Театральный роман по-кировоградски

Анатолий Петрович Юрченко отметил 65-летний юбилей! С его именем неразрывно связаны история современной кировоградской журналистики, современного кировоградского литературного процесса, история современного кировоградского юмора. Много лет Петрович, как все его называют в редакции, работал в «УЦ». Сегодня тащит воз руководителя Кировоградской областной организации Конгресса литераторов Украины.

Разносторонность Юрченко всегда поражала – он с одинаковой глубиной и знанием дела и описывал проблемы пенсионеров, и делал рецензии на театральные премьеры; исследовал подводные рифы жилищно-коммунального хозяйства и разбирался в  нашумевших криминальных историях. Чтобы никто не сомневался, что в 65 лет настоящий журналист не теряет остроты пера, мы публикуем нижеследующий и явно с прогнозируемой бурной реакцией очерк Анатолия Юрченко.

Редакция «УЦ».

Очередной театральный сезон в Кировограде практически завёршен. Театр им. Кропивницкого тихо и незаметно ушёл в отпуск, театр кукол доигрывает последние перед отпуском спектакли. В театральной и околотеатральной жизни Кировоградщины, и без того не слишком бурной, наступает очередное межсезонное затишье. Тем не менее, те или иные процессы, имеющие отношение к театру, но пока почти не видимые городу и миру, происходят. А их стержнем является главное событие следующего театрального сезона – 130-летие театра им. Кропивницкого, которое город и мир отпразднуют на государственном уровне совсем скоро, в октябре. Стоп, уважаемые читатели, а давайте-ка сядем и попробуем спокойненько разобраться – а что и как мы собираемся праздновать на самом деле?

Ещё в мае Верховная Рада выстрелила постановлением о праздновании 130-летия главного театра Кировоградщины. Приятно, конечно. К тому же, судя по постановлению, наш театр им. Кропивницкого является «главным» чуть ли не для всей Украины. Жаль только, самих кировоградцев не спросили, разделяют ли они это мнение. Ну а раз не спросили, то так и написали: «Враховуючи важливе значення Кіровоградського академічного обласного українського музично-драматичного театру імені М.Л. Кропивницького для української культури, його великий внесок у розбудову театральних традицій України…» и т.д. На режиссёров, артистов и «інших працівників» театра наверняка посыплется звездопад званий – «Заслужений працівник культури України», «Заслужений артист України», «Народний артист України». Что тоже приятно – зарплата станет выше. «Укрпочта» выпустит серию почтовых марок. Госкомтелерадио посвятит театру тематические программы. Не отстанут и печатные СМИ. Пройдут научно-практические конференции, семинары и круглые столы. Состоится всеукраинский фестиваль классической драматургии, посвящённой театру им. Кропивницкого. Кстати, предполагалось вроде бы, что такую пьесу к юбилею театра напишет и кто-нибудь из кировоград­ских авторов – не знаю, может быть, уже и пишет. Деньги на все эти мероприятия должен дать госбюджет. И, наконец, Кабмин должен представить Президенту проект указа о присвоении театру статуса НАЦИОНАЛЬНОГО! Тут уже всему Кировограду впору встать на уши – будет наш главный театр не только академическим, но уже и национальным…

Кто против? Никто! Да я сам «за» – и обеими руками! Вот только давайте спросим без обиняков: а не авансы ли всё это? Эти награды заслуженно должны были бы получить Кропивницкий, Тобилевич, Заньковецкая, Саксаганский – не буду всех перечислять, – те, кого давно нет, но чья слава жива и сегодня. И, к сожалению, уже в самом постановлении Верховной Рады произошла подмена понятий: 130-летие театра корифеев – вот что должны мы праздновать в октябре.

При подготовке этой публикации мне пришлось побеседовать с очень многими. Но не все имена моих собеседников будут названы – это их право, да и журналист имеет право не раскрывать свои источники. Что-то о театре, которому приказано в этом году отметить 130-летие, я могу сказать и сам – как человек, который тридцать лет писал рецензии на его спектакли. Возможно, не все мнения будут бесспорными, но не озвучить их – это то же, что в очередной раз сделать идиотско-умильное (как у Вицина в «Кавказской пленнице») выражение лица и заорать на всю вселенную: «Да здравствует наш театр, самый лучший театр в мире!»

Театр спасали ещё 30 лет тому назад

Лицо культурной жизни города – театр. Впервые (хотя, наверно, и не первым) я сказал это добрых тридцать лет назад и с полным основанием повторю сегодня. Но… является ли наш театр лицом городской культуры, а если является – то каким?..

Завзятым театралом я стал ещё до того, как судьба занесла меня в Кировоград, родину театра-легенды.  Наперечёт знал московские театры, большинство питерских, да и кое-какие из провинциальных. ГЛАВНОЕ успел понять – никакое кино, никакое телевидение не заменят собой живой театр, с живыми актёрами, а не изображениями на экране, с живым действием, которое творится на твоих глазах. Кинемато­граф в те годы не боялся экранизировать драматургию. Телевидение показывало лучшие спектакли, которые шли на сценах. Иногда и те, которые мне повезло увидеть вживую. Я смотрел на телеэкран и… испытывал разочарование. Уходила из спектаклей энергетика – та самая энергия, которую отдаёт актёр со сцены в зрительный зал и которую зал возвращает сторицей. Там, где в театре я безудержно хохотал вместе с залом, телеверсия заставляла всего лишь улыбаться. Там, где отчаянно сопереживал, – испытывал простое сочувствие. Недавно смотрел фильм об Ахматовой – об Анне Ахматовой, о поэте! – и поразился точности фразы: «Кино – это театр для бедных…». Читается в этой фразе ещё один смысл: тот, кто не ходит в театр, обедняет себя… «Жаль, – говорили мне коренные кировоградцы, – что ты не попал в наш город раньше – до того, как у нас театр перестроили. Вот это был театр – одесская опера в миниатюре!..»

В театр я в конце концов выбрался. На самый обычный спектакль из текущего репертуара – по драме Гарсиа Лорки «Дом Бернарды Альбы», со Светланой Мартыновой в главной роли. И не разочаровался. Хорошая режиссёрская рука, чувство вкуса, достойные актёрские работы. Это был дипломный спектакль режиссёра Татьяны Корниец, которой… не нашлось места в профессиональном театре и пришлось работать в самодеятельном. Сама она, как я узнал позже, считала, что в нём уже многое разболталось без режиссёрского присмотра. Но мне спектакль понравился. Вот только… публики было маловато. Начало задержали на пять минут, потом ещё на пять, потом… бухнули двери, и, топая сапогами, зал заполнила рота бойцов, пахнущих гуталином и казармой, из близлежащей части… Интересный город, подумалось мне. Так гордиться своей утраченной одесской оперой в миниатюре, так ностальгически говорить о ней – и при этом не ходить в театр?.. Нет, не театральный город…

Но уже летом убедился в обратном. Один за другим приехали три гастрольных театра, каждый привёз по десятку спектаклей, каждый работал ровно месяц, но в течение этого месяца почти каждый день был аншлаг… Оказывается, город любил театр. Но… только летом, когда приезжали гастролёры. И, чтобы исправить ситуацию, власть (вначале советская и партийная, а затем и новая, демократическая) постоянно занималась спасением своего театра – наследника корифеев.

Множество директоров сменилось в театре в советское время. Совсем недавно мне повезло познакомиться с человеком, который, чтобы спастись от этой должности, на месяц залёг в стационар. И изображал чуть ли не смертельно больного, которому ну никак нельзя доверить театр, – до тех пор, пока не отсверкали молнии и не нашёлся очередной камикадзе. Видимо, из высоких руководящих кабинетов ситуация виделась так: будет назначен «крепкий руководитель» – и тут же всё переменится, тут же в театр валом повалит зритель, будут сборы, театр начнёт выполнять финансовый план и т.д.

Бывали и другие «ноу-хау». Сам видел. В буфет театра, например, завозили дефицитные продукты. Исчезло, скажем, в городе сливочное масло. И вот зритель приходит на спектакль и обнаруживает – а в буфете масло есть! И даже можно взять полкило! А после антракта сидят зрители в зале с бумажными свёртками в руках и… маются. Держать пакет в руках – неудобно, может потечь. На колени положить? Может ещё и костюм испачкать… Но ведь на следующий день зритель придёт на спектакль более подготовленным! А заодно и соседям, друзьям, сослуживцам про масло расскажет! И они тоже придут на спектакль. Только так! Нельзя же объявить по радио, что в театре можно купить масло. Это означало бы признать, что в магазинах его нет. Приходилось полагаться исключительно на другие средства массовой информации – тоже радио, но сарафанное.

К счастью, не единым «театром корифеев» был жив город. Играли студенческий театр «Резонанс», театр оперетты в бывшей синагоге, переделанной в Дом культуры, народный театр при другом ДК. Они и компенсировали – хотя бы частично – потребность горожан в театральном искусстве. Работали в них хорошие режиссёры – с театральным образованием, со вкусом, с подлинной любовью к своему делу – Валерий Дейнекин, Михаил Барский, уже названная  Корниец. Да и ставить стремились самые новые пьесы, не растиражированные ни другими театрами, ни, тем более, кино. Тем были интересны. Когда ещё дойдут руки у кинематографа или телевидения до Вампилова или Гельмана! А у нас – вот они, уже на сцене! Смотри, город! А актёры… Да, конечно, это была чистой воды художественная самодеятельность. Но… за новизну материала, за азарт, с которым они бросались в роль, им можно было простить многое – что трудно простить профессионалам, выходящим на сцену с мёртвыми глазами и отрабатывающим спектакль, как отрабатывают барщину…

«Лиса и виноград»

Тем временем областное партийно-советское руководство пришло к мнению, что мало менять только директоров – от режиссёров тоже что-то зависит. Послевоенный режиссёр Михаил Донец, как свидетельствует опубликованная на сайте областной библиотеки им. Чижевского статья Павла Босого «История театра на Кировоградщине», проработал в театре им. Кропивницкого почти 20 лет – с 1949-го по 1968-й,
поставил более 50 спектаклей. После него никакой другой режиссёр столько в театре не продержался. Режиссёр Савченко, который сменил главрежа Гиляровского и возглавлял труппу в начале восьмидесятых, говорят, даже написал и опубликовал мемуары, в которых рассказал, как сгущались тучи над его головой. Наконец гром грянул. На место Савченко назначили Натяжного, который работал в театре очередным режиссёром.

Мне кажется, Олег Натяжной был первым, кто говорил вслух о важных и правильных вещах. О том, чем должен быть театр вообще и наследник театра корифеев в частности: музейным экспонатом, который хранится в застеклённой витрине и бережёт в себе дух далёкого прошлого, или живым театром, в который идёт зритель? С музейного экспоната, говорил он, нельзя требовать кассовых сборов. Зритель пойдёт только на новые постановки, только на современность – премьеры, премьеры, премьеры!..

Так работал тогда театр Донатаса Баниониса в Паневежисе – десять-двенадцать премьер в год. Горожане, спешащие увидеть каждый новый спектакль! Полные залы, гастроли, известность на всю страну!..

«Эпоху возрождения» Натяжной решил начать постановкой «Лисы и винограда» Фигейредо. Я недоумевал – зачем брать в репертуар давно известное произведение? Многие наверняка видели старый фильм, сделанный по спектаклю Товстоногова в ленинградском Большом драматическом театре. И вот зритель будет сидеть на новой постановке и невольно сравнивать – и то не так, и это не этак! Да и кто в нашем театре возьмётся соперничать с несравненным Эзопом-Полицеймако?! Или с Луспекаевым?..

В народном театре – то есть, опять-таки, самодеятельном коллективе – Татьяна Корниец только что поставила «Нижеподписавшихся» Гельмана – практически одновременно с БДТ Товстоногова. Я видел оба спектакля – и у нас, и в Питере. И просто порадовался, что Кировоград получил спектакль не хуже питерского.

Но Натяжной был уверен – если Товстоногов, поставив «Лису и виноград», сделал БДТ лучшим театром в Союзе, то же произойдёт и в Кировограде…

После премьеры я признал, что был не совсем прав. Вдруг заиграли актёры, на которых кое-кто уже поставил крест. Но главной удачей стал исполнитель роли Эзопа – Александр Майстренко. Сначала я смотрел с недоумением – ну куда ему до Полицеймако! И вдруг всё это ушло. Я увидел ЭЗОПА – да, другого. Но разве великий баснописец не мог быть ТАКИМ? Я смотрел и аплодировал вместе со всеми…

Я и сейчас считаю, что с «Эзопа» (под этим названием шёл спектакль и в БДТ, и в Кировограде) могло бы начаться оживление нашего театра. Но… Почему бы не вспомнить, что и сам великий Товстоногов целый год завлекал зрителя в БДТ комедиями, а «Эзоп» вышел только в 1957-м? А объясняется всё это просто. Ключевое слово – и в пьесе Фигейредо, и в спектакле Товстоногова – СВОБОДА. В 1957-м, когда интеллигенция ещё боялась поверить, что за это слово больше не будут сажать, оно прозвучало как откровение. А в 1980-х, когда это же слово попытался повторить театр им. Кропивницкого, оно звучало уже иначе…

Кстати сказать, и в самом БДТ возобновлённый через десять лет «Эзоп» – с другими исполнителями, с названием «Лиса и виноград» – был уже другим спектаклем. Наступило иное время, ушёл пафос оттепели, и слово «свобода» уже не так будоражило умы и сердца, как в 1957-м… А если говорить о «рецептах» Товстоногова, то был ещё один. Принимая БДТ, Товстоногов поставил условие: что бы ни происходило в театре, он сам – неприкасаемая фигура. Его не отдадут на съедение труппе, как отдавали предшественников. И директор театра во всех конфликтах был на стороне Товстоногова, а не труппы… К выходу «Эзопа» в 1957-м БДТ был уже другим театром – театром Товстоногова, а не труппы.

Сильва, весёлая вдова и другие

В 1989-м театр им. Кропивницкого возглавил Михаил Барский. Он был первым, кто стал не просто главрежем, а художественным руководителем. Видимо, где-то в начальственных кабинетах родилась мысль, что, если объединить в одном лице должности директора и главного режиссёра, в театре будет больше толку. Основную ставку худрук сделал на музыкальные спектакли и оперетту. Как-то пригласил меня на «Сильву»: «Не пожалеете – у нас новая исполнительница». А после спектакля спросил моё мнение. «Неплохо, – согласился я, – но голос тремолирует…» – «Тремолирует», – спокойно согласился он. И я понял, что он недосказал: голос тремолирует, но зал полон. В памяти осталась моя же крошечная шутка, опубликованная под заголовком «Трагедія із театральної афіші»: «Сільва, весела вдова, тітка Чарлея, наречена з Парижу пошились у дурні». Я действительно списал её однажды прямо со стенда с расписанием спектаклей. Однако были при Михаиле Ильиче и вполне серьёзные постановки. В том числе и в его режиссуре. Нечего на человека напраслину возводить! Вспомним хотя бы «Савву Чалого»… Успешно продолжал работать режиссёр Н. Горохов, пришедший при Натяжном. Пришёл из «Резонанса» очередным режиссёром Валерий Дейнекин. А Михаил Ильич, между прочим, остался не только в памяти кирово­градцев, но и вошёл в украинскую «Википедию».

Но проблемы при нём тоже были, хотя и дали знать о себе в полной мере, когда театр возглавил Иван Казнадий. И тут же в театре возникла революционная ситуация.

Я далёк от того, чтобы возлагать всю ответственность за это на нового худрука. Девяностые бесчинствовали в стране. Актёрам, как и всем прочим, месяцами не платили зарплату. Купоны, которые пришли на смену прежнему, пусть уже и не твёрдому рублю, на глазах обесценивались. Буханка хлеба, которая ещё позавчера стоила двести купонов, завтра могла стоить двести тысяч. На смену самому слову «деньги» пришло слово «бартер». Бедняги-актёры пускались во все тяжкие. Кто-то подрабатывал грузчиком, а потом играл спектакли с надорванной спиной. Кто-то, говорили, учился ловить лягушек – французы же их едят… Театр давал спектакли в колхозах – в тех, которые ещё держались, – получая бартером продукты. Но артисты были уверены, что именно их при распределении заработанного и обделяют. Они роптали, они требовали гласности, вмешательства прессы и высокого руководства. Похоже, впервые в истории нашего театра пытались показать, что не всё зависит от директора или главного режиссёра. Что есть в театре и третья сила – труппа. Лишь одного не было слышно в их ропоте: если есть третья сила, то и она несёт ответственность за то, что в театр не идёт зритель.

При новом худруке из театра ушёл Горохов – вернулся на телевидение. Сам он о причинах ухода молчит по сей день, но одни говорили, что он устал от театра, другие злословили: нажимать кнопки на режиссёрском пульте в телестудии легче, чем работать с живыми людьми. Третьи утверждали – его съел худрук…

Крайне некрасивой была и история ухода – нет, не добровольного, во всяком случае, не вполне добровольного! – из театра Сергея Козыря, нынешнего главрежа, вместе с женой. И сам я в этом случае был не на стороне худрука. Успел сделать одну-две публикации о ситуации в труппе, успел выступить в защиту изгнанной актёрской четы, а затем… затем меня просто перестали пускать в театр…

Но когда должность худрука занял Дейнекин, актёры были опять недовольны. Якобы у него в ходу одна фраза: «Я – художник, а вы – краски, которыми я рисую». Для спасения финансового положения театр больше не ездил по колхозам, да их практически уже и не осталось, но его здание, рассказывали актёры, сдавалось для проведения корпоративов, на которые оказались падки владельцы частных фирм, новые хозяева жизни. И жаловались, что им, артистам, опять ничего не достаётся…

Когда худруком стал один из старейших актёров Иван Кравцов – чем это было? Уступкой трупе? – я сделал с ним интервью. Задал свои вопросы, честно воспроизвёл ответы и вдруг интуитивно понял – скорее всего, управление культуры рассматривает его только как техническую кандидатуру, чтобы театр не остался без руководителя, пока в иных городах и весях будут искать иного кандидата…

При следующем худруке, Михаиле Ильяшенко, театр получил звание академического, но мне довелось пообщаться с ним только тогда, когда началось разрушение здания. То, что я тогда написал, читатели, возможно, ещё помнят: гибнет памятник архитектуры позапрошлого века – гордость нашего города; гибнет здание театра, в котором работали замечательные актёры и режиссёры, чьи имена навсегда остались в сокровищнице нашей истории и культуры; плачевна судьба нынешней труппы – наследницы великой дореволюционной плеяды театральных деятелей. И дать зданию погибнуть – всё равно что собственными руками разрушить колыбель, из которой выросло всё наше театральное искусство, а заодно погубить и сегодняшний театр…

День сегодняшний


Думаю, совершенно случайно я нащупал тогда самое правильное слово – колыбель. Нет, звучало оно и до меня. Но мне самому вдруг открылось совсем иное его значение. Городу – плохо без театра. Но почему театру без города – хорошо?! Да потому, что они все – и режиссёры, и актёры, и художники, и самый рядовой билетёр – полагают, что если являются наследниками великого театра корифеев (колыбели украинского театра), то… вправе и оставаться… в колыбели…

Зачем что-то придумывать, зачем пытаться прыгнуть выше головы, если и в колыбели хорошо? Да, появлялись за тридцать лет интересные спектакли, были интересные актёры и режиссёры – не могло их не быть! И даже начинало казаться, вот оно, вот сейчас! Театр перестанет быть раритетом, экспонатом, символом – да, дающим городу право гордиться своим славным прошлым… но… которого, если честно, всё равно толком никто не помнит. Но не делает погоды один-единственный спектакль, если репертуарная политика убога в целом. Блеснув, он уходит, оставляя горькое ощущение, что спектакль существовал сам по себе, а театр – сам по себе. Равно как сами по себе существуют город и театр, остающийся в колыбели! Да вы что! Это же колыбель! Руки прочь от колыбели!

Но сидеть в колыбели – бесперспективно. Театр сам отдаёт инициативу, которой должен был бы обладать по праву «главного театра» области, а может быть, если получит статус национального, и Украины. У кого поднимется рука бросить камень в кировоградский театр кукол, если он начал делать спектакли для взрослых? Наоборот – спасибо, что заполняет нишу, зияющую  вокруг «главного театра». «Собачье сердце», рассказывает (и показывает – есть что показать!)
Г. Педько, директор театра кукол, стало дипломантом уже двух театральных фестивалей – «Сцена человечества» и «Госпожа Удача» (фестиваль им. Павла Луспекаева). В начале июля, через три месяца после премьеры, я вновь побывал на спектакле «Декамерон». И убедился – зал, несмотря на жару, по-прежнему полон, все билеты проданы, а зрители сидят даже на приставных стульях. Разительный контраст с «Наталкой Полтавкой», которой закрыл сезон «главный театр».

По-разному можно относиться к театру Юрия Жеребцова. Но ведь и он, Ю. Жеребцов, режиссёр и актёр, пытается вместе с художником-сценографом П. Босым и автором музыкального оформления В. Бабиюком, заполнить нишу. К тому же официально работая (не числясь – работая, играя на сцене!) в театре им. Кропивницкого, он поднимает и реноме театра, в котором получает зарплату. Его моноспектакль «Опыты новейшей инквизиции» (по Чехову) был с энтузиазмом принят участниками международных «Чеховских чтений» в Ялте в мае этого года. И не себя представлял Жеребцов на этом форуме – театр им. Кропивницкого, привёз из Ялты благодарственное письмо не себе – театру им. Кропивницкого. И, оставаясь артистом и представителем театра им. Кропивницкого, отыграл целый сезон в новом, подчеркну, некоммерческом проекте – «Театр в музее», реализованном совместно с областным художественным музеем. И закрыл этот сезон моноспектаклем «Комплекс Тимура» (по пьесе А.Розанова), который оказался поинтереснее «Наталки Полтавки»…

Замечу на всякий случай. Я не пытаюсь бросить камень ни в украинскую классику в целом, ни в «Наталку» Котляревского в частности. Это прекрасный материал, который на сцене Елисаветграда впервые был поставлен 130 лет тому назад (!) и любим зрителем по сей день. Просто… играть его надо, а не барщину отрабатывать!.. Ладно, не буду повторять то, что я честно сказал нашим «кропивничанам» в антракте и что услышал в ответ…

Кто чей наследник?

Не могу не коснуться нескольких больных вопросов, которые возникли по ходу общения с театральной и околотеатральной общественностью. Совсем неудивительно, что такие вопросы возникают и могут даже подаваться в самой гипертрофированной форме, когда происходит ломка всего уклада. В этом ряду и реконструкция привычного театру здания, которое оказалось под угрозой саморазрушения, и необходимость работать на чужой, арендованной у завода «Червона зирка», площадке. И новый директор. И новый главреж. И общее ощущение неблагополучия. А потому и что-то из казавшегося давно устоявшимся начинает вызывать сомнения.

Ну, например, может ли сам нынешний театральный коллектив считаться наследником великого театра корифеев? Какие основания он для этого имеет?

Здание театра, в котором труппа играла до начала реконструкции?

Но это здание никогда не было базовой площадкой для легендарного театра. Оно построено на частные средства как «зимний театр» – и ещё до создания труппы, которая была фактически бродяче-гастролирующим театром. Что-то труппа играла на этой площадке, уезжала, снова возвращалась, снова играла, но сам «зимний театр» был антре­призным. И наши великие предшественники, театр корифеев, – лишь одной из антреприз, которой он предоставлял площадку. Сам нынешний театр им. Кропивницкого ведёт свою родословную даже не из Кировограда (или Зиновьевска), а из Александрии, где был основан в 1938 году. Просто ему повезло больше, чем театру, который работал в прославленном здании «зимнего театра», – его успели отправить в эвакуацию до прихода немцев. А когда вернули из эвакуации – отдали здание «зимнего театра» и объявили наследником театра корифеев.

Преемственность? А в чём она, если и сам театр корифеев в разные периоды истории именовали по-разному и каждое из этих именований вызывало свои сомнения – первый ли, профессиональный ли, украинский ли, репертуарный ли, или ещё какой-то? Как профессиональный театр «Руська бесіда» во Львове старше театра корифеев. Как репертуарный – старше театр Котляревского в Полтаве. Как украинский театр – старше труппа Старицкого. К тому же и не был театр корифеев чисто украинским театром, поскольку играл на двух языках – и по-украински, и по-русски… В чём, может быть, и заключались его преимущества, по сравнению с нынешним театром им. Кропивницкого, в котором русский язык всегда был табу – что резко сужало репертуарные возможности (и даже в советское время, когда, как принято считать сейчас, делалось всё для уничтожения украинского языка)? Одно время при Советах театр корифеев называли даже «первым бытовым театром» – весьма сомнительный комплимент…

Но сам я полагаю, что термин «театр корифеев», который в конце концов прижился, вполне правомерен. Тем самым мы признаём, что речь идёт о выдающихся деятелях, которые, по выражению Станиславского, вписали свои имена в историю театра (и не только украинского) золотыми буквами. Замечательный, живой, интересный зрителям театр – а не экспонат музея восковых фигур. Вот это и есть самое главное, в чём нынешние «кропивничане» должны быть его преемниками. А тех, кто ищет прямых «родственных связей», отошлю к названной уже статье Босого: режиссёр Михаил Донец – ученик Заньковецкой и Саксаганского.

Что дальше делать?

Стоп, а не риторический ли это вопрос? Ответ-то вроде бы ясен! Жить. Работать. Ставить спектакли, которые будут превращаться в СОБЫТИЕ, как стали событием спектакли «Собачье сердце» и «Декамерон» кукольного театра (уж извините, что сравниваю вас, наследники корифеев, с теми, кто таковыми не считается). Чтобы город ахал и бежал занимать очередь в кассу за билетами.

Но если не получится…

Что ж, есть несколько рецептов, о которых в околотеатральных кругах говорят сегодня вслух.

Один из них содержится в интервью Юрия Любимова, режиссёра, известного ничуть не меньше, чем Товстоногов. Давно пора, говорит режиссёр, отказаться от изжившей себя системы «театральной барщины» – никаких постоянных трупп, никаких артистов, навеки прикреплённых к театру. Только контрактная система. А если нет таланта, если оказался невостребованным – ищи себя в чём-то другом. И незачем паразитировать на звании «наследника».

Ещё радикальнее другой рецепт. Хотя, честно говоря, он ещё малоприятнее. Завершить реставрацию здания театра, вернуть городу предмет его гордости – одесскую оперу в миниатюре. И… опять превратить в антрепризный театр. Не театр «наследников», не театр нахлебников, не театр одного режиссёра или одного актёра – театр одного вахтёра. И гастрольные коллективы – самые лучшие театры, которые смогут привезти свои лучшие спектакли, – по кругу. Тогда город проснётся, тогда пойдёт в театр, тогда почувствует – есть очаг культуры…

Вот только если это делать, то делать грамотно. Цены на билеты коллективов-гастролёров должны быть на уровне нынешних цен на билеты в театре им. Кропивницкого и театра кукол. Ну разве что чуть-чуть дороже. Билеты стоимостью в сотни и тысячи гривен (что является нормой для гастрольных коллективов, приезжающих в Киев) нашему массовому зрителю не потянуть. Результат будет тот же, если не хуже – есть в городе театр (антрепризный), а для огромной массы горожан театра по-прежнему нет…

А потому оставим пока эти рецепты повисеть в воздухе. В заключение стоит рассказать, как готовятся кировоградские театры (да-да, не только театр им. Кропивницкого) к грядущему 130-летию театра корифеев.

Наш «главный театр» сделал ставку на пьесу Кочерги «Ярослав Мудрый». Оценки, правда, заранее звучат из разных уст противоречивые – от «прекрасная пьеса» до «пьеса сталинского периода, апология культа личности (за что в 1948-м ей и была присуждена Государственная премия СССР)». Но… посмотрим. Сергей Козырь, новый главреж, уверен, что пьеса прозвучит совершенно современно. Репетиции в выгородках закончены. Сейчас режиссёра беспокоит только один вопрос – как скоро будет завершена реконструкция исторического здания театра? Для постановки нужна большая театральная сцена, к тому же с вращающимся центральным кругом, которой на арендуемой театром площадке нет. Но – подстраховки ради – продумана уже и техническая редакция постановки: на сцене меньшего размера, без вращающегося круга. Что касается текущего репертуара, который достался новому главрежу в наследство, то здесь Козырь выступает за сохранение лучших постановок, способных иметь зрительский и кассовый успех. Но делает и оговорку – есть в них и «дыры», которые требуется «залатать». К тому же, по его мнению, эти «дыры» не были оставлены режиссёрами-постановщиками, а привнесены актёрами, которым «так играть легче».

Готовится к 130-летию и кукольный театр. Здесь начата работа над постановкой «Вия» – по Кропивницкому. И вновь это будет спектакль для взрослых. В основу музыки, над которой, как и в «Декамероне», работает Наталья Бурая, положен клавир Кропивницкого. Постановщиком вновь выступит уже завоевавший кировоградское признание Евгений Гиммельфарб. Сейчас он работает над текстом пьесы – что-то, возможно, возьмёт от Гоголя, что-то – от Кропивницкого. Что ж, уже заранее интересно.

Наконец, что-то готовит к юбилейной дате и театр Юрия Жеребцова. Но что конкретно – режиссёр-актёр пока держит в секрете. Возможно, вновь будет что-то чеховское, возможно – что-то ещё.

Нельзя исключать, что свою лепту внесут в празднование и студенческий театр «Резонанс», и филармония, но пока информации об этом нет…

Театр – одно из древнейших искусств человечества. Театр – это удовлетворение потребности человека смеяться, плакать, сопереживать и познавать самого себя. А потому, что ж, будем ждать и надеяться. И да будет театр!

Анатолий Юрченко, «УЦ».

«Бригантина»: исключение из правил

Мы часто говорим о том, что шагать в будущее надо с багажом того лучшего, что было в прошлом. И почему-то этого не делаем, ограничиваясь охами и вздохами по поводу оставленного во вчерашнем дне. Оправдываемся тем, что наступило время кардинальных перемен и жить прошлым нельзя. Оказывается, можно.


Можете себе представить хорошо сохранившиеся портреты пионеров-героев (Володи Дубинина, Лёни Голикова и других), висящие не в подсобном помещении, а на видном месте, и под ними – подростка с ноутбуком? Непривычное сочетание? Но и это, и еще много других вещей и явлений, на первый взгляд, несовместимых, имеют место в детском оздоровительном учреждении «Бригантина», что в Новоархангельском районе.

Это самый настоящий пионерский лагерь, в его самых лучших традициях. Директор учреждения Николай Наконечный (на фото), возглавляющий «Бригантину» с 1991 года, вместе с трудовым коллективом сделал, казалось бы, невозможное: во-первых, сохранил лагерь, во-вторых, модернизировал пионерские традиции.  Что касается первого, тут приходилось отбиваться от желающих превратить место отдыха и оздоровления детей – живописное, окруженное лесом, расположенное на берегу реки Синюхи – в частные владения или  в базу отдыха для сильных мира сего. Выстояли, отбились, сменили форму собственности. Среди учредителей — обком профсоюза работников АПК, их же райком и представители трудового коллектива лагеря. Вот так поддерживают друг друга и учреждение.

Что касается модернизации, то это немалые средства. За послед­ние годы вложили почти 800 тысяч гривен в ремонт и обновление материальной базы. Отремонтировали столовую, правую половину корпусов – там, где находятся санузлы и душевые, административный корпус. Помогают лагерю охотно, но не многие. Отрадно, что независимо от партийной принадлежности. Здесь побывало около 40 народных депутатов – представителей разных политических сил. Все восхищены условиями пребывания детей.

«Бригантина» рассчитана на 360 мест. Столько детей в возрасте от семи до семнадцати лет пребывают здесь в течение одной смены. Смен раньше было четыре, последние два года – три. Зато новоархангельские места пришлись по душе родителям и детям не только Кировоградской области, но и Николаевской, Днепропетровской, Черкасской и даже Киевской. «Родителей привлекает то, что лагерь расположен в лесу и на берегу реки. Кроме того, у нас насыщенная культурно-развлекательная программа, хорошее питание и настоящее оздоровление детей», — говорит Николай Теофанович.

Дети размещаются в трех трех­этажных корпусах. На каждом этаже один отряд – 40 человек. Комнаты рассчитаны на пять человек. На один отряд три воспитателя. В основном это студенты педагогических вузов. Как и раньше, в лагере есть физрук, плаврук, музрук, руководители кружков. Дети действительно весь день заняты, о чем свидетельствуют распорядок дня и результаты их деятельности. То, что они творят во время работы кружков, достойно масштабной выставки. Рисунки, вышивки, лепка. Часть сделанного везут домой в качестве подарков родным, а что-то обязательно оставляют в лагере на память о себе.

Здесь проводятся конкурсы талантов. Есть свой «Майданс», свой «Голос “Бригантины”», свои «Танцы со звездами». Победители удостаиваются чести войти в историю лагеря – на центральной площади есть аллея звезд.

Из прошлого сохранились утренние и вечерние линейки с поднятием флага лагеря. Отряды ходят с речевками. Если их ритм – в шаг – сохранился, то содержание переделано на современный лад. И названия отрядов осовременены: не «Орленок», как было раньше, а «Приколисты» и другие забавные наименования.

«Бригантина» — это республика. В начале смены избирается президент, который во всем помогает старшей вожатой. Избирают дети и парламент – не законодательный орган, но очень креативный, инициирующий проведение серьезных и развлекательных мероприятий.  Есть свой магазинчик, своя денежная единица, за которую отряд-победитель может приобрести лакомства.

В «Бригантине» живет ослик, которого запрягают в карету. Малыши с удовольствием катаются по территории лагеря. Дети постарше получают удовольствие от катания на катамаранах по Синюхе. Но самые любимые водные процедуры – бассейн.  Для старших здесь устраивают соревнования по плаванию. Когда уровень воды немного понижают – малыши плещутся и их учат плавать. А когда воды до колена – устраивают дискотеки в бассейне. Сотни счастливых детей – это шикарное зрелище!

Очень порадовали гамаки, развешанные на территории. Любой желающий может здесь отдохнуть. Правда, свободного времени у детворы практически нет. Вернее, времени для безделья и ничегонеделания. Если ты не занят на занятиях в кружке или не готовишься к очередному конкурсу – можешь заняться спортом на просторной площадке. А еще все дети здесь по-настоящему оздоравливаются.

Кроме того, что солнце, воздух и вода не подлежат критике в процессе оздоровления,  обязательными для всех являются кислородные коктейли, соки-фрэш.  Есть комната, в которой установлен имитатор соляных шахт. Здесь же стоит телевизор. Просто сидеть и дышать детворе скучно, поэтому совмещают процедуры с просмотром мультфильмов.

Медработники готовят для детворы лечебные ванны – хвойные и солевые. Но больше всего дети любят гидромассажную ванну. Самая настоящая джакузи вызывает восторг у маленьких отдыхающих, особенно у выходцев из сел, в которых, как правило, вода в колодце, а туалет за домом.

А еще в лагере есть дерево любви. Вожатые, соединившие сердца во время работы в лагере, цепляют на дерево замочек. Между прочим, двое из троих детей директора лагеря нашли своих половинок именно в «Бригантине».

Каждая смена обязательно ездит на экскурсию в Софиевский парк. И в «Бригантину» привозят детей на экскурсии. Это и школьники, и воспитанники детских садов из сел, расположенных недалеко. В этом году пять школ привозили детей в «Бригантину» на экскурсию. Школьники из числа тех, кто «оздоравливался» на асфальте школьного двора.

В общем, красота здесь необыкновенная. Атмосфера такая, что захотелось вспомнить пионерскую практику периода обучения в пединституте и поработать вожатой хотя бы одну смену. Но штат укомплектован. Сегодня в «Бригантине» работает 95 человек. Правда, работа эта сезонная. На зиму остается небольшой коллектив штатных сотрудников, который поддерживает в учреждении жизнь, делает ремонт. В «Бригантине» с удовольствием собираются представители разных отраслей для проведения семинаров. Но это когда закончился или еще не начался «сезон детей».

Сегодня на территории Кировоградской  области действуют пять таких учреждений: в Гайвороне, в Александровском районе, в Александрии, в Маловисковском и Петровском районах. А когда-то было 37… Все лучшее – детям?..

«Я пришел в “Бригантину” в 1991 году, – вспоминает Николай Наконечный. – Помню, в  сентябре в Александрии подводили итоги социалистического соревнования. И наш лагерь оказался на 16-м месте. Задело меня это. Как же так? И всем коллективом мобилизовались и активизировались. В 2005-м мы стали победителями всеукраинского смотра-конкурса “Лето-2005”. Но если раньше рейтинг определяли по количеству оздоровленных детей, то сейчас первым пунктом – фонд заработной платы, вторым – уплаченные налоги, третьим – условия  проживания и только четвертым – оздоровление детей».

Как удается сохранять, содержать и развивать эту «республику»? Николай Теофанович заметил: «Материально не тяжело, физически не тяжело, тяжело морально. Сейчас столько контролирующих органов! Я вам так скажу: если деньги не воруют – все можно сделать. В этом году нам финансово особенно нелегко. Казна пустая, а фонд социального страхования и управление семьи и молодежи еще ни копейки не перечислили, а уже вторая смена закончилась. Я понимаю возникшие проблемы и жду улучшения ситуации. Хотя были такие дни, что нечем было заплатить за питание, а это до 20 тысяч гривен в день».

Слушая Наконечного, кажется, что то же самое может делать любой. Но мы знаем, что это не так, что «Бригантина» — это исключение из сегодняшних правил. А кредо Наконечного просто и доступно: «Поступай с детьми так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой, когда ты был ребенком. Это мой девиз. А если глобальнее, то дети – это наше будущее. И от того, как они будут воспитываться, учиться, как будут проводить свободное время, зависит и наш с вами завтрашний день».

Елена Никитина, «УЦ».

Окопная правда о войне: от Днепра до Кировограда

«Украина-Центр» продолжает публикацию  фрагментов воспоминаний  участника освобождения Кировоградщины Лисицына Леонида Николаевича (1925-1986). Находясь в отпуске, я проехал тот путь от Днепра до Кировограда, которым прошел минометчик 63-й механизированной бригады 7-го мехкорпуса Лисицын. Каких-то полторы сотни километров, но в каждом населенном пункте стоят брат­ские могилы, в которых нашли последний приют тысячи воинов. Большинство из них значатся неизвестными — без фамилий, без званий, без дат рождения, с примерными датами смерти,  соответствующими датам  освобождения населенного пункта…

Предлагаемые записи  касаются  боев на территории Долинского, Новгородковского и частично Александрийского районов.

Василий Даценко, историк и краевед.

Продолжение.

Начало в №№25, 27, 28, 29.


Раздирающий треск — как будто тысячи метров парусины рвутся в доли мгновения, глухой подземный гул землетрясения и внезапные толчки, которые подбрасывали дом со всем, что в нем находилось, пыль из всех щелей — всё раздавило сознание. Дом отчаянно подпрыгивает, кажется, вот-вот развалится и придавит. Газ от разорвавшихся бомб и пыль наполняют комнату. И всё это длится бесконечно, счет времени теряешь. Самолеты бомбили неточно. Боясь попасть в своих, немецкие летчики сбрасывали бомбы в 50-200 метрах от дома, вверх по откосу косогора. Выручили нас фрицы, которые были рядышком, метрах в ста за ручейком.

Кончилась бомбежка, заря потухла, наступила ночь. Я задремал, и когда очнулся, вижу — темно, никого нет. Вышел из дома через крыльцо, обошел вокруг. Везде разбросаны части от минометов, лотки, мины и повсюду трупы. Обошел нашу огневую позицию, но в темноте никого не смог опознать. Прошел дальше. Рядом догорала хата. Под ногами я увидел убитую курицу. Мне сильно хотелось есть. Засунул курицу под тлевшие головешки сгоревшей хаты. Я вышел к сгоревшему танку, который стоял на левом фланге нашей позиции. Мне почудилось, что кто-то находится ещё левее и дальше. Я влез на танк из любопытства — хотелось посмотреть, что там. На моторной части валялись батистовые платочки. Только я собрал штук шесть, как неожиданно, совсем рядом, из темноты впереди танка донеслась немецкая речь. Бесшумно соскользнул с танка на землю и за плетнем отбежал обратно к домам. На обратном пути достал из-под головешек курицу, она была совершенно готова. Перья вместе с кожей отстали, и я с аппетитом съел её. Я спустился к отдельно стоявшему дому у ручья, зашел в него. Налево, в комнате лежало человека четыре раненых и среди них связист нашей роты Самуров. Он рассказал, что ранило его в ногу у умёта, метрах в шестистах отсюда, на бугре. Ещё днем он дополз до деревни и залез в эту хату. Спекшиеся губы едва шевелились. Я принес ему воды. Он напился. Все раненые просили, чтобы я сообщил о них и чтобы их отсюда забрали. Мы пожелали друг другу удачи и распрощались. В деревню вошел новый пехотный полк. Солдаты занимали оборону, жадно расспрашивали о немцах. Я показал им, где немцы, рассказал о боях. Да они и сами всё видели — трупы, воронки, пожарища, всё, что было в этом районе обороны. Сказал я им и о раненых и показал дом, где они находились. Я решил идти дорогой, по которой мы пришли в эту деревню, — через овражек, ведущий наверх бугра, той дорогой, что приказу Воробьева минометные расчеты ушли из деревни. Я выбрался наверх. Здесь всё было усеяно различными вещами и предметами, брошенными убегающими солдатами. Но не все смогли уйти.

Канава поворачивает влево, и у самого изгиба кучно лежали скошенные пулеметным огнем трупы солдат. Между двумя трупами лежит противотанковое ружье. Рядом с ним лежит скрюченный маленький солдат с минометной плитой на спине. Это Брыксин, маленького роста, меньше полутора метров — он поражал выносливостью и очень обстоятельно всегда всё делал. Я помнил, что перед Богдановкой, в деревне Чечелиевка, он выпросил у старшины Манешина большого размера новые брюки, как раз на мой рост. Они так и остались у него в вещмешке. Теперь они ему были не нужны, а мне пригодятся. Всё выданное мне летом обмундирование было иссечено пулями и осколками и давно превратилось в лохмотья.

В этом месте кончался овраг, и всё поле по бугру было черно от разрывов бомб. Колоссальные воронки от полутонных до тонных бомб распахали весь косогор. Вечерняя бомбежка была очень интенсивной. Немцы дважды убили здесь солдат. В чернильной темноте ночи, среди огромных воронок и трупов солдат было жутко. Быстро перешел злосчастный бугор, стоивший столько жизней, спустился в балку, и оттуда дорога привела меня к грейдеру, ведущему на станцию Куцовка. У встречных солдат расспросил дорогу на деревню Чечелиевка и скоро свернул направо, — на укатанную повозками, утоптанную людьми полевую дорогу.

Опасно ходить ночью одному вдоль воображаемой линии фронта, по незнакомым дорогам, инстинктивно угадывая направление. Сплошной линии фронта не было. Немцы занимали деревни, станции, господствующие высоты и отсиживались зимой в теплых хатах или в благоустроенных блиндажах. Наши части воевали в полях, штурмуя в лоб укрепленные позиции немцев.  Война рождала массовый героизм людей, но также пышно цвел махровый букет бездарных, времен Гражданской войны, «волевых командиров». Такими «чудо-отцами»- командирами бросались в лобовые атаки последние остатки солдат, обязательно с приказом: «Ударить в штыки!» На голые склоны высот и поля обильно проливалась кровь людей и щедро поила землю.

Зачем? Почему? «Пал смертью храбрых за свободу и независимость Родины». Эта удобная словесная формула списывала жизни без счета. Не сообразуясь с задачами и реальными возможностями их выполнения, ни перед чем не останавливаясь, лишь бы первым доложить об успешном выполнении приказа, бросались одна за другой наши части на укрепленные позиции немцев. Это была основа основ зимнего наступления наших войск конца 1943 года на Украине.

Но в ту ночь я думал только об одном — найти деревню Чечелиевка и побыстрее попасть в свою роту. В разрывы облаков выглянула луна. Что-то черное, неопределенных размеров, колыхалось в неровном лунном освещении впереди на дороге. Донесся приглушенный шум двигателей. Всё ближе, ближе, и уже можно различить фигуры людей, трактор с тяжелой гаубицей, за ним другой, третий. Последний трактор остановился у развилки дороги. Меня окликнули, и я подошел к нему. Военный, в полушубке, очевидно, командир, спросил: кто я, откуда, где немцы? Он вытащил на планшете карту, и я показал ему деревню Богдановку и передний край нашей обороны. Когда стоявшие рядом узнали, что немцы в Богдановке, они встревожились. Командир сориентировался на местности, дал команду, и трактора стали развозить орудия по огневым позициям. Я пошел дальше и часа в два ночи вышел на окраину деревни Чечелиевка. Чтобы найти ночлег, я прошел всю деревню и только на другой её окраине, в большом двухэтажном красном здании не то школы, не то больницы, в одной из комнат примостился в углу и проспал до рассвета.

14 декабря 1943 г.

На рассвете меня разбудили наступившие мне на ноги проснувшиеся солдаты. Ночью вповалку они лежали всюду прямо на полу. Я перешел в другую комнату, где никого не было, повалился на солому и опять уснул. Часов в 10 я встал, переодел белье и брюки, взятые мной из вещмешка Брыксина.

Взад и вперед ходят офицеры и разговаривают. Из их разговора я узнал, что на этот участок фронта ночью прибыл новый стрелковый корпус с задачей закрепиться на подступах к станции Куцовка.

На дворе туман, морозная мгла окутала строения. Я зашел в госпиталь, который помещался в больших домах. Расспросил солдат, и один сказал, что бригада ушла в село Новгородка. На подъеме дороги, на окраине деревни встретил машину с кухней.

— Подвези до Новгородки!

— Тут недалеко, сам дойдешь! — ответила сытая физиономия.

И снова дорога полями, слегка волнистыми, припорошенными снегом, заросшими ковылем. Метров за шестьсот, слева, видна наша передовая. Я догнал попутчика из новобранцев с Кировоградской области. Одет он был в зимнее пальто черного цвета. На голове – самодельная бекеша. Он совсем запарился — полы пальто нараспашку, видна подкладка из овчины, и только одна гимнастерка, и то одетая дома, очевидно, сохранилась от службы в армии, военного интендантства. На ногах валенки с галошами. Не то что воевать, а идти ему жарко. Идём, разговариваем. Недалеко, впереди, серой стальной полосой виднеется грейдер. Вокруг все заросло порыжевшим от дождей и метелей бурьяном, пробившимся сквозь завалы снега, покрывавшего серо-бурым саваном незначительные бугорки и холмики равнины. Влево, километрах в четырех, маячит стального цвета башня элеватора на станции Куцовка. Вблизи, в двухстах метрах у грейдера, окапывается пехота, рядом на бугре — наблюдательный пункт.

Совершенно неожиданно со стороны станции Куцовка на бреющем полете, едва не задевая бугорки на земле, проносится над головой «Мессершмитт». Пулевая очередь разметывает струйками снег поперек дороги. Мелькнул хищный, серо-пепельный контур самолета и скрылся вдали. Только я поднялся и сделал несколько шагов, как «Мессершмит» снова вернулся и снова очередь прошила передо мной дорогу. Я поднимаюсь, и самолет, едва не задевая кочки на поле, на высоте пяти-шести метров опять прошивает крупнокалиберными пулями снег и землю. Теперь я лежал в степи и не поднимался. Летчик ещё пролетел раза три, я хорошо видел его лицо, но ему не так-то легко было заметить на большой скорости бреющего полета одиноко лежащего в бурьяне человека. Выпустив наугад ещё несколько очередей, «Мессершмитт» скрылся. Ускорив шаг, я вышел на грейдер. На обочинах и прямо на дороге у разбитой машины валялось семь-восемь трупов немцев, раздетых до нижнего белья. Я быстро прошел мимо них, свернул влево, в балку, и скоро вышел на окраину села Новгородка.

Снова передо мной те же хаты, у которых я был раньше. Деревня Новгородка  — большое село, расположенное в Кировоградской области в 70-80 км к западу от г. Кривой Рог. Широко раскинулись по склонам балок его хаты. Очень гостеприимно встречали нас, солдат, жители. Кормили, помогали, чем могли, обогревали в хатах, делились последним куском. Один и тот же вопрос задавали во всех хатах: «Немцы не вернутся?»

— Не вернутся, теперь уже им не видать Новгородки, как своих ушей! — отвечали солдаты.

Я поднялся на бугор и прошел вправо вдоль хат. К вечеру нашел третий мотострелковый батальон, роту управления, разведроту. Я прошел далеко вперед, прямо, без дороги, пересёк овраг с довольно крутыми склонами. Но минометчиков нигде не нашел. Быстро темнело. Я вернулся обратно и недалеко от оврага подошел к хате, огороженной плетнем. Встретил женщину, стоявшую с мальчиком лет двенадцати. Спросил, где можно переночевать? Мальчик повел к себе в хату. В хате располагались повара. Они пригласили меня поужинать. После сытного ужина я стал ложиться спать. Неожиданно прибежал солдат. Он что-то шепотом сказал поварам. Они моментально забегали, спешно всё собрали, и через минуту их след простыл. Когда они выбегали из хаты, подъехал бронетранспортер 64 мехбригады. Новые хозяева умылись, стали ужинать, и я заснул под смех и говор разведчиков.

15 декабря 1943 г.

Перед рассветом спешно, по тревоге, всех разбудили. Мы быстро собрались и вышли из хаты. Я залез в бронетранспортер. Машина развернулась и поехала. Через километр она остановилась у места сосредоточения 64 мехбригады. Мне пришлось идти обратно — искать своих. Но тщетно — все выехали. Случайно от солдат узнал, что какая-то бригада переброшена в деревню Ивановка, за 8 километров от села Новгородка. Я расспросил, как пройти, и отправился в эту деревню.

Я отошел километра четыре от села Новгородка, когда над нею чертовой каруселью закружились немецкие самолеты. Взлетели клубы дыма от рвущихся бомб, заволакивая хаты, сады, строения черно-серой пеленой. Начались пожары. Черная стена дыма поднималась всё выше и выше. Я стоял у умёта на поле, возвышавшемся над деревней, и хорошо видел, как густая пелена дыма окутывала центр деревни и косматой тучей распространялась по ветру. Глухие взрывы, словно толчки землетрясения, доносились до меня после каждого пикирования бомбардировщиков, выныривающих из темно-серых туч в белесое небо над Новгородкой. В течение часа всё новые и новые султаны разрывов вспарывали дымовую завесу над селом. Наконец, кончилась эта дикая вакханалия грохотов разрывов, свиста падающих бомб, рева самолетов.

Я быстро шел по зимней, накатанной дороге и скоро вышел в балку, по обе стороны которой располагалась деревня Ивановка, — небольшая, сильно разрушенная обстрелом и бомбежкой. В ней много военных. Здесь разместилась 68 бригада 8-го мехкорпуса. У входа в деревню прямым попаданием снаряда разнесло по кускам человека, всюду валяются неубранные трупы людей и лошадей. Уже вечером, исколесив взад и вперед деревню, что, впрочем, не составляло большого труда — деревушка была в длину метров шестьсот, я вышел обратно на дорогу в село Новгородка.

Навстречу шли бойцы какой-то части, им в глаза светил огромный красный диск заходящего солнца, а передо мной поднималась луна и набегали серые гряды облаков. На горизонте, где облака сливались со снегом, темно-серой полосой поднимался дым пожарищ, вызванных бомбежкой села Новгородка. Зашло солнце. Темнота разливалась вокруг, постепенно заволакивая поля, умёты, дорогу. На половине пути меня обгоняют сани с двумя бойцами.

— Подвезите до деревни!

— Садись!

Впрыгиваю в сани, быстро едем. Развилка дороги — прямо и направо.

— Погоняй прямо! Погоняй прямо!

Проезжаем километр, второй, третий. Должна быть окраина, но ничего не видно. Оружие держим наготове. Часто бывали случаи, когда ночью отдельные повозки заезжали к немцам и нарывались на засады. Лошади идут быстро. По сторонам мелькают заснеженные поля. Впереди видна черная лента дороги. Никого нет на всем пути. Наконец показались черные силуэты домов. Въезжаем в деревню — ни души! Проехали к центру. Даже в темноте ночи ощущаешь последствия бомбежки — стелется гарь, черные воронки, сгоревшие и разрушенные хаты — всё изменилось вокруг. Расстался с попутчиками на площади. Кругом воронки перепахали всё вокруг — площадь, сады, хаты — всё было вздыблено, перемешано с землей. И нигде ни души. Пустынная площадь, пустынные улицы. Все жители попрятались по погребам. На дверях уцелевших хат висят замки. С трудом нашел одного старика. Он со всей семьей сидел в подвале. На дверях хаты — замок. Попросился переночевать.

— Хочешь переночевать? Да в подвале негде, — и старик стал подробно перечислять, сколько там душ.

— Да мне не в подвале, в хате!

— В хате? И не боишься? Лезь в окно!

Залез в хату через окно, расстелил на кровати шинель, лег, укрылся другой полой шинели, сверху набросил плащ-палатку и уснул.

Окончание в следующем номере.

Прыгнули выше головы

Кадетская сборная Украины по бейсболу (игроки 13-15 лет) перевыполнила задачу на чемпионат Европы U-15. Планировали занять «не последнее место», а финишировали — пятыми из восьми команд дивизиона «А»!

В принципе пессимизм тренеров был объективно оправдан. Это в середине-конце 1990-х украинские кадеты были одной из лучших команд Старого Света, дважды завоевывая на чемпионатах континента бронзовые медали. Затем из-за проблем с финансированием сборная U-15 девять лет вообще не выступала на ЧЕ. Возвращение в дивизион «А» вышло неудачным: последнее место на соревнованиях 2009 года и понижение в классе. Именно поэтому тренерский штаб команды (Сергей Лимаренко, Руслан Дейкун, Игорь Линец) был настроен на такую задачу-минимум — сохранить прописку в высшем дивизионе. Решение задачи усложнялось тем, что наша команда попала в «группу смерти» вместе со сборными Нидерландов и Германии — будущими финалистами чемпионата.
Противостоять немецким и нидерландским бейсболистам украинским командам пока не по силам в любой возрастной группе. Первым наши кадеты проиграли — 1:11, вторым — 1:20.
— Эта сборная Нидерландов, я думаю, вполне могла бы составить конкуренцию нашей взрослой команде «КНТУ-Елисаветград», — говорит наставник украинской сборной U-15 Сергей Лимаренко. — Вы понимаете, взрослой команде! Что сборная Нидерландов, что команда Германии были составлены из лучших игроков — воспитанников бейсбольных академий (структуры по типу спортивных интернатов). Общий уровень игроков, конечно, несоизмеримый. Было ясно и понятно, что пройти какую-либо из этих сборных будет чрезвычайно сложно.
Поскольку исход матчей против фаворитов группы был предопределен задолго до их завершения, тренеры нашей сборной использовали остававшееся время для «накатывания» состава. В поединках приняли участие все 17 человек заявки, непосредственно в боевых условиях были отобраны игроки основного состава, и затем сборная Украины U-15 по очереди обыграла австрийцев (14:0), шведов (10:3) и словаков (2:1). Два поражения против трех побед — неплохое завершение соревнований.
— Почему раньше мы обыгрывали восточноевропейские сборные без особых проблем, а сегодня — ценой великих усилий? — говорит Сергей Лимаренко. — В этих странах качество подготовки, материальная база стали лучше, у нас — на прежнем уровне. Какие у них поля, какой подбор игроков, на какие турниры они ездят в течение года — мы ничего такого вообще не можем себе позволить. У нас чемпионат Украины среди кадетов — два-три серьезных матча в сезоне!!! Откуда у ребят возьмется практика? Мы счастливы уже от того, что провели сборы. Если посмотреть, как все закончилось, — да, мы выше головы прыгнули.
Если бы еще не «группа смерти»… Уже когда заканчивался турнир, президент Чешской федерации бейсбола и представитель российской команды (сборные Чехии и России вышли в полуфинал от второй группы. — Авт.) прямо сказали: хорошо, что вы не играли в нашей группе.
Меньше чем через месяц эта же команда отправится в Мексику, где украинские кадеты примут участие в чемпионате мира U-15. Наша сборная получила специальное приглашение от организаторов соревнований — Международной федерации бейсбола. Подопечные Сергея Лимаренко и Руслана Дейкуна сыграют в одной группе со сверстниками из Арубы, Никарагуа, Германии, Уганды, Венесуэлы.

Записал Александр Виноградов, «УЦ».