Разведчик ВСУ: россияне знают, что делают на Донбассе

Вдоль так называемой линии разграничения на востоке, несмотря на минские и все прочие договоренности, сегодня идет самая настоящая война — с постоянной передислокацией войск, артиллерийскими дуэлями, разведкой боем, взаимным проникновением диверсионных групп. О том, как работают на передовой спецназовцы, каково количество российских военных на Донбассе и их технический уровень, что происходит с обеспечением подразделений разных силовых структур Украины в зоне АТО и как выглядит зазеркалье их взаимодействия там, рассказал «УЦ» военный разведчик ВСУ, точнее указывать на личность которого мы не станем.

За его плечами — срочная и контрактная служба по специальности, мобилизовался добровольно. Сегодня его коллеги и сослуживцы выполняют задачи по всей протяженности линии разграничения. Кратко характеризует свои должностные обязанности фразой «Мы идем на работу «посмотреть»», а положение на фронте — утверждением, что «перемирие — только по телевизору».

— Они оттуда «дубасят», им это перемирие на фиг не надо. Когда они начинают обстреливать или наступать, наши подводят артиллерию, звонят ОБСЕ: «Мы открываем огонь». ОБСЕшники все фиксируют, как положено. Мы у них разрешения не спрашиваем, мы отбиваем атаку, все. Потом опять отводятся пушки. Оно все подъезжает в течение получаса и разворачивается на расстоянии выстрела. За полчаса сворачивается и уезжает, но так, недалеко. По-другому с ними нельзя, не подведут, задержатся — может быть прорыв. А на фиг он нужен? Если будет прорыв, если они нас отбросят, нам потом придется отбрасывать их. А если там живут люди, как в Марьинке? Это место сотрется с лица земли, и людей этих уже не будет. Есть места, где нет людей, а в Марьинке, Зайцево — есть. Кстати, Марьинка — она же не вся наша. Речка течет, с одной стороны Марьинка, и с другой тоже. С одной стороны стоят сепары, а с другой — мы. А все кричат, что Марьинка наша, — где ж она наша?

— Нам сообщают о наступлении отдельных частей сейчас, под постоянными артобстрелами, например, под Горловкой — это происходит по всему фронту, может, мы еще чего не знаем?

— Есть «серые» территории, которые ни туда, ни сюда, — они вроде как подконтрольны Украине, но там нет ни тех, ни других, и «лазят» и наши, и не наши. Это не наступление, это задача занять эти территории по максимуму, потому что, если мы их не займем, они займут. Кто больше отхапает. По-другому это не назвать.

— Какие задачи в целом стоят?

— Стоим, держим. И разведка — передислокация их войск, что подвезли, что отвезли. Это все, что делают наши. Спецоперации по удержанию каких-то позиций — только когда они наступать начинают.

— То есть мы продолжаем работать исключительно «вторым номером»?

— Да. Стоим, вот это все «хаваем». Чтобы вся эта «спільнота» всемирная как-то тоже это все «схавала» и что-то сделала. Потому что без них мы, я так понимаю, ничего не сможем сделать. Тяжело стоять на месте и ничего не делать. Уже вот-вот, дошли. РФ вступили и откинули нас. Они 23 года укрепляли свою обороноспособность, наращивали все это дело, а мы на нет спускали. Тяжело воевать с ними. Они знают, что делают.

— Как разведчик, можете сказать: видели реальных российских военных на Донбассе?

— В основном это спецназ, они обу­чают сепаров. Завозят туда технику, которую нужно списать, старую, — она там отвоюет. Потом приезжают регулярные части отработать по настоящим, живым целям, а не на полигонах. Много интересов для России — и тебе попрактиковаться, и списать — утилизировать будет дороже, оно и повоюет, и люди научатся. С другой стороны, у них есть и другие интересы — если уже начали, если видят, что не было блицкрига, они не смогли взять то, что хотели, то надо как-то аргументировать свой выход. Они пока не нашли, как это сделать. Нашли, как войти, а как выйти — пока нет. Я их не считал по головам, но (на Донбассе. — Авт.) примерно 9-13 тысяч военных РФ, как и говорят по телевизору, в основном спецназ, обучающий персонал и те, кто его охраняет.

— Как вы определяете, что это не местные, а именно российские военные?

— Видно. Когда, например, работает группа разведчиков — обу­ченная или необученная. Видно по тому, как они двигаются, как идут, как построена группа, кто куда смотрит. И уже будешь думать, ввязываться с ними в бой или «ну их». Если видно, что это обученные «рэксы» идут, пропустишь — не на свою территорию, а пропустишь туда, где им будет конец, не будешь сам с ними лупиться. А если видишь, что идут «бараны», то головной дозор может просто передать на «ядро», сказать, что мы сами справимся, и вдвоем, втроем, вчетвером отработать всю их группу. 15-16, 18 человек противника, разные группы — от 9 до 24, смотря, для чего они. Мы идем на работу, «посмотреть». Нам сказали, что там должно что-то стоять, что-то привезли, но мы не знаем, есть ли оно там действительно, надо посмотреть. Мы идем, смотрим. Можем нарваться на их диверсионную группу, на антидиверсионную группу… Если замечаем, что идут, уже смотрим, что делать дальше. Есть такой пунктик у нас — перед тем, как засунуть голову свою куда-нибудь, надо хорошо подумать, как ты ее оттуда потом вытянешь. Если не знаешь, как потом уйти, лучше ничего не делать, спрятаться, подождать, посидеть, пропустить, проследить, посмотреть, что они делают, но не ввязываться ни в какие бои и вообще себя не обнаруживать никак.

— Что они делают в последнее время, как-то меняется тактика их поведения на линии разграничения, по сравнению с тем, что было полгода, год назад?

— В основном — нет, разведка боем постоянная, и все. Щупают слабые места, пытаются диверсионные группы заслать на нашу территорию. И я уверен на 100%, что они там есть. Так же, как мы к ним проходим, могут и они к нам пройти.

— С какой целью?

— Разведка, то же самое. Где находятся позиции, что есть, и так далее.

— То есть признаков того, что они все это сворачивать собираются, нет?

— Они если делают днем отвод для ОБСЕ, то ночью это все назад возвращается или в другое место на линии разграничения. Если они днем выводят за границу что-то, в Россию, то ночью что-то заедет. Где это будет стоять на следующий день, уже непонятно. Нужно опять разведку вести, чтобы знать, где у них что. А передислокация войск проходит постоянно. Потому что если что-то будет постоянно стоять на одном месте, то это уже не война будет, а «морской бой». Беспилотники у них хорошие, которые с 8 тысяч (метров высоты. — Авт.) видят, и через тучи, и ночью. У них их было 11 штук, по-моему, уже 8. Очень дорогие беспилотники, покрывают 700 километров, напичканы израильской аппаратурой просто шикарной, по-моему, 11 миллионов стоит. Долларов, естественно. Есть чем воевать. А у нас… Немного, конечно, лучше становится, но таких беспилотников у нас нет. Дорого, и это ж надо тендеры всякие, контракты, чтобы хотя бы один купить. Много волокиты, и не один год это все делается.

— Армейцы постоянно жалуются на обеспечение — у разведки спецназа лучше, чем у других с этим?

— Из того, что у меня есть, чем я пользуюсь, армия мне выдала автомат. И все. Остальное — за свои деньги и волонтерское. Ту обувь, которую они дали, я носить не могу. Вещи — так же. Как будто надеваешь на себя полиэтиленовый пакет, летом в нем жарко, зимой — холодно. Ты вспотел зимой, стал, тебе нужно 15 минут что-то разглядеть — ты дальше уже не пойдешь. Ты замерз и льдом покрылся. Летом ты просто надел, и уже идти не можешь, потому что из тебя вся вода вытекла. Вроде пацанам, контрактникам, выдали уже «хэбэшку». Это получше, а так, честно говоря, вот (оттягивает штанину. — Авт.), вот это материал. В этих штанах, наверное, уже три человека умерло, и я буду четвертым, кто их носит. Тут латки, оно все бэушное, но это лучше, чем та форма, которую выдают. Это для Британии делает Китай, британская военная форма. Из нормальных материалов. Раньше никто не придавал этому значения, а сейчас разницу видишь. Он (камуфляж. — Авт.), если даже намокнет, то от температуры тела через пять минут будет сухой. Он вентилируется, зимой я могу поддеть под него какой-то «Гортекс», и мне уже тепло.

— Сколько стоит?

— Бэушка шестьсот гривен стоит, штаны и китель, минимум. Нужно еще курточку, еще шестьсот, и гривен триста пятьдесят будет стоить потоотводящая боевая рубашка под бронежилет. Зимой термобелье. Шлемы выдают, слава Богу, кевларовые. Хватает этого, потому что у нас специфика работы такая, что каски — это так, на «броню» надеть. А если работаешь, каску не берешь, бронежилет с собой брать в принципе нельзя, потому что тяжело тянуть на себе килограмм 40 плюс бронежилет, постоянно в движении. Мы берем пластины те, которые выдают, а чехлы покупаем хорошие, которые идут под пластину — одна спереди, вторая сзади, две лямки сверху и две лямки на ребрах. Ничего лишнего.

— Есть много нареканий на то, что Нацгвардию обеспечивают гораздо лучше, хотя в активных действиях она практически не участвует, стоят во 2-3 линии…

— У них тепловизоры, «ночники», у них все есть, их обеспечивают. По «телеку» даже смотришь — кому технику передали? Им передали. Оружие новое — им передали, обмундирование — им. Они, конечно, участвуют в активных действиях. Чаще всего получается так, что если спецназ или десантники взяли что-нибудь, какой-нибудь город, зачистили там все, поставили туда «нациков», Нацгвардию, и пошли дальше зачищать, что-то делать, то проходит неделька-две, и уже надо возвращаться и город этот отбивать. Нельзя сказать, что это на каждом шагу, но сдавали часто. Я не понимаю, почему так — их обеспечивают так хорошо, а армию — намного хуже. Смысл? Расскажу еще такую штуку. Не буду говорить, где было, с кем и кто, но было так. Идет армия впереди, потом милиция посередине, потом опять армия. То есть мы их прикрываем, они у нас в «кармане». Милиция проводит зачистку — мы в населенном пункте работали, и по закону это все должна делать милиция. Милиционеры так же, как мы, в военной форме, кто там знает, что это милиция? Общаются с народом, как с собаками, со скотом, двери взламывают, выбивают. Бабушка не может дойти до калитки так быстро, как он хочет, он выбивает железную калитку ногой, и эту бабушку чуть не убил — вот так возле носа пролетела. Заходит туда, толкнул ее, она, бедная, чуть не упала. Увидели, на столе клубника стоит — гребут ее и жрут прямо там. А потом какое отношение к армии? Все думают, что это военные. Не скажу, что военных таких нет, — мы все там из одного народа. Это вопросы в принципе к самим себе больше. Если там воевать, то нужно людей как-то настраивать ближе к себе, а так — против себя получается…

Записал Андрей Трубачев, «УЦ».

Опубликовано Рубрики 34

Разведчик ВСУ: россияне знают, что делают на Донбассе: 1 комментарий

  1. Мда, чем дальше в лес тем толще партизаны, чем дольше длиться эта бессмысленная война тем все больше узнаешь кому это все выгодно и кто же наживается ценой человеческой жизни.

Добавить комментарий