Начало в №26 от 30 июня.
А вот некий уполномоченный обращается к секретарю уездной ЧК с просьбой «выдать во временное пользование шубу отобранную при обыска т.Петровым по ордеру № 1 у врача Яржембковского впредь до конфискации» (цитируем с сохранением орфографии и пунктуации). Тов. Петров написал расписку о том, что им «из вещей отобранных при обыска у гр. Яржембковского взяты для нужд группы 1 настольная лампа, 5 книг, в чем и подписался». Заведующий секретно-оперативным отделом уездной ЧК тов. Тимофеев дал расписку оперуполномоченному т.Петрову о том, что им получена «одна географическая карта взятая у д-ра Яржимбковского» (не для того ли, чтобы подготовить еще одно вещественное доказательство контрреволюционной деятельности подпольной организации и приобщить их к материалам дела?). Помощник уполномоченного написал расписку в том, что им «взят во временное пользование из дела доктора Яржимбковского 1 кожанный портфель».
Сотрудник оперативной части Кириленко докладывал рапортом о том, что при обыске «у граждан Кульчицкого и Орлова обнаружил 2 костюма, которые отобрал так как эти кустюмы были спрятаны и кроме того эти костюмы были у них как излишки потому что там у них еще были и можно конфисковать». 9 февраля сотрудник Варламов обратился с заявлением к члену коллегии уездЧК заведующему общим отделом Наумову о распоряжении выдать ему из вещей доктора Добровольского набор на одну пару сапог «ибо мои очень прорвались и починка требуется очень тщательная да притом если таковыя починить то не надолго ибо мой товар очень гнилой. Прошу не отказать в моей просьбе ибо в этом вы сами можете убедится». Того же 9 февраля Варламов все, что просил, получил. 10 февраля зав. оперчастью уездЧК дал расписку о том, что им «оставлены стенные часы для нужд оперативной части, которы обнаружены в гр.Добровольского». Еще один чекист просил «разрешить выдать из вещей Добровольского кожанный чемодан — т.к. такового не имею». Другой просил выдать из вещей доктора Добровольского «пиджак так как я не имею чего надеть и крайне нуждаюсь». Кому-то захотелось получить из изъятых у Добровольских продуктов три фунта вишневого варенья, и член коллегии уездЧК Наумов наложил 8 февраля резолюцию: «Выдать», щедро дополнив — «и какао полтора фунта».
Такие действия должностных лиц Елисаветградской уездной ЧК по присвоению имущества арестованных еще до решения их судьбы даже на то смутное время можно было расценивать как преступление, а в условиях еще не законченной Гражданской войны — как мародерство.
Родные же арестованных по делу №291 и общественность били тревогу, обращались к руководству ЧК, в различные инстанции об их невиновности, просили проявить милосердие.
К делу приобщены документы, свидетельствующие, что никто не верил в раскрытие чекистами контрреволюционной организации, и в то, что люди, которых хорошо знали в городе и уезде, могут быть членами такой организации. На защиту врача Добровольского И.Р. стали его коллеги – елисаветградские врачи, рабочие предприятий города, крестьяне из окрестных сел. Уже 7 февраля 1921 года под протокол было проведено общее собрание коллектива 1-й городской больницы, в ходе которого медицинские работники просили чекистов не верить в то, что врач-хирург может быть врагом, отпустить его на поруки коллективу, учесть,что он болеет сахарным диабетом, а больнице так необходимы его руки. Неизвестная елисаветградка, «искренне преданная советской власти», в письме в ЧК на 8 листах удивлялась, как власть, на знаменах которой изобилуют лозунги свободы, равенства, братства, смогла поднять руку на беззащитную женщину — жену врача Добровольского, уважаемого в городе человека, работавшую в интересах народа, учившую детей светлому, вечному, а новая власть посадила ее в тюрьму: «Сажать невинную женщину в тюрьму — это же совсем противоречит республиканскому строю! Это пахнет первобытными временами». В подписанном рабочими заводов Эльворти, Яскульского, работниками железнодорожной и почтово-телеграфной станций, жителями Ковалевки (подписи помещены на 3 листах) обращении на имя председателя уездной ЧК Абрамова указано, что «доктор Добровольский принадлежит нам, стране… Это богатство страны, как любая значительная по размерам фабрика с дорогими машинами. Разбить ее легко, но создать сейчас невозможно…» В заявлении подчеркивалось, что в своей работе врач Добровольский руководствовался исключительно гуманизмом, политических исключений не делал, а относительно местных коммунистов во время деникинщины проявил героизм — спас от смерти раненого во время казни деникинцами матроса Шевченко, которого лечил на конспиративной квартире, способствовал побегу из-под стражи коммуниста Козенко.Также врач Добровольский спасал людей во время григорьевского погрома весной 1919 года. Рабочие просили прислушиваться к их пролетарскому голосу и освободить врача Добровольского под их поручительство, поскольку он не может быть врагом советской власти. Хлеборобы из пригородных сел Карловка, Старый Данциг, Аннинское писали, что считают своим моральным долгом сообщить ЧК, что врач Добровольский И.Р. всю свою энергию и знания посвятил лечению бедных крестьян, он был настолько загружен работой, что у него не было вовсе времени для занятия политической деятельностью. Такое же заявление карловские селяне направили и в Елисаветградскую рабоче-крестьянскую инспекцию, которая якобы контролировала действия ЧК.
За ксендза местного католического костела Пиотровского Леона Валериановича ходатайствовали пролетарии-рабочие заводов Яскульского и Эльворти, прихожане римско-католической общины города, которые просили, чтобы следствие не пошло ложным путем, потому что «чья-то подлая рука подсовывает под казнь видного представителя польской религии». Мудрые люди видели в том, что чекисты сделали членами подпольной организации нескольких поляков-католиков, попытку определенных политических кругов сорвать урегулирование советско-польских отношений после войны 1920 года (именно в это время в Риге проходили мирные переговоры. — В.Д.). Кстати, в материалах реабилитированного в 1958 году (расстрелян в 1937 году как польский шпион) бывшего органиста елисаветградского католического костела Келкевича Яна есть данные о том, что в июне 1920 года чекисты с провокационной целью подставили ему в роли бежавшего из плена польского офицера сотрудника особого одела 45-й стрелковой дивизии Коляновского. По делу проходил и какой-то Яржембковский. Никто из арестованных тогда не пострадал, но в деле №291 есть упоминание о возможной причастности Пиотровского и Добровольского к той ситуации.
Нельзя без горечи читать обращение в Николаевскую губЧК Асауленко Николая Гавриловича, врача, который, спасая елисаветградцев от тифа, сам заболел обратной формой этой болезни и лечился в 1-й городской больнице. За ним ухаживали жена Надежда Васильевна и сын Николай, остававшиеся ночевать на территории больницы, пользуясь гостеприимством врача Добровольского.Чекисты же их без каких-либо доказательств сделали членами подпольной организации. Николай Гаврилович просил проявить милосердие к нему как тяжело больному врачу и освободить арестованных жену и сына.
По этому же адресу обращались родные другого врача 1-й городской больницы Л.В.Братецкого, моля во имя торжества социализма проявить милосердие к их отцу и мужу, который никак не мог угрожать советской власти и стал жертвой «презренной для коммунистов провокации».
В защиту своего коллеги Зеленецкого А.А. выступили учителя 9-й Елисаветградской школы и уездное бюро профсоюза работников образования, указав в заявлении в ЧК, что ручаются за него, поскольку он является незаменимым работником и ни в каких противоправных организациях участия не принимал.
Сестра и соседи арестованного Гирского С.Я., в том числе, как он себя назвал, рабочий-коммунист-еврей Самуил Ефимович Дранков, в обращении в губЧК указывали, что во время григорьевского погрома в 1919 году Гирский спас много людей, в первую очередь евреев, что порой он доходил до самопожертвования, что он не враг советской власти. Уже упоминавшаяся Левченко Юлия, развенчивая провокацию, указала, что приписываемые чекистами членам разоблаченной «организации» антисемитские лозунги типа «Бей евреев, спасай Россию!» отнюдь не вяжутся с благородными поступками по спасению евреев во время страшного григорьевского погрома со стороны врача Добровольского, учителя Зеленецкого, ее мужа и др.
Мать и соседи Леонида Роговцева, руководителя елисаветградского спортивно-стрелкового клуба отдела Всеобуча, где он учился, просили чекистов поверить в его невиновность и дать хоть какое-то разъяснение причин ареста.
Просил принять во внимание тяжелую психическую болезнь своего сына Анатолия его отец — рабочий завода Эльворти с 35-летним стажем Семен Грибанов, умоляя назначить больному врачебную комиссию для определения вменяемости.
Однако обращения родных арестованных и общественности никоим образом не повлияли на принятое руководством ЧК решение. Уже 14 февраля 1921 года коллегия Херсонско-Николаевской губернской ЧК санкционировала рассмотрение дела на месте с правом применения высшей меры социальной защиты — расстрела. На то время уже было ограничено право ЧК на вынесение смертных приговоров, а если они и выносились, то лишь после утверждения председателем Цупрчрезкома в Харькове. Несмотря на это, уже 16 февраля 1921 года так называемая широкая коллегия Елисаветградской уездной чрезвычайной комиссии под председательством Абрамова, с участием члена коллегии Минаева, начальника особого отдела 1-й Конной армии Лозоватского, представителя Елисаветградского ревкома Рябцева, представителей уездного парткома Майбороды и Киричкова, рабоче-крестьянской инспекции Михальского, особого отдела тыла 14-й армии Буревича, председателя ревтрибунала 1-й Конной армии Тегелешкина, председателя елисаветградских профсоюзов Киселева, начальника отдела юстиции Лагуты, исполняющего обязанности секретаря уездной ЧК Тимофеева приняла решение о расстреле 15 участников белогвардейской организации. Предложение члена широкой коллегии и одновременно инициатора дела № 291, заведующего секретно-политическим отделом уездной ЧК Минаева о целесообразности замены расстрела общественными принудительными работами, а относительно врача Добровольского и его жены Ксении Петровны, «принимая во внимание неактивность в организации, заслуги доктора как врача-хирурга», — замены расстрела условным осуждением на 5 лет во внимание не было принято. Член коллегии Херсонско-Николаевской губЧК Самарин 21 февраля 1921 года утвердил решение о расстреле, и в ночь с 21 на 22 февраля 1921 года где-то в районе Крепостных Валов прогремели выстрелы, унесшие жизни людей, многими из которых мы могли гордиться.
Кстати, в основу обвинений во враждебной деятельности Добровольских было положено, что по своему социальному положению и убеждениям они являются неисправимыми врагами рабоче-крестьянской власти. Вот так были приняты во внимание заявления рабочих и крестьян в их защиту и заключение чекиста Минаева о «неактивности в организации, заслуги доктора как врача-хирурга».
По 5 лет заключения в концлагерях без права возвращения к предыдущему месту жительства в Херсонско-Николаевской губернии было осуждено 9 фигурантов дела № 291. Такая участь постигла и Буценко-Рыбальченко Анну, которую пытался защитить ее муж — красный командир Рыбальченко, обратившись с письмом к самому председателю ВЧК Феликсу Дзержинскому. Заявление с бюрократическим бездушием было переслано в Харьков в ВУЧК, а оттуда — в Николаевскую губЧК. Там запросили Елисаветградскую ЧК, откуда сообщили, что по заключению врачей, Буценко-Рыбальченко А.М., будучи больной, «не отдает себе отчета в поступках и словах». И эту несчастную больную женщину приплели к подпольной организации, бездоказательно обвинив в выдаче фиктивных документов членам «белогвардейской организации Добровольского», не имея при этом «точных данных о ее причастности к названной организации». Вместо определенных «широкой» коллегией уездной ЧК пяти лет концлагеря несчастную женщину упрятали на целых шесть. Дождался ли ее муж, служивший в Красной Армии на Северном Кавказе, неизвестно.
Двое несовершеннолетних участников «подпольной» организации были отправлены в колонию малолетних правонарушителей на так называемую перековку.
Какую опасность для только что «победившей в открытой вооруженной борьбе революции» представляла Загута Мария Александровна, 1853 года рождения, из потомственных почетных граждан г.Севастополя, которую, как лицо преклонного возраста, навсегда выдворили в Орловскую губернию под надзор местных чекистов? Во время многочасового обыска в ее квартире она потеряла сознание, и врач, которого вызвала дочь, заявил, что она может не выжить. Но верные стражи революции дождались, когда женщина придет в себя, арестовали ее и отправили в тюрьму, предварительно изъяв домашние вещи, определив их как «излишние», которые могут быть ею проданы без согласия власти.
Проходящие по делу № 291 лица должны быть реабилитированы еще на основании указа Президента СССР от 13 августа 1990 года «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 1920-1950-х годов», поскольку были репрессированы внесудебным органом в лице т.н. «широкой коллегии ЧК». К сожалению, этого не было сделано из-за того, что при подготовке материалов на реабилитацию какой-то неопытный сотрудник Управления КГБ УССР по Кировоградской области обманулся обложкой «дела», на которой было написано, что это «Следственное дело» из архивного следственного фонда КГБ УССР. Реабилитация лиц, проходящих по уголовным делам, рассматривавшихся судами, осуществлялась в другом порядке. Так была составлена справка с выводом о нецелесообразности реабилитации 24 лиц, проходящих по архивному уголовному делу №14700, направленная в прокуратуру области для принятия решения.
По результатам рассмотрения справки УКГБ по якобы «следственному» (уголовному) делу Прокуратура Кировоградской области в 1997 году согласилась с выводом о правомерности решения широкой коллегии Елисаветградской уездной ЧК с учетом того, что вина проходящих по делу лиц доказана. Дело было возвращено в архив Управления СБ Украины.
При ознакомлении в архиве УСБУ с материалами «дела» на врача Добровольского И.Р. и его товарищей по трагедии февраля далекого 1921 года, я обратил внимание, что прокуратура области свой вывод о правомерности решения внесудебного органа в лице т.н. «широкой коллегии Елисаветградской уездной чрезвычайной комиссии» в апелляционный суд для принятия законного решения не направляла. А это является нарушением статьи 7 Закона «О реабилитации жертв политических репрессий». Статья 1 этого закона предусматривает, что реабилитации подлежат лица, которые по политическим мотивам были необоснованно осуждены судами или подвергнуты репрессиям внесудебными органами, в том числе «двойками», «тройками», особыми совещаниями и в любом другом внесудебном порядке, за совершение на территории Украины деяний, квалифицированных как контрреволюционные преступления по уголовному законодательству Украины до вступления в силу Закона СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления» от 25 декабря 1958 года, за исключением лиц, в отношении которых есть данные о совершении ими действий в форме измены родине, шпионажа, диверсии, вредительства, саботажа, террористических актов, преступлений против человечества и человечности, карательных акций против мирного населения, убийств, пыток граждан, организации вооруженных формирований, совершавших убийства, разбои, грабежи и другие насилия, и личное участие в совершении этих преступлений. Неужели ответственные работники прокуратуры не заметили, что в материалах дела № 291 отсутствуют фактические данные о совершении его фигурантами вышеуказанных действий. Как такового и суда не было, а было только решение не относящейся к судебной системе «широкой коллегии уездной ЧК». По истечении почти 90 лет со дня совершения несправедливости найти хоть минимум данных о родственниках невинно расстрелянных, которые ходатайствовали бы об их реабилитации, проблематично. Я посчитал, что основанием для повторного ходатайства о реабилитации народного врача Добровольского Ивана Романовича с женой и других фигурантов дела № 291 могут быть оставленные без внимания «широкой коллегией уездной ЧК» обращения их тогда еще живых родственников и представителей общественности, в том числе и обращение коллегии врачей г.Елисаветграда от 19 февраля 1921 года в Херсонско-Николаевскую губернскую чрезвычайную комиссию, где сказано следующее: «Коллегия врачей присоединяет свой голос к ряду других подателей об облегчении участи этого высококвалифицированного работника, оказавшего неоценимые услуги населению г.Елисаветграда и уезда. Позволяем себе думать, что дальнейшее ознакомление с деталями дела может быть в огромной мере снимет тяжесть обвинения, обрушившегося на плечи товарища». Подписались под обращением 42 врача. Среди подписей разборчиво видны фамилии врачей Макиевского, Болеслава Соловьева, Ариадны Якубовской, Каца, Ф. Канторского, Андрусенко. Они, как и пациенты 1-й городской больницы, не предали врача, оставившего после себя добрый след среди общественности.
Поэтому в конце 2008 года я направил заявление в Управление СБ Украины в Кировоградской области с ходатайством о повторном рассмотрении вопроса о реабилитации И.Р.Добровольского и других фигурантов сфальсифицированного в Елисаветградской уездной ЧК «дела № 291». Толчком еще стал и тот факт, что в книге российских авторов В.Бережкова (ветеран госбезопасности) и С.Пехтеревой (журналист) «Женщины-чекистки» приводятся факты из рассекреченной биографии легендарной советской разведчицы Марии Фортус (вспомните фильмы «Салют, Мария» и «Альба Регия»). Оказывается, в конце 1920 года она занимала в Елисаветградской ЧК аж три должности – ответственного секретаря, зав. экономотделом и помощника начальника секретной разведки. То есть работала под каким-то прикрытием, выявляя врагов советской власти. Была тяжело ранена махновцами и находилась на лечении в елисаветградской городской больнице, где ее, возможно, оперировал Добровольский. В биографии Фортус отмечено, что и в больнице она не утратила чекистских навыков. Она отметила странное поведение главного врача, который неодобрительно высказывался о советской власти, критикуя ее за то, что перемены в обществе раздражают интеллигенцию. Навещавшие Фортус в больнице сотрудники уездной ЧК взяли главного врача на заметку и начали его оперативную разработку (вот откуда вышеуказанное изречение руководителя уездной ЧК о том, что инициаторами и вдохновителями подпольной организации была «исключительно местная прогнившая интеллигенция»). С фактом из биографии Фортус о том, что по ее наводке в рабочем кабинете главного врача елисаветградской больницы был обнаружен тайник, совпадают и материалы допросов Ивана Романовича и Ксении Петровны. Не была ли та, упомянутая в записях Марии Плахотиной, «приемная дочь Добровольских» 20-летней Машей Фортус, которую по доброте своей они приютили, как бездомную, пожалев из-за тяжелого ранения?
Кроме того, при рассмотрении подготовленных к публикации материалов очередного тома книги «Реабилитированные историей» в списках невинно репрессированных жителей Кировоградской области я обнаружил фамилии Огневцева Виктора Ивановича, 1868 года рождения, священника Петропавловской церкви, арестованного 24 июня 1941 года за «организацию нелегальных крещений, панихид и похорон, антисоветскую агитацию», и Огневцевой Софьи Викторовны, 1904 года рождения, врача 1-й Кировоградской горбольницы, арестованной 22 июня 1941 года УНКГБ по Кировоградской области по подозрению в террористических намерениях против вождя партии, то есть против Сталина. Это отец и сестра расстреляннного вместе с врачом Добровольским И.Р. Огневцева Николая, пострадавшие из-за родства с ним. Они реабилитированы еще в 40-е годы.
В январе 2009 года я был уведомлен Прокуратурой Кировоградской области о том, что по результатам рассмотрения моего обращения в УСБУ в Кировоградской области о реабилитации фигурантов дела №291 (арх. №14700) прокуратурой области составлено новое заключение об обоснованности постановления широкой коллегии Елисаветградской уездной чрезвычайной комиссии от 16 февраля 1921 года, которое, в соответствии со статьей 7 Закона Украины «О реабилитации жертв политических репрессий в Украине», направлено в Апелляционный суд Кировоградской области для принятия окончательного решения. Информации о том, почему этого не было сделано еще в 1997 году, из прокуратуры ни мне, ни в управление СБУ в области не поступало.
В августе 2009 года председатель Апелляционного суда Кировоградской области информировал меня о том, что еще 11 марта 2009 г. апелляционным судом области материалы уголовного дела № 14700 возвращены в прокуратуру области в связи с отсутствием оснований для удовлетворения заключения прокурора отдела поддержания государственного обвинения в судах, поскольку после реформирования судебной системы Украины и принятия 7 февраля 2002 года нового Закона Украины «О судоустройстве» апелляционный суд теперь не вправе пересматривать уголовные дела. Мне было разъяснено, что поднятый мною вопрос может быть решен только Верховным судом Украины. Учитывая это, я снова обратился в прокуратуру области. 20 сентября 2009 года заместитель прокурора Кировоградской области Л. В. Лахтюк сообщил, что «в настоящее время решается вопрос о возможности направления указанного архивного дела в Верховный суд Украины через Генеральную прокуратуру Украины». По поводу того, почему по вине должностных лиц прокуратуры области вопрос реабилитации не был решен еще после 30 декабря 1997 года, в соответствии с Законом Украины «О реабилитации жертв политических репрессий в Украине», не было сказано ни слова.
Больше информации о судьбе архивного дела №14700 я не получал. Знаю только, что оно вернулось на полку в архив управления СБУ. Значит, врач Добровольский и остальные 23 фигуранта дела не реабилитированы. Почему? Я этого не знаю.
В феврале 2011 года исполнилось уже 90 лет, как елисаветградский врач Добровольский И.Р. и другие невинные жертвы страшного времени Гражданской войны были расстреляны во рву возле крепости как враги трудового народа. Думаю, читатель сможет убедиться сам, были ли они врагами своего народа.
На фоне известных старшему поколению аргументов советской историографии, что красный террор был адекватным ответом на навязанный противной стороной белый террор, следует отметить, что во время пика белого террора в Елисаветграде 18 ноября 1920 года по приказу деникинского генерала Я.Слащева (прообраз генерала Романа Хлудова из пьесы М.Булгакова «Бег») было казнено (повешено) 13 партизан во главе с их командиром А. Ф.Стратиенко, захваченных в плен с оружием во время ожесточенного боя. Покоятся эти жертвы белого террора вечным сном в кировоградском Ковалевском парке (вечная им память!). Где похоронены 15 безоружных жертв красного террора февраля 1921 года, неизвестно … Скромный крест памяти жертв политических репрессий и Голодомора на Крепостных Валах в Кировограде символизирует и их братскую могилу.
В Законе Украины «О реабилитации жертв политических репрессий» указано, что не подлежат реабилитации лица, осужденные за преступления против правосудия, связанные с применением репрессий, даже если они сами впоследствии подверглись репрессиям. О судьбе руководителей Елисаветградской уездной ЧК 1921 года Абрамова, Наумова, Самарина, Минаева и их подчиненных Мелешко Юрия, Орлова Ивана и др. ничего неизвестно. Правда, в книге В.Д.Голиченко «Партийное руководство органами государственной безопасности» (К., 1968, стр.114) и в переизданной в 1990 году харьковским издательством «Основа» книге «Всеукраинская чрезвычайная комиссия (1918-1922)» на стр.249 описываются достижения возглавляемой Абрамовым Елисаветградской ЧК в декабре 1921 года, когда ею был ликвидирован т.н. Красный повстанком на территории Елисаветградского, Александровского (правильно Александрийского), Каменского, Первомайского и Звенигородского уездов. В течение суток было упреждено нападение на Елисаветградскую кавалерийскую школу и ликвидировано всю организацию, арестованы 200 заговорщиков. Если указанные работники как чекисты Дзержинского призыва подверглись репрессиям во время большого террора 1937-1938 гг., то, по моему мнению, материалы дела № 291 дают основания для сомнений в их реабилитации. Из изданного в 1999 году в Москве справочника «Кто руководил НКВД. 1934-1941 гг.» можно узнать, что упоминаемый выше начальник секретно-оперативной части Елисаветградской уездной ЧК Тимофеев Павел Иванович, 1894 года рождения, уроженец, с.Елизаветградка Александрийского уезда Херсонской губернии, из крестьян-бедняков, украинец, член ВКП (б) с ноября 1919 года, дослужился до начальника отдела Управления госбезопасности НКВД Татарской АССР (вспомните книги-воспоминания Евгении Гинзбург «Крутой маршрут» и Ильи Дубинского «Особый счет», где описаны творившиеся в том УГБ ужасы), имел звание капитана госбезопасности (равно званию полковника), в 1925 году был награжден знаком «Почетный сотрудник ВЧК-ГПУ». Арестован 28 сентября 1938 года «в связи с нарушениями социалистической законности». Умер во время следствия в тюремной больнице 8 ноября 1938 года. Данных о его реабилитации нет.