С пятой попытки участникам ликвидации техногенной катастрофы на Чернобыльской АЭС, бывшим жителям Припяти и журналистам таки удалось посетить зону отчуждения. Более всех туда стремились попасть те, кто не был в своих квартирах все тридцать лет.
До того как
Изначально поездка приурочивалась к 30-й годовщине катастрофы на атомной станции, и председатель городской ветеранской организации «Союз Чернобыль Украины» Михаил Мохонько, по просьбе своих коллег начал стучаться в двери чиновников городского совета еще задолго до этой даты. Кто-то несколько раз обещал помочь, а некоторые отправляли его к тем же, с кем он уже общался. После четырех кругов бюрократического отфутболивания, Михаил Мохонько дошел до Андрея Райковича, и тот, в свою очередь, решил все проблемы с посещением закрытой зоны одним прямым указанием. Тут же нашлись и спонсоры поездки, и автотранспорт.
Чернобыль
Чтобы попасть в зону, нужно не просто желание, но еще и предварительная договоренность турфирмы с Государственным агентством Украины по управлению зоной отчуждения. Перед поездкой нужно приготовить паспорт, копию которого отдать экскурсоводу, а также одежду, хорошо закрывающую тело, обувь на плотной и толстой подошве.
В зону мы въезжали через КПП «Дитятки». Процедура проверки паспортов, инструктаж прошли довольно быстро, наша группа за это время успела провести короткую фотосессию на фоне КПП и часовни. Во время инструктажа нам сразу дали понять, что нужно забыть даже о мысли привезти что-нибудь из зоны с собой — не стоит рисковать своим здоровьем.
Чернобыль — город ухоженный. Постоянных жителей в нем нет (местных эвакуировали в апреле восемьдесят шестого), но около четырех тысяч людей здесь находятся. Они работают на станции вахтовым методом, проживают в многоэтажных домах и уезжают на выходные.
Здесь улицы еще носят названия советских вождей, есть действующий храм, в котором один из моих попутчиков в восемьдесят втором году крестил своих сыновей, работают четыре магазина и шесть баров.
В центральной части города к 25-летию катастрофы создана аллея. На ней установлены таблички всех населенных пунктов, жителей которых эвакуировали. Табличек сотни, и видно, что бывшие жители этих городов и сел здесь бывают, и довольно часто. Много знаков увешаны цветами и рушниками.
Станция
Размах тогдашнего руководства страны под названием СССР удивляет до сих пор. Чернобыльская атомная станция в проекте должна была состоять из двенадцати энергоблоков с мощнейшими реакторами. При подъезде к станции мы видели недостроенные пятый и шестой энергоблоки. Строительство замерло после взрыва четвертого. Краны остались в том же положении, как были до аварии. Один из моих собеседников, Валерий Баркар, говорил, что катастрофы могло бы и не случиться, если бы даже в случае перегрева реактор ушел вниз, в шахту.
— Я водитель, — рассказывает участник тех событий Валерий Баркар. — Меня призвали в армию уже как резервиста сразу же после Чернобыльской катастрофы. Однажды мне довелось возить одного академика, занимающегося причинами аварии. Тогда он сказал, что такой масштабной аварии, взрыва могло бы и не случиться, если бы в случае перегрева реактор ушел вниз, в шахту или попросту в яму. Под каждым из четырех реакторов была и есть глубокая шахта, специально выкопанная для аварийных ситуаций. В случае аварии сработала бы автоматика, и реактор ушел глубоко под землю, его бы засыпало песком, и максимум, что было бы, — это небольшой толчок глубоко внизу. Но произошел сбой одного из агрегатов, и реактор перекосило. Он застрял в этой шахте, а потом произошел взрыв…
До сих пор существуют две версии причин аварии, которые можно назвать официальными. Первая — это ошибка персонала. Эту позицию заняла и Государственная комиссия по расследованию причин катастрофы, сформированная тогдашним руководством СССР, а также МАГАТЭ в собственном расследовании.
А по мнению еще одного моего попутчика, бывшего оператора 3-го и 4-го энергоблоков ЧАЭС Павла Крапижникова, который за полтора часа до взрыва сдал свою смену в 4-м энергоблоке, это ошибка не только работников станции.
— На двадцать пятое апреля планировалось десятидневное отключение энергоблока для проведения плановых работ, — рассказывает Павел Крапижников. — Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Нельзя одним лишь движением руки остановить такую махину. Требовалось немалое время для того, чтобы запустить процедуру остановки. Отключение запустилось, но в ночь на двадцать шестое апреля пришел приказ — работы по отключению приостановить, потому что на одной из электростанций в Киевской области произошел сбой. И, чтобы не было перепада электроэнергии в нашем регионе, пришлось прервать остановку работы реактора. Возможно, этот факт и стал катализатором будущей аварии…
Припять
Буквально сразу при въезде перед нами предстал настоящий город-призрак — пустой, разграбленный и жутковатый. Готовясь к поездке, я пересмотрел много видео и фотографий Припяти. Но вживую картинка совершенно другая — более страшная.
Общеизвестно, город предназначался для работников Чернобыльской атомной станции. Первый дом заложили в 1970 году, как раз к 100-летию со дня рождения дедушки Ленина. Город строился быстрыми темпами, поэтому молодые специалисты получали квартиры разной квадратуры без очереди. Более взрослые атомщики находились в очереди на квартиру, но и им не довелось стоять в ней годами. О скорости строительства жилых массивов говорил и мой собеседник Павел Крапижников.
— Я был почти тысячным в очереди на получение квартиры в Припяти. Для других территорий, чтобы получить квартиру, нужны были десятилетия, я получил ордер меньше чем за год. В нашем доме в каждом подъезде было два лифта — один пассажирский, другой грузопассажирский. Квартира состояла из трех больших комнат. Хорошая кухня, ванная комната, электроплита…
С нами в одном автобусе ехал и Игорь Волков. Он родился в этом городе, его родителей можно назвать первопроходцами, зачинателями жизни в Припяти. Сейчас ему сорок пять лет. Но, когда произошла катастрофа, ему было только пятнадцать. Все эти годы он мечтал попасть в свою квартиру, туда, где прошли его юношеские годы. Игорю врезались в память последний день в Припяти, последний день в школе и эвакуация. Для подростка все происходящее было шоком.
— 26 апреля 1986 года я запомнил теплым и солнечным весенним днем, — вспоминает пережитые события Игорь. — Несмотря на то, что большая часть жителей города работала на ЧАЭС, да и сама станция как на ладони видна с верхних этажей многих домов, большинство припятчан о взрыве не знали, а кто знал — не понимал масштаба этой, нет, не аварии — катастрофы. Потихоньку ширились жуткие слухи, но кто-то отказывался в них верить, а кто-то, опять-таки, не понимал всего ужаса ситуации. Логика людей была простой и понятной: «Неужели, если бы было что-то серьезное, правительство об этом не сообщило бы?» Не сообщило…
Жители города занимались обычными для выходного дня делами — ходили по магазинам, отдыхали на «свежем воздухе», занимались весенним посевом на дачных участках. В городском парке готовились к открытию новые аттракционы. Оно должно было состояться очень скоро — 1 мая. Так и не состоялось. На каруселях так никто и не успел покататься. Теперь все качели, карусели, автодром замерли на века. Но это так, общие воспоминания, а если конкретно о себе, то тогда я учился в седьмом классе. День катастрофы помню очень четко. В ту ночь маме позвонили, сказали, что на станции произошла какая-то авария, и ее вызвали на работу. Она в то время работала начальником отделения связи в Припяти. Утром мама нас разбудила, и я, позавтракав, отправился в школу. Из здания школы на улицу нас не выпускали, даже на перемены. На втором уроке к нам зашли люди в белых халатах, раздали всем большие белые таблетки. После уроков нас забирали родители. Все равно мы ничего не понимали. Не только мы, подростки, но и родители моих одноклассников и друзей. Да, уже знали, что на станции произошел взрыв, но не понимали последствий, чем это может грозить для здоровья. А на следующий день началась эвакуация. Даже не предполагали, что это надолго. Все произошло так быстро, мы не знали, куда нас везут и на какое время. Ровно в два часа пополудни начался вывоз жителей Припяти, который закончился спустя несколько часов.
По словам Павла Крапижникова, до аварии город жил очень активной жизнью.
— Был шикарный Дворец культуры, в который приезжали с концертами известные на то время артисты, стадион, где готовилась к играм даже вторая команда киевского «Динамо», — вспоминает мой собеседник. — Был универмаг самообслуживания. Готовился к открытию парк. На центральной площади собирались построить несколько фонтанов. В восьмидесятых это был образцовый город.
«Я иду домой»
С Волковым мы идем искать его дом на улице Леси Украинки, 30. Игорь нас заверил, что визуально помнит, где находился его девятиэтажный дом. И все же мы его искали долго. Все дворы заросли, искать было трудно, практически невозможно. Для себя я отметил, что Припять — это джунгли. Мы пробирались сквозь заросли, ступали по тридцатилетнему слою листьев, словно по ковру. Но, что интересно, я не встретил ни одного метра паутины, обычно в зарослях ее много, но в нашем случае ее не было совсем. Пока шли, Игорь рассказывал и показывал места, которые запомнил с детства.
— Здесь я разбил стекло, после чего мой папа купил мне футбольный мяч. В этом палисаднике играли в «пекаря», между этими гаражами играли в прятки, — говорил Игорь. — Дом мы таки нашли, поднялись в квартиру на шестом этаже. Между этажами горы мебели, каких-то вещей, на каждом этаже сняты и тут же аккуратно сложены плафоны. После трех десятков лет Игорь помнил, где что находилось. Разумеется, все в квартире уже разрушено. Мебель сломана, батареи вырваны, обои со временем отпали. Полы прогнили, да так, что есть большая вероятность провалиться. Еще Игорь рассказывал, что у них в квартире был аквариум. Спустя месяц после эвакуации его мама приезжала в город и рыбки еще были живы. Еще через месяц аквариума уже не было. В их квартире мы нашли две книги, мамину помаду и швабру.
Игорь предложил подняться на крышу, где в его детстве с друзьями они неоднократно бывали. Оказалось, что железная вертикальная лестница, ведущая на нее, находится в идеальном состоянии. Как будто и не было этих тридцати лет. Поднялись, осмотрелись, и оказалось, что деревья уже выше девятиэтажек. С крыши видны только шестнадцатиэтажные дома. Все остальное скрыто зеленью…
Павел Крапижников тоже водил в свою квартиру гостей. Хозяин и гости выпили там по рюмочке, посмотрели разрушенную квартиру и быстро спустились с одиннадцатого этажа. Нам же пришлось еще долго добираться до спортивного комплекса, где была назначена встреча. Дороги между домами уже практически не видны, поэтому шли мы к бассейну около двадцати минут.
«В мире животных»
Многие считают, что радиация породила в зоне отчуждения генные мутации у животных. Но на самом деле единственное, что изменилось в этом плане, — численность представителей фауны. По словам нашего сопровождающего Алексея Москаленко, за тридцать лет в зоне расплодились рыси, волки, кабаны, олени. В начале девяностых сюда завезли лошадей Пржевальского. Эти на вид маленькие лошадки совершенно не поддаются дрессуре и абсолютно не боятся волков. С ними лошади дерутся передними копытами, не боясь ни их зубов, ни когтей. Появились здесь и орланы, причем в большом количестве. Почему-то именно канадские. Вычислили их по кольцам на лапках, закрепленным в Канаде. А известные исполинские сомы на деле оказываются практически ручными. Их размер просто объяснить — туристы постоянно кормят рыбу, из-за чего она не останавливается в росте. Местные жители говорят, что действительно необычными здесь стали насекомые. В чаще леса можно встретить огромных жуков, с половину ладони размером. Но в лес никого не пускают, даже если очень сильно попросишь. Слишком велик риск того, что можно и не вернуться после встречи с кабанами или волками.
О том, что видели не все
Алексей Москаленко водил нас не только по более-менее чистым местам, он показывал очень загрязненные радиацией объекты. К примеру, на одной из площадок Припяти находится так называемый Ковш смерти, которым в восемьдесят шестом что-то расчищали и переносили. Так вот, рядом с этим агрегатом уровень радиации просто зашкаливает. Дозиметр показывал излучение более 8000 мкр/ч. Это самый большой уровень радиации, который мы зафиксировали в этот день. В центре сквера с детскими аттракционами есть место, где в том же восемьдесят шестом садились вертолеты, засыпавшие взорванный реактор песком и цементом. В этом месте дозиметр показывал излучение в 5000 мкр/ч. Есть еще точки, где был так называемый рыжий лес. Это те сосны, которые получили лучевой удар. Его в конце того же трагического года вырубили и закопали, но фонит в этом месте сильно, и даже очень. Когда мы проезжали на микроавтобусе мимо этого места, дозиметр пищал. Это значит, что здесь находиться длительное время смертельно для здоровья.
…Съездить в Припять нужно тем, кто хочет увидеть собственными глазами, как технический прогресс может сыграть злую шутку с человеком. А вот желающим побывать в шкуре сталкера отправляться в зону не стоит: геройствовать не получится — каждый кусочек земли здесь давно изучен настоящими исследователями и ста восемьюдесятью самоселами, проживающими в деревнях неподалеку.
Руслан Худояров, «УЦ», Чернобыль — Припять — Кировоград. Фото автора.