Березка с несгибаемым характером

В 37-м восьмиклассница сельской школы, защищая отца-учителя, написала на местных же чекистов письмо-обвинение в районный НКВД… В 43-м двадцатитрехлетнюю Галю приговорили к расстрелу… В 46-м, получив 10 лет лагерей и 5 лет «поражения в правах», она заявила энкавэдэшнику, предлагавшему ей по старой памяти скостить срок: «После того, как меня били, унижали, топтали ногами, бросали в карцер к крысам и мертвецам, — я не смогу жить на такой свободе. Я живьем похоронена…»

Летом 37 года в Гайворонский райотдел НКВД поступил донос на учителя из села Сальково Спиридона Шарандака. Через несколько дней его арестовали, а затем осудили и вывезли в архангельский лагерь. К доносу его автор, тоже учитель(!), в качестве иллюстрации приложил стихотворение, отобранное на уроке истории у дочери обвиняемого Гали Шарандак:

«Чи недолюдки вражi поляжуть
В той кровi, що вони пролили,
Чи всi гори луною прокажуть:
“На батькiв подивiться, сини!..”»

После 37-го, когда взяли отца, она больше никогда не танцевала и не играла на скрипке.

«Я почти обезумела!» — писала школьница, которую исключили из школы как дочь «врага народа», а ее мать-учительницу лишили возможности преподавать. В декабре она написала письмо на 12-ти страницах начальнику Гайворонского райотдела НКВД узбеку Мусатову. На третий день девушку-подростка закрыли в камере. Потом, правда, тот же Мусатов, вспоминает Галина Спиридоновна, все же отпустил юную арестантку, и она продолжила учебу — уже в киевской школе. Затем пришлось вернуться в родное Могильное, а в конце августа 39 года Галина Шарандак стала студенткой русского отделения филфака Одесского госуниверситета. Отец написал дочери из ссылки, что за поступление на украинское отделение ее могут обвинить в … украинском национализме. Впоследствии так и произошло.

К этому времени в биографии юной дочери учителя-скрипача и внучки домашнего учителя в семье Сильвестра Лепкого было достаточно эпизодов, которые вынес бы не каждый здоровый и сильный духом мужчина. Голодомор 30-х. В одном из своих рассказов о том ужасе она потом напишет: «А всех с Колей было восемь в семье; старшего — девятнадцатилетнего Артема — застрелил председатель комисии по хлебозаготовке еще осенью прошлого, 1932 года. За то, что кидал с чердака кирпичами из разваленной печки в грабителей, которые забрали уже всё зерно и муку».

Был еще страшный 33-й, когда в их селе обезумевшие матери убивали и варили старших детей, чтобы спасти умирающих от голода, вконец ослабевших младших. Тогда 13-летняя девчушка, уже три года собиравшая свои стихи в самодельные сборнички, писала:

«Куди не глянь —
рiчки кривавих слiз,
Все тихо, журно, плаче скрiзь…»

«В начале войны нас, студентов, эвакуировали за Днепр, — вспоминает Галина Спиридоновна, — но на Харьковщине попали в плен, и немцы отпустили нас домой». А в начале ноября 43-го — снова арест. На этот раз — гестапо. 17 декабря после трехнедельного следствия в Гайворонском отделе гестапо всех арестованных приговорили к расстрелу. Спас ее от расстрела сын писателя Тимофея Бордуляка, который с 1918 по 1923 год преподавал здесь немецкий язык и работал адвокатом. «Вместе с сельским старостой (немцем по происхождению) они приехали в тюрьму, причем Бордуляк — в форме переводчика. Они зашли ко мне в камеру и сказали, что взяли меня на поруки и меня не расстреляют».

Судьба продолжала упорно и безжалостно испытывать эту маленькую хрупкую девушку на прочность: после войны, в 46-м, она снова оказалась в НКВД. На этот раз — в одесском. К тому времени она осталась сиротой: «В 42-м всех “политических” расстреляли в лагерях, а родным сказали, что они умерли от эпидемии тифа. Мать и бабушка были зарублены топором. После этого я дважды пыталась резать себе вены… «Вину» студентки Шарандак подтвердили 12 «свидетелей» — «Как «апостолы»! — с горечью говорит она. Они подтвердили, что во время оккупации она действовала как «буржуазная националистка», и приговор был неумолим: 10 лет концлагерей и 5 — поражения в правах. Правда, после суда ее вызвал человек, оказавшийся …тем самым Мусатовым из памятного 37-го, и предложил сбавить срок на пять лет…

Разговора «по душам» не получилось, и через несколько месяцев степнячка из украинского села оказалась в Норильске. Стихи писать не перестала даже под угрозой карцера и нового срока. Не могла не писать: «Я видела, как закапывали безымянные трупы под горой — только с указанием номера личного дела. Я тогда была санитаркой и сама переодевала мертвых женщин и привязывала к их ногам бирки-“паспорта” с именами, фамилиями, датами рождения. Видела, как мертвых сгребали бульдозером и присыпали — до весны — лишь снегом…» Арестанток поднимали на работу в 4 часа утра, спать почти не давали. Галина Спиридоновна убеждена: только вынужденная бессонница не дала ей умереть от цинги: «Те, кто лежал в лазарете, — все умерли. За одну зиму из двух тысяч человек нашего этапа умерли от этой болезни восемьсот…»

Нечеловеческие условия, унижения и пытки, кошмарный лагерный быт… Не о себе ли писала уже в 80-м Галина Бровченко-Шарандак в рассказе «Безымянная заключенная»? «Кайло и лопата, котлован и траншея, отбойный молоток и носилки, тачка, песок и камень, голодная пайка и баланда. Пурга, 500 мороза, актировки. Доносы стукачей, обыски на вахте и в бараке, после отбоя…» И там же, с датой «1947-й»:

«Даруй менi силу й терпiння
Нести мiй терновий вiнець,
I душу розбить об камiння
Не дай,
о безсмертний Творець!»

Чего стоило женщине, которой не исполнилось к тому времени и тридцати, вынести этот кошмар! «Помню, как я два месяца простояла в бараке усиленного режима, который был хуже карцера, склонившись на обмерзлую стену, как писала на стенах ногтями: “Караюсь, мучуся, але не каюсь…” и пушкинское “Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье…”» В БУРе не было кровати, даже табурета. Надзирательница открывала двери раз в сутки, ставила на бетонный (!) пол пайку, состоящую из трехсот граммов хлеба и кварты воды. Но, несмотря на ужасы нашего существования, мы даже пели…» (рассказ «Зухра», 1959-й).

Уже тогда эту миниатюрную черноволосую девушку с огромными глазами и несгибаемым духом звали Березкой. А ее строчки «Вiрила, що сонце тiльки правду любить i зруйнує злобу променем сталевим…» обошли все сибирские лагеря… И сегодня она с гордостью говорит: «Я испытала много потерь, поскольку ненавидела доносы, наушничество, прослушки. После рассекречивания архивов КГБ мое дело предлагали выставить как образцовое: в нем нет ни одного признания, ни одного доноса!»

На свободу заключенная Шарандак вышла только в апреле 55-го, но без права выезда из Норильска больше чем за 6 километров. Право вернуться домой, в Украину, получила только в 56-м, после ХХ съезда КПСС. Но на возвращение денег не было, и лишь осенью 57-го она получила расчет на деревообрабатывающем заводе в Норильске. Домой ехала уже с мужем Николаем Бровченко и маленьким сыном Андреем…

Вернувшись в родное Могильное Гайворонского района, на работу устроилась через три года вынужденной безработицы и до 76-го преподавала в местной школе украинский язык и литературу. С тех пор писала мало: «Вдовья судьба, тяжкие заботы, работа в усадьбе. Вырастила двух сыновей… Меня сыновья, невестки и внуки уважают. Зимой много читаю. Работаю на кухне, пишу письма». На счету у члена Союза писателей Украины Галины Березки (свой псевдоним, взятый в нелегкие лагерные времена, она сохранила) 4 сборника, готовится к выходу пятый — «немного младший сын помогает деньгами, ни одного экземпляра не продала — все раздарила». В 90-м Олесь Гончар писал ей: «Наверное, у нашего поколения не было легких судеб (…). Поэзия ваша — настоящая, не одну глубокую душу она тронет…»

Завтра этой маленькой, поразительно живой, энергичной и ироничной женщине исполняется 85 лет. Ее голос необычайно чистый и живой, особенно когда поет любимую «Березку»… «О смерти не думаю — придет сама. Об Украине, о ее судьбе думаю постоянно. Падение морали особенно меня угнетает. Боюсь большой беды. Еще все помню — единственное, что осталось мне после стольких катастроф»…

Березка с несгибаемым характером: 2 комментария

  1. Дай Бог здоровья таким людям.

  2. Потрясающе… Вы — великая женщина, Галина Спиридоновна! Дай Вам Бог здоровья и добра!

Добавить комментарий