы, Понеделина и Кириллова автомашиной доставили в Ровно, где в местной тюрьме (лагерь для военнопленных № 360) уже содержались другие пленники из Зеленой Брамы.
Именно в ровенском лагере Понеделин начал вести дневник, который он называл “записями на листках бумаги”. Фактически это были его письменные размышления над причинами поражения 12-й армии. На следствии он показал, что в дневнике написал:
“… неудачи Красной Армии происходят из-за плохого отношения колхозников к Советской власти” и что “… не правы ли были Бухарин и Рыков в вопросе выбора путей переделки сельского хозяйства?” Признал, что в разговорах высказывал “пораженческие настроения”, но пораженцем не был. В частности, говорил, что СССР к войне не был подготовлен по вине Генерального штаба, что советское правительство “прозевало” подготовку Германии к нападению на СССР. Отрицательно отозвался о приказе № 270, “… в дневнике выразил мнение, что приказ в отношении меня издан Верховным главнокомандованием, потому что понадобилось как-то объяснить неудачи на фронте. Понадобились жертвы, и этой жертвой стал я”.
В материалах следствия указано, что записи у Понеделина отобрали немцы. Если это так, то есть уверенность, что рано или поздно они будут найдены, и тогда можно будет, конечно, уже с позиций нынешнего дня, оценить их сущность».
Далее Василий Даценко приводит отрывок из книги начальника разведотдела 6-й армии В. А. Новобранца «Я предупреждал о войне Сталина»:
«Следующая беседа состоялась с генералом Понеделиным, которого я знал еще до войны по Академии имени Фрунзе, где он был начальником курса. Кроме того, на последнем курсе академии я был на стажировке в 51-й Перекопской дивизии, которой он командовал, и мы там ближе познакомились. Это был высокообразованный, культурный генерал, хорошо знал военное дело и был способным военачальником. Не его вина за поражение в Подвысоком. В беседе он затронул очень болезненную для него струну о том, что он объявлен Сталиным вне закона в приказе. Говорил, что там, в Москве, по-видимому, очень плохо знали, что происходило на фронте. Вернемся на Родину и во всем разберемся. Он рассказал мне, что немцы пытались склонять его на переход к ним на службу. Понеделин ответил так, как должен был ответить мужественный и честный советский гражданин и воин:
– То, что я объявлен вне закона, – это наше семейное дело. По окончании войны народ разберется, кто изменник. Я был верным сыном Родины и буду верен ей до конца».
Василий Даценко пишет, что осенью 1942 года в лагере Вульхайде (близ Берлина) с Понеделиным беседовал Власов, который уже активно сотрудничал с гитлеровцами по созданию РОА. Он просил помочь в издании газет «Новое слово» и «Клич», но Понеделин от этого категорически отказался.
Василий Всеволодович публикует много противоречивых воспоминаний о генералах Понеделине и Кириллове.
– Я знаю, что защитники Понеделина меня осудят, – говорит он. – Я уже слышал от людей, что не имею права судить, поскольку не воевал. Это правда: не имею. И не сужу. И именно поэтому считаю нужным опубликовать самые разные воспоминания людей, которые воевали вместе с Понеделиным. И пусть каждый читатель сам для себя решит, что здесь правда, а что – ложь.
Впрочем, даже те военачальники, которые были восстановлены в Советской Армии, были недовольны тем, как освещается тема Зеленой Брамы. Василий Даценко приводит предисловие к воспоминаниям Якова Ивановича Тонконогова, опубликованным сегодня его внучкой: «Я не могу забыть и спокойно вспоминать близких мне товарищей и бойцов, воюющих в эти страшные дни без куска хлеба, без боеприпасов и без средств связи. Они, как живые, и сейчас проходят перед моими глазами в одиночку, группами и целыми частями, с винтовками наперевес, в атаку против танкового и артиллерийского огня врага. Работая над своими воспоминаниями, мне хотелось главным образом осветить маленький кусочек Подвысоковской истории – прорыв из окружения 5 и 6 августа 1941 года, о котором почти не сохранилось следов. И на этом фоне показать положительные и отрицательные стороны характеров отдельных товарищей, а главное, героизм и душевные переживания патриотов – бойцов, подразделений и частей. Что же касается отдельных разделов моего труда и выводов, где главным образом речь идет о Понеделине, Меандрове и о Музыченко, – мне бы хотелось больше о них сказать, но я надеюсь, что со временем историки скажут больше и более обоснованно».
И далее: «При уточнении некоторых вопросов следующего издания “Зеленой Брамы” Евгений Долматовский в 1983 году высказал мнение о том, что необходимо выехать в город Киев и встретиться с Тонконоговым, как бывшим командиром 141-й стрелковой дивизии. Вместе с Долматовским в Киев выехал и заведующий отделом Новоархангельского райкома партии Яблонский, который был знаком с Яковом Ивановичем раньше, когда тот приезжал в Подвысокое и Новоархангельск. Яблонский и рассказывал потом о встрече Долматовского с генералом Тонконоговым. А произошло самое неожиданное. Тонконогов посадил Долматовского на стул, встал почти вплотную к нему лицом, взял его за лацканы пиджака и сказал:
– Ты, сволочь! Ты что искажаешь факты боев в районе села Подвысокое? Ты как меня изобразил в своей книге? Порхающей бабочкой? По-твоему, я бросил управление войсками и вместе с тобой шел в штыковую атаку?
Долматовский попытался встать со стула, но Тонконогов его не отпускал, держа за лацканы.
– Я тебя, гад, живым отсюда не выпущу!
Долматовскому удалось вырваться. Он бросился к двери, но Тонконогов опередил его, закрыв телом дверь. Началась возня. Яблонскому пришлось их разнимать.
Так состоялась беседа по уточнению деталей боевых действий генерал-майора Тонконогова».
Что такое Зелёная Брама?
Средь холмов украинской земли
Есть урочище или дубрава
от путей магистральных вдали.
Это место суровых событий,
не записанных в книгу побед,
Не известных, а может, забытых…
Как узнать их потерянный след?
Здесь и в предыдущих главках в подзаголовки вынесены отрывки из стихотворения Евгения Долматовского «Что такое Зеленая Брама?». Нам кажется, что Василий Всеволодович Даценко в книге «Возвращение к легенде» ответил на большинство вопросов, заданных поэтом. Сам историк в послесловии сравнивает Зеленую Браму с другой трагической страницей Великой Отечественной – Брестской крепостью:
«Заново перечитывая слова Е. А. Долматовского “Брама остается крепостью – без крепостных стен, башен и рвов”, я обратился к военным справочникам, чтобы сравнить зеленобрамскую лесную “крепость” с настоящей крепостью – Брестской.
Брестскую крепость штурмовала германская 45-я пехотная дивизия (около 17 тысяч человек) во взаимодействии с частями соседних соединений (31-й и 34-й пехотными дивизиями 12-го армейского корпуса 4-й полевой армии). (…) С нашей стороны им противостояли около 9 000 человек. Немецкие потери составили 1 121 человек убитыми и ранеными. Потери Красной Армии составили около 2 000 убитыми и от 5 000 до 6 000 пленными.
Вдумайтесь, уважаемые читатели, – в Зеленой Браме противник потерял 107 офицеров и 2 770 рядовых, то есть больше в 2,5 раза, чем в Брестской крепости. (…) К сожалению, цена боев и там, и там была очень высокой. В Брестской крепости на каждого погибшего немецкого солдата приходилось около 2 наших воинов, в Зеленой Браме – 7. В Брестской крепости хоть какой-то защитой от поражения осколками снарядов и бомб были крепостные укрепления и подвалы, в Зеленой Браме такой защиты не было.
О героизме защитников Брестской крепости написано много книг, сняты документальные и высокого класса художественные фильмы. О Зеленой Браме, кроме робких попыток аматорской видеосъемки, пока ничего нет…»
От себя хочется поблагодарить Василия Всеволодовича и всех исследователей Зеленой Брамы за то, что сейчас, спустя семьдесят лет, ищут и рассказывают нам правду о тех страшных событиях. Ужасно жаль, что эту книгу уже не прочтут те люди, которые были «унижены забвением» (последний участник событий, живший в нашей области – Александр Пантелеевич Базилько, – умер несколько лет назад). Но правда есть правда, и, на наш взгляд, очень важно, что накануне Дня Победы вышла именно такая книга.
Ольга Степанова, «УЦ».
