Диагноз профессора Золотухина

Мне всегда представлялось, что этот человек куда сложнее, чем кажется. Или — чем хочет казаться. Он любит комплименты и с удовольствием слушает дифирамбы в свой адрес. Говорит, что это приятно каждому актеру. Он свято верит в Бога и считает высшей небесной карой онкологические заболевания. Не признает праздников, когда вся страна уходит в запой и зрителя на спектакль собрать сложно. С удовольствием фотографируется со всеми желающими, раздает автографы, хоть сам после двухчасовой игры еле стоит на ногах. Уставший от жизни человек, с добрыми глазами и крепким внутренним стержнем, терпеливый, толерантный и безумно, безумно талантливый. Таким мне показался выдающийся российский актер Валерий Золотухин, который на прошлой неделе посетил Кировоград в рамках гастрольного турне со спектаклем «Собачье сердце».

До самого начала спектакля мне было сложно представить профессора Преображенского иным, чем его сыграл в одноименном фильме Евгений Евстигнеев. Но Золотухин создал свой образ: до поры до времени он ироничен и сдержан, складывается впечатление, что наглые выходки Шарикова его вообще не раздражают. Но когда Филипп Филиппыч выходит из себя, зрителям становится страшновато. А на последнем монологе мурашки бегают по коже и хочется встать и стоя аплодировать незаурядному таланту актера.

Несмотря на всю звездность, Золотухин уважает зрителя. Маленький штришок — после занавеса Валерий Сергеевич вышел к публике и просто, без затей извинился за 15-минутное опоздание. Погода плохая, дорога сложная, не обессудьте…

На интервью с ним было идти сложно. С одной стороны — потому что редко представляется возможность пообщаться со звездой такой величины и он легко может в прямом и переносном смысле «задавить» своим авторитетом, а с другой — все темы, напрямую связанные с его именем — роль Бумбараша, Театр на Таганке, взаимоотношения с Высоцким, личная жизнь — настолько заезжены и описаны, что ничего нового можно было и не услышать. Поэтому мы решили выбрать нейтральное направление разговора.

— Валерий, для начала довольно банальный вопрос, ответ на который после уведенного спектакля мне хотелось услышать именно от вас: эволюционирует ли театральное искусство? Имеет ли оно будущее? Или, как многие говорят, театр вытесняется телевидением?

— Сколько я живу, столько я слышу эти разговоры. Театр — такое искусство, которое ни телевидение, ни кинематограф вытеснить не может. Потому что театр — это живое общение актера и зрителя, это химический процесс, как тот, который происходит сейчас между мной и вами. Вы видите мои глаза, слышите мою интонацию. Жизнь этой химии коротка, спектакль живет всего один вечер. А потом взаимоотношения двух половинок — зрителя и актера — умирают, чтобы воскреснуть на следующий день. Ни одна камера, сколько бы ни были талантливы кинооператоры, этого не передаст. Поэтому кино и театр — совершенно разные искусства. Все остальное — телевидение в том числе — производные от театра. Он жил, живет и жить будет еще долго. Нас с вами не будет, а театр останется.

— Насколько изменился за последние десятилетия театральный зритель, с одной стороны, и актер — с другой?

— Поскольку мы с вами уже решили, что театр — это все-таки искусство, то могу сказать так: в искусстве никакого прогресса быть не может. Меняются времена, меняются герои, люди, взаимоотношения между ними, события. Соответственно, в театре меняются формы их подачи. Вот и все. Ну вот смотрите: мы сейчас что, лучше, чем Шекспир, чем его театр?

— Не лучше. Другие.

— Правильно. Другие. Вот этот спектакль «Собачье сердце» мне нравится сильно. Он как бы приближает нас к реальной жизни. Я не хочу сказать, что он примитивный, нет. Просто отсутствие броских декораций, выспренности делает его ближе, проще и понятней. Здесь не надо соблюдать какие-то исторические нюансы в реквизите… Это все не имеет значения, если есть правдоподобие чувств предполагаемых обстоятельств, характеров, людских переживаний. А когда еще находится контакт со зрительным залом, тогда совсем хорошо.

Возвращаясь к вашему вопросу, отвечу, эволюции ни среди зрителей, ни среди актеров не произошло. Но есть разные театры. И чем их больше, чем они разнее что ли, тем лучше.

— В последнее время много представителей творческой интеллигенции самореализовываются в политике. Как вы относитесь к этим играм?

— Я считаю, что актеры — такие же люди, как и все остальные. Почему, например, гениальный шахматист не может быть президентом? Почему артист не может быть премьером? Если есть запас гражданской ответственности, пафоса вот этого, чувства долга перед соотечественниками, то почему бы и нет? У Михаила Евдокимова оно было. Ему было стыдно за то, как живут его земляки на Алтае. Он пошел в губернаторы, я его понимаю. Хотя многие коллеги его осуждали, что, мол, вот у него, как у актера, был рейтинг сумасшедший, а он ударился в политику. А я думаю, что это не возбраняется. Другое дело, что не надо политикам использовать актеров как какую-то приманку. Вот я, например, с Алтая. Когда Михаил стал баллотироваться в губернаторы, я ушел в сторону. Потому что считаю — нельзя. Хотя он обиделся отчасти. Но у меня были с прошлым губернатором хорошие отношения. Как это, предать у себя, на Алтае? Я понимаю, если бы я агитировал в Украине за Тимошенко. Бог с ним. Отагитировал и уехал… Повторяю, я не защищаю актерское сословие, но если есть политическая жилка, гражданский ген, то он проявится в любой профессии. Пусть в политике, ради Бога. У меня его нет. Я не могу вести за собой массы. За кого-то вступиться могу. А за себя, чтобы привести себя к каким-то вершинам и благам, — нет.

— Вот смотрела ваш спектакль «Собачье сердце» и ловила себя на мысли: насколько все это близко к нынешней ситуации. Слово «разруха» можно заменить словом «кризис». Это в Украине…

— Вы думаете, у нас лучше?

— Да. Мне так кажется.

— А мне кажется, что лучше в Украине. Больше демократии, свободы. А недостатки? Они везде одинаковые. И разруха одинаковая, и кризис. Мы же играли этот спектакль и в Москве, и в других российских городах. И принималось «Собачье сердце» на «ура». Текст великий. Каждый слушает и применяет его к сегодняшнему дню.

Россия, так же, как и Украина, Белоруссия, переживает сложные времена. То, что произошло в 90-х, когда мы были все вместе, а сейчас порознь, наложило негативный отпечаток на развитие наших стран, не лучшим образом сказалось на нас всех. Но Россия постепенно выходит из этой ямы. Надеюсь, я доживу до того времени, когда Россия будет такой же могучей державой, как это было во времена Советского Союза.

— Скоро Новый год. С какими чувствами вы провожаете год уходящий? Уже знаете, как будете праздновать?

— Последний спектакль этого тура мы проводим в Воронеже 30 декабря. И я появлюсь в Москве 31-го, в канун Нового года. Слава Богу, что поеду на поезде. Потому что один раз Новый год я отмечал в самарском аэропорту, когда вначале задержали, а потом вообще отменили рейс. А здесь есть надежда, что успею домой вовремя. Вы знаете, я праздники вообще не люблю. Поскольку я трудоголик, я их просто пережидаю. В то время, как вся страна гуляет, я сижу дома за письменным столом, что-то пишу, подбиваю «хвосты», которые за год накопились. Поэтому для меня праздники, в том числе новогодние, — это пытка. Когда был молодой, выпивал, тогда это было интересно. А сейчас я просто всех поздравлю, выполню свою миссию отца, мужа, деда, и — работать.

А своим зрителям и вашим читателям я желаю одного — здоровья, мирного неба, чтобы не было никаких катаклизмов и чтобы в доме водилось денег побольше, чем сейчас. Храни вас Бог!