«Украина-Центр» продолжает публикацию фрагментов воспоминаний участника освобождения Кировоградщины Лисицына Леонида Николаевича (1925-1986). Находясь в отпуске, я проехал тот путь от Днепра до Кировограда, которым прошел минометчик 63-й механизированной бригады 7-го мехкорпуса Лисицын. Каких-то полторы сотни километров, но в каждом населенном пункте стоят братские могилы, в которых нашли последний приют тысячи воинов. Большинство из них значатся неизвестными — без фамилий, без званий, без дат рождения, с примерными датами смерти, соответствующими датам освобождения населенного пункта…
Предлагаемые записи касаются боев на территории Долинского, Новгородковского и частично Александрийского районов.
Василий Даценко, историк и краевед.
Окончание.
Начало в №№25, 27, 28, 29, 30.
16 декабря 1943 г.
Рано утром, едва стало светать, проснулся. Холод собачий. Быстро оделся и через окно покинул хату. […]
Всюду беготня, крик, все срочно выезжают и выходят на дорогу и по ней устремляются к речке. Последними шли минеры. Лошадь, запряженная в тяжело нагруженную повозку, то и дело останавливается. Человек шесть солдат окружили повозку и помогают лошади вывести её к мосту. На другой стороне речки всё было тихо и мирно. Я иду по дороге. Меня обгоняет крытая машина.
— Лисицын!
Смотрю, в кабине сидит Щербаха.
— Какими судьбами? Садись в кузов!
В кузове сидели Градиль, Бубенчиков — наш повар, и несколько солдат из роты. Расспросы — ответы. Подъехали к штабу. Слез, пошел прямо по дороге на огневые позиции. Эта та самая местность, по которой я проходил вчера вечером. Только я шел по оврагу, а не по дороге. На повороте дороги, внизу, на дне оврага, видны минометы.
— Лисицын идёт! — кричит первым увидевший меня Дорохин. В глазах радость, на перепачканном лице – изумление. И опять расспросы, рассказы, что и как с кем было. Пришел старшина Манешин, сказал:
— А мы сегодня должны были отправить на тебя извещение – пропал без вести. Ну а раз явился, иди получай теплое обмундирование.
Было уже темно. Ночью в подвале, в тусклом свете огарка свечи, принесенного мальчуганом, я переоделся в ватные стеганые брюки, фланелевые портянки, телогрейку и шапку-ушанку. Снимая старую гимнастерку, оторвал воротник – вся она сопрела и расползлась. Вышел из подвала – ощущение такое, будто наступило лето. Теперь мороз не страшен.
18-19 декабря 1943 г.
Утром рано позавтракали и сразу же выступили. Огневую позицию заняли метров через 400, в балке. Пехота вела наступление по степи. Вслед за ней вышли на возвышенное поле. Далеко видно вокруг. Километрах в трех от нас протянулась балка, в ней ряды белых хат, а дальше опять степь, слегка всхолмленная, рассеченная балками и оврагами, прочерченная посадками. У деревни немного посеяно озимой пшеницы. Она не везде закрыта снегом и ярко выделяется на белом фоне. Огневые позиции занимали в балках, за умётами. Немцы быстро отходят. К вечеру достигли линии железной дороги. Прямо перед нами, километрах в трех-четырех впереди, видна небольшая станция.
Стемнело. Все остановились — ждали ужин. Приехала походная кухня. Повар Черняк приготовил полный котел каши с мясом. После ужина снова вперед. В черной темноте ночи, по всему горизонту вокруг нас зажглись огни. Немцы жгли умёты и всё, что могло гореть. Мерцающее пламя огней замыкало пространство вокруг нас и указывало, где находятся немцы. Ночью шли вперед, меняли огневые позиции, стреляли, но успеха не добились. Снова и снова пехота поднимается вперед и каждый раз откатывается обратно в поле.
Рассвело. Серое туманное утро. Огневая позиция — в открытой степи. Всё также, в трёх-четырех километрах, видна железнодорожная станция. Всё те же поля, умёты, посадки, балки. Немцы обрушили сильный артиллерийский огонь на пехотинцев и на нас. Огонь усилился. Двадцать немецких танков выскочили из ложбинки и, сопровождаемые пехотой, устремились в атаку, пытаясь отрезать нам пути отхода. Не прошло и тридцати минут — всё смято, опрокинуто, обращено в бегство. Отдельные наши орудия ведут неравный поединок с танками. Мы быстро отходим, грузим всё на машины, сами залезаем в кузов и на всей скорости, которую способен развить мотор, по бездорожью, уходим назад — за позиции артиллерии, к оврагам деревни Батезман (сейчас с.Суходольское Долинского района. – В.Д. ).
Артиллерийские батареи, расположенные у деревни, вступают в бой. Залпы орудий бешено сотрясают воздух, раздаются ответные разрывы снарядов. Но вот задымил один, второй, третий и взрывается четвертый танк. Остальные разворачиваются и уходят назад.
Деревня Батезман.
Прорыв из окружения
Наступил вечер. Стелется дым от пожарищ, быстро темнеет. Приказ: «Отойти к штабу батальона!»
Быстро снимаемся с огневой позиции и в сумерках подходим к хате, где разместился штаб. Здесь узнаем разгадку кольца огней минувшей ночью — немцы прорвались на флангах и окружили нас. Все спешно собираются, подходят машины, грузится материальная часть, люди торопливо лезут в машины. Уже совсем стемнело. Комбат Розум останавливает меня и приказывает дождаться лейтенанта Елина, начальника боепитания батальона, чтобы сообщить ему о нашем отходе.
Я остаюсь у штабелей ящиков с минами. Машины тихо трогаются и уходят в черную даль улицы. На улице — суматоха. Быстро, торопливо пробегают по-одному и кучками солдаты, разыскивают свои подразделения.
Опять вспыхивают огни в степи, но уже совсем близко, горят умёты, где мы были ещё в полдень.
Рядом со мной чернеют остовы сгоревших хат, и от них стелятся дым и гарь. Минут через тридцать появляется лейтенант Елин — низкого роста, белобрысый, лет 35, он вынырнул из проема улицы и наткнулся на меня.
— Все ушли в прорыв. Комбат оставил меня передать вам срочно всё бросить и уходить!
Он явно растерялся, а потом спросил:
— А по какой дороге?
Я махнул рукой:
— В том направлении!
Больше я тоже ничего не знал. Чертыхаясь, Елин быстро пошел по улице, спотыкаясь в воронках. Метров через двести нас обгоняет бригадная летучка. Машина останавливается перед воронкой. Впереди затор. Задняя дверь открывается. Свет электрической лампы падает на Елина.
— Елин! Какими судьбами! Вот встреча! — окликает его знакомый из машины.
— Бросил боеприпасы, черт бы их побрал! — отвечает Елин.
— Ну, садись, какие разговоры!
Он быстро забирается по лесенке в машину, оборачивается ко мне и говорит:
— Ты извини, места тут нет.
Машина трогается, дверь захлопывается, и всё исчезает в темноте. Я быстро выхожу на окраину деревни. Улица сбегает вниз к реке. Впереди идет расчет ПТР — двое несут на плечах противотанковое ружьё. Только успел поравняться с ними, как нас обгоняет танк Т-34 и останавливается перед мостом. Танкисты вылезают из машины, осматривают мост, совещаются — выдержит мост тридцатитонный танк или нет? Солдаты из расчета просят посадить на броню.
— Садись, всё веселей! — отвечает танкист.
Мигом забираюсь вместе с ними на моторное отделение.
Танкисты совещаются недолго. Взревел мотор, танк с горы — с разбега проскочил мост, взял подъем и вот уже километры один за другим остаются сзади нас, а вместе с ними — люди, повозки, машины. На дороге сиротливо стоит подбитый броневик. На большой скорости танк идет по степи — снег летит назад, морозный ветер сечет лицо, но на моторном отделении за башней очень тепло. Выглядываю с боку башни вперед. На белесой полосе дороги смутно возникают люди. Они бегут вперед, танк легко их обгоняет. Ветер свистит в ушах. Всё быстрее навстречу катится дорога, всё меньше впереди людей. Но что это? Теперь уже навстречу нам, наполовину согнувшись, бегут солдаты. Длинные пулеметные очереди прошивают дорогу и степь. В монотонном реве двигателя слышны характерные шелчки — это пули отскакивают от брони танка. Танк взревел, увеличил скорость — и сразу крутой разворот налево — с дороги в поле. Слева и справа на фоне белесого неба чернеют две высотки. Прямо по полю между этими высотками, на предельной скорости, всё выжимая из двигателя, танк устремился вперед. Вспышки выстрелов пушек озаряют склоны высоток. Противный свист болванок, пролетающих над головой, и снова вспышки выстрелов орудий, бьющих неточно, — танк проскочил огневое заграждение.
— Пролетели мимо! — кричит мне солдат из расчета ПТР.
Танк резко, не снижая скорости, спустился в балку. Видно, как в воронку угораздило заехать «Студебеккер» Рядом с машиной, одетый в полушубок и валенки, стоит помпохоз и кричит:
— Братцы, помогите! Продсклад, вещсклад на батальон! Выручайте!
Преодолевая очередную воронку, танк фыркнул, прибавил газ, и снова вереница машин и людей стала уходить назад. Вот ещё машина в воронке, за ней ещё. Дорога запружена машинами — ни проехать, ни развернуться. Танкисты не задерживаются, скопление машин представляло отличную цель. Только перед выездом из балки танкисты подцепили грузовую машину с ранеными солдатами и вытащили её из воронки. Танк выскочил из балки в ровную степь и по полевой дороге быстро достиг села Новгородка.
20-21 декабря 1943 г.
Наступило серое морозное утро 20 декабря. В селе просыпались жители. Танкисты остановились, перекурили, поговорили о всём пережитом. Расчет ПТР слез с танка:
— Спасибо вам! — поблагодарили они танкистов. — Мы останемся здесь.
— Поедем дальше! — предлагают им танкисты.
— Нет, мы здесь остаёмся!
Я был вполне сыт приключениями и остался на танке.
Окончательно рассвело. На улице появились солдаты. Вокруг знакомые порядки хат, садов, прилепившихся по откосам балок. Танк снова вышел на дорогу и часов в 10 остановился у штаба бригады на окраине деревни Чечелиевка. Снова знакомая деревня. Я соскочил с танка, поблагодарил танкистов и у красного здания, рядом с которым я когда-то ночевал, встретил старшину Манешина вместе со старшим лейтенантом Каратаевым. Старшина Манешин очень удивился моему появлению:
— Как же ты выбрался? — был первый его вопрос.
Я рассказал.
Минувшей ночью из бригады был выделен отряд человек в 200 с задачей отвлечь немцев от направления прорыва бригады. Отряд погиб, но выполнил задачу — бригада вышла из окружения. Манешин думал, что и я, не зная дороги, останусь в окружении — вот почему он так удивился моему появлению.
Здесь же, на окраине деревни, часов до двух дня собрались и отдыхали солдаты, кто где и как мог устроиться.
В ночь с 20 на 21 декабря снова вышли в поле, но скоро остановились в широкой балке и снова копали огневые позиции, окопы-щели, ходили за соломой и только к рассвету, когда всё было готово, удалось поспать часа три. Очень не хотелось вставать на завтрак.
Весь день оборудовали землянки. В склонах балки копали котлованы, перекрывали их тонкими стволами акаций, засыпали сверху землей, устраивали печки, маскировали снегом. Только к ночи землянки были готовы.
Днем пришли из села Новгородка Черкасов и Сигаев. Они вчера решили остаться в селе и только позавтракали и улеглись спать, как в 11 часов вечера в село с нескольких сторон вошли немцы. Пришлось им выбираться по балкам. Под непрерывным огнем удалось пересечь окраину деревни и выйти из окружения.. Я ещё подумал — как хорошо, что вчера утром не остался в Новгородке!
22 декабря 1943 г.
Весь день мы простояли во втором эшелоне и были готовы к бою. С утра и до вечера на фронте велся сильный орудийный огонь, но к вечеру всё затихло, ночь прошла спокойно.
23 декабря 1943 г.
Рано утром немцам удалось прорвать фронт и выйти в наше расположение — на линию второго эшелона. В степи, покрытой снегом, показались черные коробки танков. Они шли на полной скорости, вздымая буруны снега. Ещё пройдет немного времени, и с хода, прорвав заслон потрепанных в боях частей, расположенных во втором эшелоне, немцы вырвутся на оперативный простор. Но их уже ждали. Полк самоходных установок с пушками калибром 152 мм (ИСУ-152 или «Зверобой» — В.Д.) занимал недалеко от нас боевые позиции. Наступила тишина. Танки немцев всё ближе и ближе. До них осталось полтора километра. Рявкнули залпом 152 мм пушки, тяжело задрожала земля. Вибрирующий звук от полета снарядов напоминал звучание басовых труб гигантского органа. В черных коробках танков на какое-то мгновение появились дыры — и моментально за попаданием снарядов — столбы пламени взлетели на месте, где только что видны были мчащиеся вперед танки. Гигантские султаны пламени и дыма взвились в степи. Оставшиеся целыми немецкие танки развернулись и моментально скрылись из вида. Больше немцы на этом участке фронта не предпринимали попыток к наступлению.
23, 24 и 25 декабря приводили себя в порядок: латали и чистили обмундирование, чистили орудия, высыпались в тесных землянках. Я жил вместе с Дороховым в одной землянке. Ночью мы накрывались с головой шинелями и, тесно прижавшись друг к другу, засыпали.
Дни стояли солнечные, морозные. Утром большой красный диск солнца медленно всходил над горизонтом в туманной дымке, закрывавшей всё вокруг. Часовые будили солдат, спавших в землянках, — пора вставать, умываться и идти за завтраком. Легкий ветерок разгонял туманную дымку, солнце поднималось низко над горизонтом. После завтрака начинался обычный день с хлопотами, суетой, разными хозяйственными делами. Просто удивительно, как быстро осваивали новые места и привыкали жить в «комфортных» условиях!
25 декабря, под вечер вымылись в «бане». «Баня» была оборудована под брезентовой крышей двух «Студебеккеров». В одной машине раздевались, в другой — мылись. Всё белье и обмундирование прожарили в бочках. После бани оделись во влажную одежду и по морозу сразу шли к землянке. Ни один человек не заболел, но насморк мучил многих.
26 декабря под вечер команда: грузиться в машины. Быстро всё свернули и погрузили: мины, минометы, сами сели в машины и в них же поужинали. Было холодно. Машины долго, часа четыре стояли. Командиры уточняли маршрут на марш. После ужина медленно тронулись. Команда: «Не отставать! Следить за впереди идущей машиной!» На задних бортах машины были повешены белые тряпки.
Колонна машин медленно шла по проселочной дороге. Но вот поворот, и под колёсами — асфальт! Впервые после Кривого Рога мы выехали на асфальтированное шоссе. Машины сразу набрали скорость. Шоссе спускается вниз, проезжаем выемку и перед нами мелькают белые домики города Александрии — одноэтажные на окраине, двухэтажные в центре. Быстро — часа за полтора, проехали пятьдесят километров, и на рассвете колонна машин остановилась на окраине станции Знаменка. Машины стояли на шоссе, укрытые большими деревьями. Рядом домики, слышно, как поют петухи и лают собаки. Утром зашли погреться в хату. Во второй половине дня снова выехали в поле, снова рыли окопы, землянки — всё необходимое для боя и жизни на новом месте. Погода испортилась. Шел снег, ненадолго наступало прояснение и снова шквал снега залеплял все вокруг. Так, в землянках мы встретили новый, 1944 год под свист разыгравшейся вьюги и треск огня в земляной печурке.
Под Новый год я получил из дома письма. Отец писал, что ездил в день отправки нас на фронт в наш лагерь, — хотел навестить меня. В этот день мы были уже в городе Клин на железнодорожной станции и грузились в эшелоны.
Под Новый год, 31 декабря, опять была баня, опять прожарили обмундирование от вшей. В ночь на Новый год я уснул пораньше.
Спасибо автору и ветерану.