Пожизненное заключение

Героиню этой публикации — Иру Гошун — 23 года назад бросила мама в киевском роддоме «Березка». В доме ребенка во Львове, куда отправили девочку, ей поставили диагноз «олиго-френия с легкой степенью дебильности» — медицинское заключение, не подлежащее пересмотру, гарантирующее вторую группу инвалидности и пожизненную заботу государства.
Надо сказать, даже сегодня, прожив 23 года «олигофреном» в закрытых заведениях, в соответствующей среде, практически не имея связи с внешним миром, Ира не производит впечатления умственно-отсталой. Разумеется, журналист — не врач-психиатр, и диагнозы ставить или опровергать не вправе. Речь идет только о субъективном впечатлении: ни в ее рассуждениях, ни в речи, ни в жестах, ни в выражении лица нет ничего «отсталого» или «дебильного» — худенькая улыбчивая девочка, на вид гораздо младше своих 23-х.
— Я уже встречалась когда-то с журналистом, у нас газета в Знаменке была — «Калина» — он меня об интернате спрашивал, — начала Ира явно с домашней заготовки. Когда я стала задавать вопросы — растерялась, стала говорить медленней, как будто обдумывая каждую фразу. Но минут через пять расслабилась и начала очень бойко рассказывать о жизни в интернате, о тамошних порядках. Разговаривая с Ирой, я все больше ловила себя на том, что обращаюсь к ней, как к ребенку, но вовсе не «отсталому», а наоборот — не по годам развитому. Просто и в оборотах ее речи, и в ее взгляде на мир есть что-то детское, наив-ное и трогательно безыскусное.
Окончив первый класс вспомогательной школы в Новой Праге, Ира Гошун уже бегло читала (большинству ее соучеников понадобилось несколько лет, чтобы запомнить буквы). Но машина уже была запущена, и все двигалось по накатанной колее: детдом — спецшкола — психоневрологический интернат.
Окончив в 2000 году школу с отличием, Ира попала в Знаменский интернат — под надежную опеку государства. Навсегда. Без надежды когда-нибудь покинуть стены этого заведения.
Того, что скрывается за нейтральным названием «психоневрологический интернат», лучше не видеть, — это учреждение, куда родственники отдают совсем уж безнадежных больных, за которыми сами ухаживать не могут. Из 150 подопечных Знаменского интерната, скажем, 50 — лежачих, большинство остальных — люди с тяжелейшими психическими расстройствами. Таких, как Ира Гошун, здесь единицы, но они все же есть.
В прошлом году у Иры появилась надежда — главврач интерната рассказал девчонкам о Луганском ПТУ для инвалидов, в котором могут получить образование и люди с психиатрическими диагнозами. Трое подопечных интерната туда поступили и вполне успешно учатся. В этом году собрались Ира и еще четверо девочек, но их просто не отпустили.
По мнению самих девочек, не отпустили потому, что в интернате большое подсобное хозяйство, а подопечных, способных работать, не так уж много. Этой же точки зрения придерживаются и в знаменской городской, и в кирово-градской областной организации инвалидов, куда Ира, кстати, направила соответствующие заявления, написанные, может, и не идеально грамотно, но совсем не хуже многих заявлений полноценных граждан, которые мне приходилось читать.
В интернате действительно довольно большое подсобное хозяйство — 12 коров, свиньи, бычки, больше 50 га земли. И действительно работают там подопечные, которым за их труд ничего не платят. Но в остальном все не так уж просто. Я попросила рассказать мне о своем видении ситуации всех причастных.
И вот что странно: мне, живущей среди нормальных людей, оказалось совсем не сложно понять «отсталую» Иру. Гораздо сложнее понять позицию некоторых официальных лиц. Поэтому ограничусь цитатами.
Директор интерната Игорь Крыжановский:
— Вот передо мной лежит служебная записка главврача по этому поводу: «В соответствии с обращением подопечных, касающимся их поступления в спецучилище, была подготовлена соответствующая медицинская документация на уровне ЦРБ. При обращении к председателю облпсихМСЭК (Медицинская специальная экспертная комиссия. — Авт.) мне объяснили, что психическое заболевание является противопоказанием для учебы». Что я могу добавить?
— А девочки, которые в прошлом году поехали?
— Ну как-то проскочили, не знаю…
— Я разговаривала с Ирой, и впечатления «дебильной» она не производит… Скажите, у нее есть хоть какой-то выход?
— Таких людей по Украине сотни, тысячи… Им дали образование на уровне пятого класса и распихали по интернатам. Многих это вполне устраивает: тут есть питание, медицинское обслуживание, мы выдаем им на руки четверть пенсии, при наличии разрешения от врача они могут даже выходить за пределы интерната. Будь у нее родственники, все было бы по-другому, и она бы тут не оказалась. Но она уже тут, и мы полностью за нее отвечаем. Единственный выход, который я вижу для нее, — выйти замуж. Тогда ее опекуном станет муж, и она сможет уйти из интерната. У меня вот одна девочка вышла замуж за инвалида с ДЦП, ребенка сейчас родила…
Председатель областной психиатрической МСЭК Игорь Бербинец:
— Есть инструкция Министерства здравоохранения Украины от 5.05.1997 № 137/131 «О методах обследования детей и подростков, которые направлены в средние школы и ПТУ для социальной реабилитации». Там четко указано, что психические заболевания являются противопоказанием для учебы. Этой инструкцией я и руководствовался, когда отвечал главврачу. В прошлом году разрешение, может быть, давал ВТЭК — не знаю. Если вы говорите, что девушка вполне адекватная, то я допускаю, что когда-то ей неправильно поставили диагноз, — снять его, конечно, можно. Но в таких случаях комиссия, даже если видит, что диагноза нет, все равно старается подтвердить и оставить вторую группу. Иначе в интернате ее держать не смогут. Куда она пойдет, если у нее ни родственников, ни друзей, ни социальных навыков?..
— Но вы цитируете инструкцию о детях и подростках, а Ира ведь не подросток…
— А что вы думаете, у взрослых что-то меняется?..
Главврач интерната Алексей Коробка:
— В прошлом году я отвез в Луганск троих наших девочек, все учатся. И дело даже не в том, что они получат там специальности — во-первых, это прекрасная реабилитация. Они приезжают на каникулы, и я вижу, что прогресс огромный — там они общаются с другими людьми, учатся распоряжаться деньгами (в ПТУ воспитанникам выдают на руки их пенсию и стипендию — всего около 600 грн. — Авт.). Во-вторых, это училище для инвалидов — там они могут познакомиться с парнем, выйти замуж.
Здесь же они целыми днями убирают за свиньями и коровами, косят сено, общаются только с медперсоналом. Я просто хочу, чтобы им дали хоть какой-то шанс, хоть самый маленький. «Дурка» от них никуда не уйдет…
Напишите об этом, напишите в целом о проблемах таких людей! Их ведь никто не видит, и поэтому никто о них не думает. Скажем, у нас недавно сделали ремонт в туалете «лежачего» отделения (там есть пациенты, которые ходят с ходунками) — к унитазу нужно подняться по трем ступенькам, выложенным кафелем! Душ тоже реконструировали — чудесный новый душ, но без предбанника, то есть раздевают у нас теперь больных прямо в коридоре. И как-то считается, что ничего унизительного тут нет…
Председатель Знаменского городского опекунского совета Наталья Тесленко:
— Я хорошо знаю Иру — она часто приходит… Хорошая девочка. И страшно представить, что в этом интернате она проведет всю жизнь. Я пыталась найти ее родных, но безрезультатно. Что касается учебы, то опекунский совет здесь ничего сделать не может — не имеет таких полномочий.
Надеюсь, вы поможете — по крайней мере, поднимете эту проблему… Может, ее заметит кто-то, кроме нас и организации инвалидов.
Надо сказать, что все эти добрые и милые люди знакомы с Ирой лет по 5-7, все ее искренне жалеют, все признают, что девушке нужно вырваться из интерната, и советуют искать мужа (очевидно, в женском интернате, откуда в город иногда можно ходить в увольнительную). Видимо, жалела Иру и первая ее учительница, которая заметила, что девочка отлично схватывает материал…
А сколько таких людей в стране? Сколько брошенных мальчиков и девочек, которых в детдомах, чтобы не возиться, признали олигофренами? Сколько их в 15 лет попадает в интернаты (Знаменский, нужно сказать, один из лучших), не имея ни единого шанса изменить свое будущее, зная, что тут им суждено умереть?..