Штетл Захара Рыбака

«К великому моему сожалению и стыду, имя такого большого и самобытного художника, как Иссахар Рыбак, я впервые услышала уже здесь, в Америке, – пишет Маргарита Шкляревская в газете “Русский базар” (русскоязычная газета, издающаяся в Нью-Йорке), – когда лет двенадцать тому назад пришла в Еврейский музей – тот, что на Пятой авеню. Тогда в переполненных музейных залах гремела поистине эпохальная выставка произведений еврейских художников из бывшего СССР – от Исаака Левитана и Марка Антокольского до Александра Тышлера, Олега Целкова и Эрнста Неизвестного. Выделить там что-то самое-самое было нелегко, но меня по-настоящему потрясли талантливейшие, какие-то особенные картины, отмеченные яркой индивидуальностью, – мастера с древним именем Иссахар и фамилией, безошибочно указывающей на занятие его предков, – Рыбак.

Работ его (вернее сказать, шедевров) представлено было шесть – привезенных из израильских (в том числе из персонального музея Рыбака в Бат-Яме) и американских музеев. Впечатление было оглушающим, особенно от “Женщины, укачивающей дитя” из серии “Погром”: ребёнка зверски убили, но мать не может смириться с его смертью, для неё малыш жив, и она напевает что-то, склонившись над холодным его тельцем. Из этой же серии – мужчина (предполагают, что художник по памяти писал своего изрубленного погромщиками отца), набросив на себя изодранный талес, скорбя молится за погибших в полуразрушенной синагоге. На него с шашками наголо налетают бандиты. Выразительность запредельная» (Маргарита Шкляревская, «Возрожденное имя: Иссахар Рыбак», «Русский базар» № 35, 30.08.2007).

А родился Иссахар-Бер (Захар) Рыбак здесь – в Елисаветграде второго февраля 1897 года.

Из Штетла

На сайте фонда Иссахара Рыбака (на иврите и английском языке), в разделе «Биография», неизвестный автор пишет, что отец художника происходил из хасидов, но был последователем Хаскалы (еврейское движение за принятие ценностей просвещения, интеграцию в европейское общество) и поклонником русской культуры. Здесь же читаем, что он все-таки отдал сына учиться в хедер (начальную еврейскую школу для мальчиков), но довольно поздно – в 1907 году, поскольку ребенок серьезно отставал в развитии и до девяти лет почти не разговаривал. Известно, что в том же году Захар Рыбак начинает посещать рисовальные курсы при Елисаветградском реальном училище.

«Всю жизнь Рыбак с благодарностью вспоминал своего первого учителя, выпускника Петербургской Академии художеств Ф. Козачинского, сразу увидевшего в нем задатки большого таланта, – пишет Евгений Савченко в статье “Художник парижской школы”, которая вышла в журнале “Антиквар” в 2009 году. – По рекомендации Козачинского одаренный подросток в 1908 г. поступил на новые двухгодичные курсы, созданные в Елисаветграде для подготовки квалифицированных художников-рабочих. Такое своеволие привело к конфликту с отцом, а спустя год Иссахар вообще оставил родительский дом. Зарабатывая себе на жизнь, он вместе с артелью кустарей-маляров расписывал сельские церкви на Херсонщине». Неизвестно, что произошло в эти годы в сознании мальчика, но уже в четырнадцать лет (!), в 1911-м, он поступает в Киевское художественное училище, а после его окончания становится одним из самых заметных представителей «Культур-Лиги» – организации, созданной в Киеве в начале 1918 года для развития еврейской национальной культуры. Известно, что отец Захара Рыбака погиб во время погрома в Елисаветграде. Приезжал ли Иссахар-Бер Рыбак на родину после его смерти? Вполне возможно: в конце десятых-начале двадцатых годов художник много ездил в этнографические экспедиции по черте оседлости, копировал надгробные рельефы на еврейских кладбищах и росписи старинных синагог. Да и позже довольно много путешествовал: из Киева в Москву, оттуда – в Берлин, потом назад в Киев, а с середины 20-х годов постоянно жил в Париже. За свою очень недолгую жизнь (Иссахар Рыбак умер в 1935 году от туберкулеза) он написал первую (!) серьезную работу о еврейской живописи, прославился как самобытный художник-примитивист, украшал улицы Киева портретами Ленина, иллюстрировал книги замечательного детского еврейского советского поэта Льва Квитко, был художником еврейского театра в Москве, а под конец вернулся к реалистическому искусству. Но славу ему принесли прежде всего циклы «Погром» и «Штетл. Мой разрушенный дом», которые запечатлели уже раритетную, уничтоженную буквально за несколько лет культуру.

Штетл – это еврейское местечко Восточной Европы, поселение полугородского типа, с преобладающим еврейским населением, где исповедуют иудаизм и говорят на идиш. Конечно, Елисаветград начала прошлого века на самом деле не был штетлом. Но есть все основания предполагать, что штетл Рыбака – это именно наш город, такой, каким видел его еврейский мальчик из своей, довольно замкнутой среды: на его картинах церковь соседствует с синагогой, а потом православный поп в рясе принимает участие в погроме…

«Еврейский художник – одинок»

«Он состоялся очень рано. Фактически был к двадцати годам зрелым мастером, посвятившим своё искусство народу, его бедам, его культуре. Чего стоит знаменитый “Алеф-Бет” Рыбака, где иудейская символика смыкается с революционностью форм, что характерно для этого художника. Он будто предвидел исчезновение местечка как особенной ипостаси еврейской жизни в Восточной Европе и так же, как Пен, Шагал, Юдовин, Маневич, спешил запечатлеть его. (…) Учиться в Киевском художественном институте Рыбак начал очень рано – в четырнадцать лет. Считался одним из лучших студентов. Чаяния своих учителей, а среди них был и великий Александр Архипенко, он оправдал и в творчестве, и в теоретических работах по искусству. Вместе с прославленным позже художником Эль Лисицким много ездил и делал по поручению Еврейского исторического и этнографического общества зарисовки местечек, их улиц, магазинчиков, школ, но, главное, людей – лиц, поз, жестов, одежды… Это была большая, неоценимая по важности работа, изучить которую по-настоящему ещё предстоит. Рыбака упрекали иногда в отступлении от норм академизма, но он и не отрекался от того, что сразу и безоговорочно примкнул к авангарду, шагая в его первых рядах и часто задавая тон, стиль, направленность. Кстати, несколько превосходных работ Иссахара Рыбака экспонировалось недавно в нью-йоркском украинском музее, когда там проходила объёмнейшая выставка шедевров украинского авангарда», – пишет Маргарита Шкляревская.

Как мы уже писали, в 1918 году в Киеве была создана «Культур-Лига» – организация, ставившая перед собой цель – развитие образования, литературы и театра на языке идиш, а также еврейской музыки и изобразительного искусства. То, что эта организация, ставшая позже всемирной, появилась в Киеве – не случайно. В еврейской энциклопедии написано: «Киев уже с начала 20 в. являлся одним из очагов литературы на идиш, а после Февральской революции (1917) превратился в важнейший центр разнообразной культурной деятельности на этом языке. Центральная Рада не только учредила особые министерства по делам национальных меньшинств (польское, русское и еврейское), но и приняла закон о “национально-персональной автономии”. Поэтому Киев притягивал к себе наиболее активных деятелей еврейской культуры и политической элиты, особенно после того, как в октябре 1917 г. в России к власти пришли большевики. В столице Украины сосредоточились значительные силы творческой интеллигенции, которые ярко проявили себя в культуре на идиш, развернув в различных ее сферах – просвещения, театра и книгопечатания – энергичную и продуктивную деятельность. (…) Разумеется, нормальная систематическая работа в полном объеме оказалась невозможной, когда в 1919–20 гг. Украина стала ареной войны, непрерывной смены правительств и кровавых антиеврейских погромов. Тем не менее и в этих тяжелейших условиях “Култур-лиге” продолжала свою деятельность, сосредоточив главные усилия в сфере народного образования. В городах и местечках Украины было основано более ста отделений “Култур-лиге”, которые создали множество еврейских библиотек, начальных школ и детских садов на идиш. Нередко “Култур-лиге” проводила социальную работу среди еврейского населения, открывала сиротские приюты и пункты помощи жертвам погромов». Одним из самых активных членов художественной секции «Культур-Лиги» стал выпускник художественного училища Иссахар-Бер Рыбак.

Нам довольно сложно рассуждать о деятельности организации и роли в ней Рыбака – все-таки это особенный, мало знакомый нам пласт культуры, так что доверимся людям знающим. Искусствовед и историк Гиллель Казовский в статье «Организовать хаос современности» пишет: «Летом 1919 года Аронсон вместе с Рыбаком опубликовали в киевском журнале на идише Oyfgang статью “Пути еврейской живописи. Размышления художника”, которая может считаться своеобразным манифестом еврейского художественного авангарда. Статья начинается с красноречивого лозунга: “Да здравствует абстрактная форма, воплощающая специфический материал, ибо она – национальна!”». Позже Гиллель Казовский перевел статью на русский язык и опубликовал в израильском русскоязычном литературно-художественном журнале «Зеркало».

Статья очень большая, поэтому процитируем только несколько отрывков, которые много говорят о самом Захаре Рыбаке: «Еврейский художник – одинок. У него охотно замечают и ценят мысль, фантазию, идеологию, его общественное влияние и эмоциональные моменты. При этом никто не собирается поинтересоваться специфически живописными достижениями еврейского художника, не замечают важнейшего момента творчества – мастерства художника. (…) Чтобы проникнуть в сущность живописи, необходима культура глаза. Нужно уметь смотреть на картину, а не просто смотреть. Следует отбросить все ложное, лишнее и искусственное. Подобно тому, как картина требует от художника сосредоточения перед предстоящей работой, чтобы реализовать все свои духовные силы в процессе творчества, также и от зрителя, действительно стремящегося постичь картину, требуется высокое духовное напряжение, словно он сам – ее создатель. Тайна восприятия прекрасного – это единственно таинство творчества, и как бы различны ни были глаза каждого отдельного зрителя, тем не менее сам процесс восприятия остается единым. (…) Возможны два пути: или художник будет внутренне побежден, пойдет на компромисс, приспособится и будет делать неживые, ненужные, искусственные вещи, убьет в себе органическое живописное, или – художник-живописец найдет высочайшее наслаждение, высочайшую радость победителя в создании живого, подлинного и нового художественного произведения. Именно такой процесс должен отражаться также в восприятии зрителем живописи. Зрителю, возможно, потребуется какое-нибудь объяснение смысла форм нового искусства. Однако подлинное понимание истинной картины начинается только там, где кончается всякое объяснение».

Во время подготовки материалов о наших земляках – поэтах и художниках, родившихся на рубеже веков, – я уже не первый раз отмечаю их удивительную отрешенность, сосредоточенность на искусстве ради искусства. Идет война, гибнут в погромах родные Иссахара Рыбака, разрушается мир, в котором он родился и вырос, а он сочиняет в это время манифест еврейского искусства, стремится успеть нарисовать «свой разрушенный дом» и, видимо, находит в этом то самое «высочайшее наслаждение», о котором пишет…

«Талант и своеобразие»

Маргарита Шкляревская пишет: «В конце 1919 года Рыбак перебрался в Москву, где начал преподавать в популярной Свободной художественной студии. Всё было молодо – и искусство, и его апологеты. Даже в числе профессоров было немало молодёжи. Рыбаку, например, было всего 23. По уровню мастерства, идееспособности и умению убеждать его “профессорство” было закономерным. Тогда же он успешно попробовал себя как театральный художник, что доказывают воспоминания современников и оригинальный эскиз оформления сцены из коллекции нью-йоркского Еврейского музея.

Как-то не прижился Рыбак в советской Москве, и несколько лет спустя он оказался в Берлине, став активным членом немецкого союза авангардистов – Сецессиона (в переводе это слово означает “разлом”, т. е. имеется в виду слом всего старого и рождение на его месте модернизма). В Берлине, где собрался в начале двадцатых прошлого века цвет российской эмиграции, с шумным успехом прошла большая выставка живописи и рисунков Рыбака. “Талант и своеобразие” – так определил его творчество Леонид Пастернак (художник, отец Бориса Пастернака. – О.С.). К сожалению, большинство картин Рыбак, отправившись в Украину проведать родные места, оставил в Берлине. Разыскать их потом не удалось».

Портрет Раи Гарбузовой

Описывая жизнь своих друзей Иссахара Рыбака и Бориса (Баруха) Аронсона в Берлине, еще один еврейский художник Иосиф Чайков писал: «Рыбак и Аронсон имеют ателье под одной крышей, у каждого из них на дверях по аршинной вывеске печатными буквами Ribak, и на другой – Aronsohn. Рыбак принципиально художников не видит, и к нему не идут… А Барух строит каждый день новые проекты, поддерживает связь на всякий случай с кем угодно из пишущих или близких к этому, и особенное внимание к
т. наз. американствующим, зарабатывает разными случайными художественными работами и имеет не совсем верный доход от приезжающих родных».

Параллельно Рыбак иллюстрирует детские книги и пишет в немецкие издания обзоры художественных выставок. В 1923 году в Берлине выходит его художественный альбом «Штетл. Мой разрушенный дом». Через год – еще один альбом – «Еврейские типы Украины».

В 1924 году, приехав проведать родные места, Рыбак задержался в СССР: работал художником сцены в белорусском и харьковском государственных еврейских театрах, провел несколько выставок, а результатом поездки стал альбом «Евреи на полях Украины» (1926, Париж). Цикл производит странное впечатление – он не похож ни на более ранние абстрактные, кубистские работы Рыбака, ни на более поздние, реалистические. В названии нет никакой интриги – это действительно просто изображения людей, работающих на полях.

Из СССР Рыбак уже не вернулся в Берлин – уехал в Париж. А на родину успел приехать еще раз – в 1928 году он принял участие в выставке Современного французского искусства в Москве, где его работы экспонировались в русском отделе.

Художник парижской школы

Евгений Савченко, которого мы уже цитировали, пишет: «Обосновавшись в феврале 1926 г. в столице Франции, Рыбак довольно быстро занял видное место в интернациональном художественном сообществе, известном ныне как Парижская школа. Уже в 1927 г. он принял участие в Осеннем салоне, одной из крупнейших периодических выставок современного искусства во Франции. В 1928 г. художник провел персональную выставку в галерее Montparnasse, показывал свои произведения в галереях Aux Quatre Chemins и D’Art Contemporain. В том же году он участвовал в большой выставке “Современное французское искусство” в Москве, где его работы экспонировались в русском отделе. В парижский период произошли существенные изменения в творческой манере Рыбака: исчезают как кубистические влияния, так и трагическая надломленность (…) Но, как и прежде, в центре внимания Рыбака остается еврейское местечко с его самобытной духовной культурой и традиционным, веками выработанным укладом жизни».

Французский критик В. Жорж под впечатлением от выставки художника в галерее Montparnasse писал: «Рыбак – мечтатель… который превращает тряпье и лохмотья в роскошную парчу, а маленького оборванного нищего – в легендарного принца… Унылые местечки Восточной Европы загораются интенсивным свечением, и их грязные дворы расцветают богатым ковром, вытканным шелковыми нитями. Временами в стремлении усилить психологию он преувеличивает в направлении к гротеску, но никогда не к карикатуре. Вы всегда видите его любовь к бедному старому миру, в котором он провел годы своего детства».

Первая половина 1930-х была временем наивысшей творческой активности Рыбака. Словно предвидя свой недолгий земной век, художник работал до полного самоотречения. Он создал сотни полотен, акварелей и гравюр, выполнил графический цикл «Тени прошлого» (1932) и серию керамических скульптур, изображающих народные еврейские типы, которые были представлены на международной выставке в Севре. Впоследствии их перевели в фарфор на знаменитой Севрской мануфактуре, а также отлили в бронзе.

А Маргарита Шкляревская пишет: «Когда Рыбак уехал в Париж, создалось впечатление, что он увёз с собой детство. Потому что во Франции он в основном иллюстрировал книги и альбомы для детей и будто выплёскивал на полотно и бумагу воспоминания детства – прекрасные, забавные, сладостные и страшные».

Французский критик Р. Конья, издавший в 1934 г. книгу о Рыбаке, писал о нем как об успешном художнике, вступившем в пору расцвета своего таланта и полном больших творческих планов. Но 25 декабря 1935 г. Рыбак скоропостижно скончался от резко обострившегося туберкулеза. «Искусство было единственным и значительным оправданием его жизни, – отмечалось в одном из некрологов. – Оно было его мученьем и радостью, и, может быть, сила этих страстей, как внутренний огонь, поглотила его».

Xерсонские поля

В феврале 1936 г. в Париже состоялся вечер памяти художника, на котором его друзья и коллеги учредили фонд Рыбака, который ежегодно выдавал шесть именных стипендий для творческих поездок молодых еврейских художников. Тогда же в рамках салона Тюильри прошла выставка памяти мастера. В последующие годы его живописные и графические работы экспонировались в Париже, Марселе, Тель-Авиве, Лондоне, Чикаго, Брюсселе. Личное собрание, оставшееся на попечении его вдовы Сони, уцелело в годы Второй мировой войны. В 1962 г. она передала все картины в Музей Рыбака, открывшийся в Бат-Яме (Израиль). Сегодня его произведения находятся в Еврейском музее в Париже, Национальном музее керамики в Севре, Музее искусств в Тель-Авиве, Британском музее и Музее Виктории и Альберта в Лондоне, Музее современного искусства Petite Palette в Женеве и др.

«Яркая, колоритная, проникнутая тонким лиризмом и зачастую неподражаемым юмором живопись Рыбака пользуется большим спросом у коллекционеров современного искусства, – пишет Евгений Савченко. – В настоящее время эстимейт (предпродажная оценка стоимости. – О.С.) живописных работ художника составляет от $50 000 и имеет тенденцию к возрастанию. При этом они практически всегда находят своего покупателя, нередко продаются со значительным превышением заявленной стоимости». Украинские зрители имели возможность увидеть картины Рыбака благодаря нардепу-мультимиллионеру, известному коллекционеру Александру Фельдману, который предоставляет полотна из свой частной коллекции музеям и галереям.

В Кировоградском областном художественном музее, к сожалению, нет ни одной работы Иссахара-Бера Рыбака. Да и знают у нас об этом самобытном художнике удивительно мало – мы сами узнали о нем практически случайно, готовя материал о Феодосии Сафоновиче Козачинском. Оказалось, что в 2007 году, к 110-летию художника, энтузиасты возродили фонд Иссахара Рыбака и создали его сайт (на иврите и английском языке), где можно увидеть не только его живописные работы, но и документы, письма и т. п. Мы написали письмо создателям фонда. Пока не получили ответа, но очень надеемся: так хочется вернуть на родину еще одного художника, который всю жизнь – в Париже, Москве и Берлине – писал свой маленький штетл, наш город.

Подготовила Ольга Степанова, «УЦ».

Добавить комментарий