Рубрика: 13

Чумачечая весна пришла
И крышу нам с тобой снесла.

Потап и Настя Каменских.

Это должно было случиться. Не потому, что автор — законченный пессимист или фаталист. Просто существует теория вероятности, действие которой распространяется и на погодные катаклизмы. Мы столько лет наблюдали по телевизору, как весной вдруг заваливает снегом то Польшу с Германией, то Испанию, то Грецию с Италией, каждый раз радостно удивляясь «а нас пронесло!», что, видимо, это упущение наконец-то заметили и в небесной канцелярии. Хотя я склонен думать, что мы ИХ (там, наверху) просто достали.

Украину давно пора было встряхнуть, как пыльную и затоптанную рядюшку (вот всплыло же в памяти словечко!), и показать истинную ценность вещей и место человека (пусть даже очень важного) в этой жизни. Мысль о том, что весь этот наш бардак не может продолжаться бесконечно, настойчиво лезла в голову всю минувшую неделю, стоило только включить прямую трансляцию из Верховной Рады. Какая природа выдержит подобный сеанс массового циничного вранья, лицемерия, выплески взаимной злобы и агрессии? И справедливо, наверное, что снежным бураном накрыло именно Киев. Сразу отвечу на упреки типа «ладно этих уродов, но людей-то за что наказывать?». За то и наказывать, что терпят этих уродов. И даже еще чего-то от них ждут…

Много лет назад Жванецкий писал: для того, чтобы проявились лучшие человеческие качества, «большая беда нужна». Вот катаклизм и проявил. Причем показал не только мужество и отзывчивость наших людей — эти качества живут в них на генетическом уровне, но и равнодушие, неумение управлять и организовать, принимать быстрые и умные решения. Над американцами часто посмеиваются: дескать, у них на любой случай (на каждый чих) регламент действий расписан. Зато они точно знают: не каждый мэр, начальник МЧС или ЖКХ быстро сообразит, что ему делать в экстремальной обстановке. А в регламенте все расписано: всю технику из гаражей — на улицу, весь личный состав — на круглосуточное дежурство. Не в кабинетах сидеть и звонков о ЧП ждать, а предупреждать аварийные ситуации. И брать на себя ответственность. А то для нас элементарная проблема очистки центральных улиц от брошенных машин требует созыва сессии…

Мне довелось в августе 2004 года оказаться в США на пути печально знаменитого урагана Чарли. Наша украинская делегация была в числе двух миллионов человек, эвакуированных за несколько часов до прихода разрушительного ветра. Не буду описывать работу американских спасателей и полицейских — где мы, а где они, — речь о другом. Еще за пару дней до катаклизма в телеэфире появился губернатор штата Флорида, успокаивал людей, рассказал, как готовятся встречать ураган. Диалог жителей и властей продолжался без пауз еще неделю. Мэр города Тампа-Бэй, снова и снова губернатор, наконец сам мистер президент общались с людьми прямо в зоне бедствия… А у нас? Кого вы видели на экране своего телевизора в пиковые 22 и 23 марта? И киевский мэр, и премьер-министр появились на людях и на экране, когда пробки в городе уже рассосались. Собственно, я и не предлагаю пожилому Николаю Яновичу брать в руки столь любимую им лопату и расчищать завалы. Но ВОВРЕМЯ выйти из кабинетов на Банковой к проклинающим в пробках погоду и власть киевлянам или сидящим на чемоданах пассажирам Борисполя хоть кому-то можно было?..

Единственным эффективным, хотя и образным, обращением к попавшим в беду украинцам стал показанный в субботу вечером на «плюсах» фильм-катастрофа режиссёра Роланда Эммериха «Послезавтра». Герой Денниса Куэйда со товарищи пытались выжить в страшном ледяном циклоне, продержаться на «температурном дне». Им было явно хуже, чем нынешним киевлянам и тем более кировоградцам. Этим и утешимся?

Ефим Мармер, «УЦ».

Береговая линия «Океана» отошла от Кировограда. Один из последних символов нашего славного города – «Океан» – перестал существовать. Вместо некогда знакового места теперь здесь располагается вполне достойный супермаркет большой сети.

Были времена, когда сюда ездили за рыбой разных видов и икрой. Выражение «В районе “Океана”» было понятно любому горожанину – это выше «5/5», но ниже Полтавской. Нету теперь «Океана». Как нет магазина «Колобок», ресторана «Червона рута», кафе «Льдинка», «Красная Шапочка», «Джерело» и «Снежинка», кинотеатра «Мир», гостиницы «Украина», «зеркального» гастронома и многого, многого другого, что являлось знаковым для Кировограда десятки лет.

Не одно поколение кировоградцев выросло среди этих определяющих городских символов. Какие главные места в областном центре были для каждого юного кировоградца после садика и школы? Это кинотеатр «Мир», магазины «Детский мир» и «Колобок» и пара детских кафе в центре. В ареале этих вкусных, манящих, блестящих мест досуга и отдыха вырастали нынешние и предыдущие как городские головы, народные депутаты и самые богатые предприниматели, так и простые жители.

Труп кинотеатра «Мир» на Большой Перспективной остается печальным памятником нашего счастливого детства… Сколько новых выпусков «Ну, погоди!» было впервые увидено именно в его зале! Иногда даже уроки в моей школе заменяли походом в этот кинотеатр.

А после уроков каким удовольствием было зайти в «Детский мир» – просто пройтись по его отделам, завистливо повздыхать, наблюдая, как хорошо одетая мама покупает чаду дорогущую (рублей десять!) машину, прицениться, присмотреть то, что будешь клянчить у родителей на день рождения (который через полгода…). Сегодня в «Детском мире» нет ни одного детского отдела! Компьютеры есть, бытовая техника, харчи, косметика, одежда – а вот детского мира нет.

А в «Колобок» на углу Карла Маркса и Шевченко мы сами даже боялись зайти. Это был почти запредельный, заоблачный мир игрушек самого высокого, по нашим меркам тех лет, уровня. Заповедник роботов и крутых «тачек», а еще там, кажется, впервые в истории города стали продавать настоящие фломастеры!

Когда в кармане школяров накапливалось копеек сорок, мы устраивали праздничный поход домой. Выйдя из своей 6-й школы, в «зеркальном» гастрономе покупали сладкие овсяные хлопья в бумажной коробочке, по 10 копеек. Потом мы шли в «Джерело» выпить газировки по 3 копейки стакан, а то и соку томатного по 10 копеек или березового вообще по 7 или 8. Далее наш путь лежал на «пьяный угол» – перекресток Ленина и Декабристов. В этом «гастрономе на пьяном углу» (именно так длинно он всеми назывался) мы пили молочный коктейль – верх блаженства за те же 10 копеек. Сегодня «Джерело» наглухо закрыто. А название «пьяный угол» ушло из сознания народного, и слава богу. Вот уж о чем жалеть не стоит, как и об овощном магазине, который располагался прямо в библиотеке имени Бойченко. Сегодня некоторые ханжи возмущаются, что в помещении библиотеки на первом этаже находится кафе. Да вы вспомните – какая вонь от гнилой картошки и капусты стояла круглый год в том растянутом вдоль библиотеки «овощняке»! А ходили туда покупать – куда было деваться?

По праздникам и выходным нас водили в «Льдинку» и «Снежинку». На их месте сейчас взрослые заведения для проведения досуга со всеми подакцизными товарами, употребляемыми вовнутрь, детство этих мест давно закончилось.

Став постарше, мы ездили в «Старт» и «Олимпиец» покупать спортивный инвентарь, а в «Восход» и «Сигнал» – запчасти к велосипедам. Помню, какой фантастической удачей было купить в «Старте» футбольные гетры! Как мне завидовали друзья! К тому же я попал на них случайно, вообще в магазин на Николаевке я поехал покупать хоккейные щитки – пронесся слух, что их там «выбросили». И щитки тоже купил! Сегодня нет уже «Старта», а в «Олимпийце» можно купить … унитаз и цемент.

К чему вообще все эти ностальгические походы автора по советскому центру? А вот зачем. Сейчас у нас Кировоград – креативный город. Разрабатываются «линии» – туристические маршруты по областному центру. Модерново, с новейшими техническими «наворотами», разного типа, дабы и самим кировоградцам показать Кировоград по-новому. Активные и неравнодушные люди ищут новое лицо, новый имидж города. В поисках подчас уходят глубоко в старину – крепость там, Елизавета, гусары, Кутузов с Суворовым, Пушкин проездом. Это хорошо.

Есть и другой интересный проект, давно предложенный предпринимателем Людмилой Шубиной. «Парк советского периода» в районе Коммунистического проспекта – с памятниками, павильонами «как тогда», постовыми в той форме, мороженым в шариках и газировкой из треугольных стеклянных сосудов. Тоже неплохо.

Но не кажется ли вам, что, с прицелом на целевую аудиторию – ныне живущих, все это уже как-то слишком далеко и как-то слишком уж аттракцион? И, как мне кажется, все это не вернет нас в детство, да и в атмосферу Елисаветграда, скажем, тоже не вернет – будут мешать пластиковые окна, кондиционеры, наружная реклама и припаркованные рядом джипы.

Предлагаю свою «линию». Думаю, тысяч 100 кировоградцев ее поддержат. Я бы лично много отдал, чтобы в выходные зайти с детьми в «Джерело» того вида, каким оно было в моем детстве. С легендарными автоматами с газировкой (даже пусть они подтекают, как тогда!) и соком из стеклянных сосудов. Показать и рассказать, что так было, и было, с точки зрения вечности, совсем недавно. Приезжим тоже было бы интересно, я думаю.

Потом мы бы сходили в магазин «Мелодия», где самое место постоянной выставке, подобной той, что проводила галерея «Елисаветград», – со старыми радиолами, электрофонами, телевизорами и запахом канифоли, с помощью которой старый мастер Валерий Васильевич паяет поломавшийся еще до продажи новый бобинный магнитофон. Показать детям грампластинки, аудиокассеты и радиоприемники «ВЭФ».

Ах, да, «Мелодия» сегодня – частная собственность, люди имеют свое полное право торговать турпутевками и металлопластиковыми окнами вместо грампластинок…

Куда дальше? В «Детском мире» нам делать нечего, благо, магазинов с игрушками и одеждой сегодня пруд пруди в Кировограде.

Самое время поразвлечься. Эх, сейчас бы в игровые автоматы! Помните эту легендарную комнату в парке Ленина? Не скажу, что сегодня парк плох, да и мест для детских развлечений прибавилось, один «Игромир» чего стоит? Но я бы не пожалел времени и денег (пусть одна игра стоит не 15 советских копеек, а больше), чтобы окунуться в ту атмосферу, поиграть в те игры! «Морской бой» со сбитым прицелом, «Охота», «Скачки», а «Электронный тир»?! Думаю, наши дети поразились бы, увидев эти артефакты. И отчего бы в нынешнем Ковалевском парке не сыскать местечка для подобного зала тех автоматов?

А затем бы в «Снежинку»! Есть сегодня у нас несколько детских и относительно детских кафе. Быть может, слава Богу, что пока нет «МакДональдса», а то видел я в других городах, как дети, рыдая, волокут родителей к клоуну Рональду Макдональду в недешевые гости… Я бы угостил детей тем мороженым в тех розовых креманках – совсем иного вкуса, цвета и консистенции. И на стенах пусть будут Чебурашка, Волк и Заяц, наш Винни-Пух и даже Дядя Степа вместо Губки Боба Квадратные Штаны и трансформеров… Понимаю, что порция натурального качественного мороженого сегодня будет стоить немало. Ну и пусть. Сам съем больше, чем ребенок, за любые деньги – вкус детства в денежных знаках не измеряется.

Вот вам и маршрут выходного дня. Ни в коем случае не стоит именовать его «Наше счастливое советское детство». Мы в нашем детстве элементарных бананов не ели. А назвать можно было бы «Экскурсия в мамино детство», как-то так.

Ну если бы после всего еще бы и купить в «Океане» славного леща! Ну да это так, сегодня выбор рыбы намного больше, чем тогда, в Кировограде есть уже даже интернет-магазин рыбопродуктов – любой прямо на дом доставят. «Океан» – это возвращение к тому, с чего начинали, с чего и родился сей опус. И его главная мысль такова: а может, надо было это сохранять? Отчего бы не быть достопримечательностями и этим магазинам, кафе и кинотеатрам? Кстати, вполне практичным и окупаемым.

Идея не нова. Знаю в Киеве ресторан «СССР», в других местах тоже есть. Все это отлично стилизованные новоделы. Для туристов и приезжих, в первую очередь. Возможно, кировоградская «Экскурсия в мамино детство» была бы в большей степени для самих кировоградцев, да вот и славно бы было! Скажем, я не люблю и не хочу ходить в ночной клуб, в новые рестораны, которых в городе не один десяток. Я, может быть, хочу того огнедышащего беляша по 13 копеек, который я покупал на лотке на углу Карла Маркса и Тимирязева, хочу испить из того «Джерела»!

А еще я просто хочу помнить не только то, что было сто, двести лет назад в городе, где живу. Хочу помнить и то, что было тридцать лет назад.

Геннадий Рыбченков, «УЦ».

Для тех, кто не знает

Елизавета Петровна Глинка (широко известна под псевдонимом Доктор Лиза, родилась 20 февраля 1962 года) – российский филантроп, по образованию врач-реаниматолог, специалист в области паллиативной медицины (США), исполнительный директор фонда «Справедливая Помощь».

В 1986 году закончила Второй Медицинский институт им. Н.И.Пирогова. В этом же году эмигрировала в США с мужем Глебом Глебовичем Глинкой, сыном известного русского поэта и литературного критика Глеба Александровича Глинки. В 1991 году получила второе медицинское образование по специальности «паллиативная медицина» в Дартмундской медицинской школе.

В 1999 г. в Киеве основала первый хоспис при Онкологической больнице Киева. Член правления Фонда помощи хосписам «Вера». Президент VALE Hospice International. В 2007 году в Москве основала благотворительный фонд «Справедливая Помощь», спонсируемый партией Справедливая Россия. Фонд оказывает материальную поддержку и предоставляет врачебную помощь умирающим онкологическим больным, малообеспеченным больным неонкологического профиля, бездомным. В 2010 году Елизавета Глинка осуществляла от своего имени сбор материальной помощи в пользу пострадавших от лесных пожаров.

Фильм «Доктор Лиза» Елены Погребижской о деятельности Елизаветы Петровны выиграл премию ТЭФИ-2009 как лучший документальный фильм.

Ведёт блог в Живом журнале. Получила «Премию Муз-ТВ-2011» в номинации «За вклад в жизнь».

В 2011 году Елизавета Глинка вошла в список «Сто самых влиятельных женщин России».

С Лизой Глинкой мы знакомы тысячу лет. Я помогал ей немного в меру сил, она мне – безмерно, но это, скорее, наше личное, не для газеты. Когда-то мы обсуждали идею открытия хосписа в Кировограде. Угадайте, с какой темы началось наше интервью?..

«Хоспис строят для себя»

– Пока ты не начал меня спрашивать, скажи, вы в Кировограде хоспис открыли?

– Нет еще, решение принято, но как-то почему-то никогда нет денег.

– А ты можешь мне письмо организовать с подписями людей? Я собираюсь в Украину скоро, я вам закручу это дело. Ехать к вам от Киева далеко?

– Три часа с копейками. Ну что, поговорим?

– Давай.

– Мы давно не пересекались с тобой в Киеве. Сейчас, проживая в Москве, работая в фонде «Справедливая Помощь», обращаешь ли ты внимание на наши дела, нашу украинскую обстановку?

– С хосписом (первым киевским хосписом, открытым Лизой Глинкой. — Авт.) мы общаемся, каждый день, я знаю, какое количество больных, чего нет, в каком кризисе находится киевская городская медицина. Мы это для Кировограда пишем?

– Да.

– Предполагаю, что и в Кировограде не лучше. Совсем плохо было в прошлом году, когда не было шприцев, не было перчаток, не было пеленок, больным приходилось все покупать самим, в этом году, к счастью, проблему удалось решить, мы нашли разумный компромисс, практически идеальный вариант, который я называю благотворительной медициной, – минимум делает государство: зарплаты сотрудникам, их социальный пакет, питание (потому что по закону кухня принадлежит государству), а все остальное, что не покрывает государство, решают для обреченных больных благотворители. Так проблема решается не только в Москве или Киеве, так на самом деле она решается во всем мире. В таком случае нет борьбы между благотворительными фондами и исполнительной властью, которая начинает понимать, что мы смотрим в одну сторону и в принципе не желаем бодаться.

– А бодаться приходится?

– Постоянно, мы же вынуждены кричать – у больных нет пеленок, нет еще чего-то, иногда им есть нечего. Начальникам, понятно, это совсем не нравится. У них же покой всегда и идеально. А больной в четвертой стадии рака не может себя защитить. Со своими дикими болями, со своим низким моральным уровнем в этот момент, про материальный я уже не говорю – он изначально низкий. И такому человеку предлагают купить то же белье с дикой наценкой. Это же позор! Поэтому кричали и будем кричать, пока не договоримся. А договоримся – будем созидать. Всем депутатам, представителям местных властей надо понять – надо искать компромисс.

Что касается отсутствия хосписа в Кировограде… Скажи, у вас есть смертная казнь в Украине?

– Нет, давно отменили.

– А пытки, стало быть, оставили… Вам надо ввести назад смертную казнь и убивать тех, кого не берут ни на выездную помощь, ни на стационарное отделение. Еще и семью больного пытаете. Зачем нужен хоспис? Я всегда отвечаю – хоспис строят для себя. Для меня, для тебя, для него. По той причине, что каждого человека, даже крайне одинокого и замкнутого, окружают минимум пять-шесть людей в городских условиях. И рак – это ад не для одного.

Далее – рак не щадит ни один возраст, страдают дети, средний возраст, страдают старики. Мы сделали в киевском хосписе три детские палаты, и они, к сожалению, не пустуют. Мы обрекаем людей на канцерофобию, на депрессию, на суициды. На безработицу родственников обрекаем. Родные и близкие постоянно видят дорогого им человека слабым, необезболенным, беспомощным. Да, в этой стадии мы уже не можем победить рак. Но мы можем уменьшить муки человека. Облегчить, а иногда совсем снять ужасные симптомы, которые сопутствуют уходу человека из жизни.

Если Украина собирается в Европу, вам необходимо понять: хосписы нужны так же, а иногда и больше, чем обычные клиники.

– Тем более, что хоспис – явно не самое дорогое место в медицинском бюджете.

– Конечно! Анализы уже не нужны, кровь и плазму не переливаем, МРТ не делаем, за редким исключением. Но содержать 20 коек на сто тысяч населения – стандарт европейский, и обеспечить выездную службу на 60 человек, думаю, Кировоград в состоянии.

– Давай пройдемся по аргументам противников первоочередного финансирования создания хосписов. Аргумент номер один – современная европейская тенденция: люди хотят умирать дома, и хосписы не нужны.

– Ключевое слово – дома. Мы что сравниваем, дома в Германии и дома в Святошино? (Киевский район дислокации хосписа. — Авт.) Я была на таких вызовах, в таких катакомбах… Это не дома, это ад. Второе – где в Германии однокомнатные квартиры? А у нас – нормально. Помню, однокомнатная киевская квартира, в комнате умирает молодая женщина 35 лет, по ней ползают два ее совсем маленьких ребенка, а на кухне живут ее родители.

Да, выездная служба очень важна, но она реальна, когда есть база – хоспис. Тогда есть возможность создать больному стационар на дому. Да, в хосписе никто не поправляется. И пациент имеет право умирать дома. Но надо создать все условия. Первое – отдельная комната для больного. Второе – наличие сиделки. Третье – обеспечение его бесплатными лекарствами, пеленками, кластомами, урастомами, катетерами, средствами от пролежней, спецпитанием. Возможно это? Возможно. Для создания выездной помощи нужно два работника – врач и квалифицированная медсестра, диспетчер на телефоне и история болезни. Так мы начинали в Киеве. И получилось. Было бы желание.

– Второй аргумент противников хосписов – отсутствие нормальной паллиативной помощи, специалистов этого профиля и, естественно, проблема наркотических средств, которая всегда как красная тряпка – мол, доступ и злоупотребления.

– Ты знаешь, обезболивание и употребление наркотиков – это настолько разные темы, что даже всерьез говорить об этом не хочется. Вот лучше спросить – почему в Украине до сих пор нет таблетированного морфина? Почему до сих пор истощенным больным, кожа да кости, колют морфин? Почему детям колют? Я построила хоспис 13 лет назад. И тендеры по МСТ (таблетированному морфину. – Авт.) уже тогда проводились. А результата нет. Появились только наклейки, слава Богу. И все.

С наркоманами должны бороться соответствующие товарищи в соответствующих органах. А мы должны обеспечить правильное хранение и распределение средств лечения, в том числе и наркотиков. Поверь, украсть их из хосписа невозможно.

– Ты в курсе, что в Украине очень модна программа замещения морфина и вообще опиатов трамалом и его модификациями?

– Да, к сожалению. Я скажу коротко и ясно. Когда я училась на паллиативного доктора в США, на первой же лекции наш профессор сказал: морфин – это совершенство, которому нет предела. Конечно, он имеет побочные эффекты, которые, впрочем, достаточно легко купируются. Поэтому вопросы о замене… Ну, если бы можно было отказаться и заменить морфин трамалом или, как там у вас называется, трамадолом, отказались бы от производства морфина, МСТ, сиропа морфина, свечей морфина. Но весь мир продолжает это применять, потому что против боли морфин – лучший.

– Ну и самый, наверное, подлый аргумент. Эвтаназия. Зачем мы растягиваем агонию, зачем задерживаем на этом свете смертельно больных? Почему не прерываем их мучения, особенно если есть личное согласие больного?

– Обезболенный больной никогда не попросит о смерти, никогда. Я за многолетнюю практику не слышала и одной такой просьбы от ухоженного больного. Просьба об эвтаназии – это крик отчаяния. Кричит – значит, плохо лечите, плохо ухаживаете. По поводу эвтаназии моя позиция крайне четкая – для меня это равносильно убийству. Я родила детей, я не могу представить себе, что я убиваю своих детей. Все больные – чьи-то дети. Кто в силах – попробуйте убейте. У меня тысячи других аргументов, но и этого хватает.

– Наши чиновники, наши доктора все время изучают чей-то позитивный опыт. В паллиативной медицине, в хосписном обслуживании. На твой взгляд, где эта отрасль человеческого функционирования работает лучше всего?

– В США. Там очень сильная выездная бригада. Там обязательный осмотр доктором. Очень крепко подготовленные, не только профильно, но и психологически медицинские сестры, которые ведут больного от момента установления четвертой стадии до умирания. Есть три причины, почему пациент там не может умирать дома…Там нет четвертой, нашей, русско-украинской, которая тут на первом месте, – нет дома. Итак, первая американская – невозможность обезболивания на дому. Когда, например, морфиновую подкожную помпу надо ставить. Второе – реально одинокие люди. Очень старые. Третье – временный отдых родственников. Да, это вроде бы кощунственно звучит, но иногда больной умирает более полугода. Его любят, о нем заботятся, но иногда надо просто перевести дух. Рак тем и страшен – он высушивает не только больного.

Раковые – не совсем такие, как остальные люди. Они тоньше чувствуют, они любят, они сражаются и ценят каждый миг.

– У нас, в Украине, у вас, в России, сейчас готовят специальный персонал для паллиативной медицины?

– В России – да. С этого года. Узаконили такую профессию – специалист паллиативной медицины, потому что в Конституции есть право на такую помощь. Право есть, а реализовывать его было некому. Теперь официально – есть.

– Кстати, на днях Россия первой из стран СНГ и впервые за годы нашей общей независимости друг от друга продекларировала государственные гарантии при лечении рака у детей, включая и сложные операции за рубежом. Лед тронулся? Благотворительность в этом вопросе больше не нужна?

– Пока не могу сказать. Мало времени для анализа. Премьер-министр России Медведев приказал обнародовать список бесплатных услуг, на которые люди имеют право. И это тот редкий случай, когда я с ним согласна. Люди просто не знают, на что они имеют право. И платят, потому что привыкли. Чтобы врача не обидеть. Чтобы из больницы не выгнали! Уверена, что и у вас в Конституции тоже записано право на бесплатную медицину. Знаете, когда вам чиновник говорит – у страны нет на это денег – он совершает преступление. Другое дело – право выбора клиники, доктора и так далее. Тут уже ваша инициатива…

«У моих бомжей есть крошечный шанс»

– Тебя читают в Интернете десятки тысяч людей. Ты стала писать очень мало.

– Это не времени мало, хотя его просто нет, это я немного переосмысливаю свою работу…

– Многие люди удивляются твоему переходу от раковой темы, хосписов к созданию фонда «Справедливая Помощь», к бомжам.

– Понимаешь, киевский хоспис может существовать без меня. Как ребенок. Вырос и ходит сам. Хотя это пока что лучшее дело в моей жизни.

В Москве реальность по хосписам другая. Тут их двенадцать, в принципе людям с четвертой стадией практически обеспечен относительно нормальный уход. А то, чем я занимаюсь, – это хоспис социальный. Тут практически такие же смертельно больные. Но.

Из ракового хосписа никто не возвращается. У моих бомжей есть крошечный шанс вернуться. Одна десятая процента. Туберкулез, тяжелые спинно-мозговые травмы, тяжелейшие психические расстройства. Люди на улице живут. Люди и себе-то не нужны. Куда там обществу или государству.

– То есть передний край – тут?

– Именно. Передний край. Но киевский хоспис я не бросаю. И там мысли такие, попроще. Кондиционеры поставить, плиту поменять, стиралку. Вот в онкоцентре соседнем нет прачечной, и родственники больных стирают белье сами. А сказать нельзя.

Слушай, недавно случай был. Пищеблок у них из-за аварии остановился. На три дня. Но это потом прояснили. Все же в тайне. Так вот, перестают больных кормить. Мы бросили клич по Киеву – люди стали хлеб везти, супы и так далее. Что, думаешь, больничное руководство сделало?

– Поблагодарили?

– Ага! Вычислили тех, кто мне пожаловался, и наказали. Больных! Представляешь? У них плита сломалась – они правду боятся сказать. И тех, кто говорит, – уничтожить готовы. А знаешь почему? Вот так из нас по капле выдавливают человеков и снова превращают в рабов. Все беды наши оттого, что мы рабы, что боимся.

Я не призываю идти на баррикаду. Я хочу понимания. Чтобы чиновник хотя бы мысленно на день поменялся шкурой с пациентом.

– Когда ты занималась хосписом, когда ты много писала по этой теме, я помню ту огромную обратную связь от читателей. Многие помогали, становились волонтерами. Сейчас реакция гораздо меньше. Помощь раковым больным чище, благороднее? Бомжам помогать не хочется широким сердобольным массам?

– Я не буду тебе повторять, что мы все одинаковы. Но в восприятии публики – безусловно, разница есть. Хотя в России бездомный сродни раковому больному – может попасть любой. У меня среди бомжей есть бывший прокурор, бывший генерал милиции, писатель серьезный, лауреат всего, что можно. Актрисы, журналисты, инженеры. Алкоголь, кто-то сошел с ума, кого-то кинули аферисты – и вот они все на улице. Болеть раком – да, это красивее, это чистенько для публики. Но и то… Я же со взрослыми раковыми работаю. Знаешь, как любит тянуть какое-то мурло сквозь зубы – ну этот же пожил уже прилично, надо детям помогать. А когда надо будет ребеночка спасать – у него дела срочные будут. Я последние двадцать лет работаю с изгоями общества. Но мне их жалко. Вот написала на своей страничке про психиатрического больного – тринадцать комментариев. А под раковыми историями сотни. Но я тебе скажу такое – боялись и рака. Боялись примерить на себя.

Я работаю на помойке, я вижу такие вещи, которые хочу забыть и не хочу о них писать. Это такая безнадега! В хосписных историях всегда есть хоть маленький лучик света. Тут зачастую его нет вообще. Мы бьемся за каждую жизнь. Этих людей не берут никуда. Я заставляю людей жить. Жить я могу заставить. Быть хоть на копеечку счастливым – нет, не могу. Готова ли я поделиться их судьбами – пока не решила.

– То есть эта тема страшнее.

– Эта тема страшнее.

«Цель одна – помогать»

– Мы часто с тобой говорили о том, что раковые хосписы худо-бедно приживаются, они есть, но смертельно больным нераковым пациентам умирать негде. Что-то сдвинулось в этом вопросе?

– Ничего не произошло. Абсолютно. А чего я сижу в этом подвале? Построили бы больницу для бедных, признав наконец-то, что есть они, бедные, и лечебницу для тяжелых нераковых – все, миссия моя была бы закрыта.

– И чем бы занялась?

– В Киев бы вернулась.

– О, хорошо.

– Много там еще можно построить, в Украине. Нужно построить. А то фондов всяких – как грибов. Ездят к нам в хоспис фотографироваться…

Звонит мобильный, на связи народный депутат Украины Владимир Бондаренко. Я, естественно, слышу только то, что говорит Лиза:

– Владимир Дмитриевич! Слушайте, у меня тут просто трагедия в Кировограде, там все никак хоспис не откроют, скажите, когда я должна прилететь, чтобы мы туда поехали и решили вопрос. Вы же знаете про Кировоград, про то, какая там ситуация с раком, про уран, радон? У них есть помещение, у них нет желания. Давайте сделаем что-то (слушает). Когда? (слушает). Ларин, да, я слышала его фамилию (слушает). Если вы мне писульку нарисуете, мандат, я поеду одна! (Cлушает.) Ага, ага. Письмо будет. От Кировограда. У вас в приемной. Я прилечу! Спасибо, мой дорогой! Целую.

– Так, Юра, Ларин работает у вас?

– Уже нет.

– Жаль, говорят, толковый человек…

– Можем продолжать? Лизавета Петровна, ты член очень серьезного по вывеске совета, президентского, тебя орденом Дружбы Народов наградили, тебя поддерживают знаменитые люди – Борис Гребенщиков, Земфира, многие другие артисты, музыканты, писатели. С другой стороны, вы сидите в маленьком подвале, обстановка вокруг, мягко говоря, бедная, хотя я знаю тебя, ты нормальный человек, тебе не надо самой быть бомжем, чтобы помогать бомжам.

– Я же тоже не очень люблю эту грязь. И понимаю, что не всем нравится, когда я червей вынимаю из ран на помойке. Мне просто нравится делать то, что никто не делает или делает очень малое количество людей. Поэтому подвал так подвал. Я же не только суп раздаю. Я подписана на все журналы по паллиативной медицине, все раковые серьезные издания. Просто пока есть силы скакать – буду скакать. Кончусь в этом аспекте – найду себе другое полезное применение.

– Тебе предлагают сделать «Справедливую Помощь», ее филиалы, в городе А, в городе Б, в городе Ц?

– Делают кое-где. В Башкирии, в Татарстане. Понимаешь, все требуют – приезжайте и сделайте, а мы подхватим.

Я не могу везде успеть. Вот за сегодня мы приняли на двоих 163 человека. Здесь, в подвале. И это не люди с ОРВИ.

– Почему так мало встречного движения?

– Потому что привыкли жить на всем готовом. Потому что привыкли прожектерствовать. Ты для начала сходи и покорми пару человек, а потом требуй у меня пакет документов для фонда, мой приезд. Мы начинали – кормили тридцать человек, сейчас кормим триста. Это немного для Москвы, но мы оказываем медпомощь этим людям. Мы зимой стараемся, чтобы они не замерзли. Я еду, когда могу. Писем много, но движения мало.

– Быть одновременно знаменем и оказывать практическую медпомощь, извини, на помойках, – это же трудно.

– Трудно?

– Хорошо, спрошу так, не заслужила ли Лиза Глинка своим двадцатилетним трудом сидеть в хорошем кабинете и писать книги о том, как надо организовывать фонды, как спасать людей?

– Самое грустное, что в моей жизни произошло, – что из меня сделали знамя. Я хочу работать на помойке. Мне это нравится. Я не хочу сидеть в кабинете. Я ничего не понимаю в бумагах, в бухгалтерии. Я последние пять лет серьезно изучаю военно-полевую медицину, потому что работаю в полевых условиях. Я изучаю уличную американскую медицину, психологию. А из меня лепят бренд. Это мешает. Я рада, если кто-то вдохновлен моей деятельностью, но я не щит для каждого города в России или Украине. Мы всем говорим, кто хочет открыть хоспис в Украине, – приезжайте к нам, учитесь, не тратьте время на конференции. На конференции надо ездить, когда вы построили уже что-то и хотите улучшить или узнать что-то новое. Учиться паллиативной медицине можно в Москве, Новикова научит, в первом московском хосписе. Даже Сербия уже построила хосписную систему после войны. Нищета была. Но определили цели и сделали.

Ты знаешь, мне, по большому счету, не важно, с какой целью нам помогают. Некоторые от чистого сердца, некоторые избираться хотят или имидж компании поднимают, некоторые грехи черные замаливают. Какая мне разница? Цель одна – помогать.

– Ты прошла огромный путь временной. Работала с большим количеством политиков, бизнесменов. За двадцать лет их реакции стали лучше, хуже или не изменились? Элита оттаяла к этим вопросам общества или все на прежнем уровне?

– Элита стала разговаривать. Элита научилась сочувствовать и выслушивать проблемы, не прятать взгляд. Появились люди, которым можно озвучивать проблемы, а не просить. Не писать бесконечные бумажки, не выслушивать от очередного референта – вы хорошо подготовились к выступлению, Елизавета Петровна? Но это не чиновники. Нет. Бизнес стал лучше. Я за эту зиму покупала с частных мелких пожертвований только молоко. Все остальные продукты мне обеспечили бизнесмены. Я не беру денег от фирм. Хотите помогать – покупайте сами и приносите крупу, хлеб, лампы вот бактерицидные в подвале мне поставили. Ходят сами кормить. Когда-то один солидный попробовал – сам покормил бомжей. Появился во второй раз. Счастливый. Говорю: «Думала, вы никогда больше не появитесь». – «Да что вы, – говорит, – это же кайф какой. Во-первых, психоаналитика бросил, понял, что на самом деле никаких проблем у меня нет, я их себе придумал. Во-вторых, ну как-то человеком себя почувствовал». Три года работает у меня, разгружает коробки с едой из грузовика.

Второй сказал: «Слушай, у меня бизнес пошел из-за тебя». Ну это смешно, конечно. Ну пошел и пошел. Помогает средний бизнес. Крупный – нет. У них свои дела. А средний – да. Кто-то на условиях анонимности, кто-то, наоборот, пресс-релизы выпускает. Я рада и тем, и другим.

– Я долго тебя наблюдаю в жизни. Ты прекрасно держишься. Ты работаешь, если говорить языком кино, со смертельной фактурой. Что тебя держит, что позволяет тебе быть столь же энергичной, столь же по-женски привлекательной?

– Я устаю, конечно, Юр. Еще лет пять – и все. Я уже не смогу прыгать с грузовика или успокаивать какого-то психически больного человека, которому не нравится каша. Держит то, что всем этим людям помощь и сочувствие нужны гораздо больше, чем мне. И больше ничего. Никакого двигателя у меня нет. Как бы мне ни хотелось спать, как бы я ни думала о своих каких-то проблемах – я знаю, что у них проблемы больше, а спать им негде. Они понимают человеческое отношение лучше, чем другие, более устроенные люди. Я спрашиваю: «Ты почему бузишь?» – «Хочу красную зубную пасту, а не эту». – «Бери красную». И человек вдруг так улыбается. Это трудно передать словами.

Это универсальный рецепт для каждого человека – найди тех, кому похуже, чем тебе, и помоги. Твои проблемы покажутся тебе мизерными.

– Я тебя за язык не тянул, ты сама сказала – ресурса еще лет на пять. Какая цель этой пятилетки? Когда ты сможешь сказать себе: Лиза, ты можешь отдыхать?

– В Украине – развить систему хосписов и сделать ее доступной всем нуждающимся в ней как в городе, так и в селе.

Поверь, наших сторонников в этом вопросе куда больше, чем тебе кажется.

– Да я понимаю, врагов нет, все за.

– Все за, государство не против.

– Ага, только денег у него нет.

– Значит, надо найти денег для государства (смеется).

– Что должно произойти в сознании людей, чтобы этот путь был пройден?

– В сознании это уже произошло. Но. Я не хочу делать это все частным. Мне кажется, это путь в никуда. Мы говорили об этом с покойной Верой Миллионщиковой (создательница первого московского хосписа. — Авт.). Я хочу государственные программы и широкую благотворительность на этой базе. Ты меня прости, но в Украине, например, многие хосписы стали коммерческими предприятиями. Это их путь. Но это не мой путь.

Меня в штыки встречают сейчас. С моими бездомными. Да это вообще уже не люди, говорят мне. Какие им госбольницы? Знаешь, многое вернуть надо. Буду говорить непопулярные вещи. ЛТП надо вернуть. Трудотерапию в психиатрических клиниках надо вернуть. Госпитализировать надо человека, когда показано, а не когда желание есть подлечиться. Мы сами формируем армию бездомных. Пожалуйста, сходи с ума, пей до белой горячки. То есть человек никому не нужен еще не на стадии бездомности. Наплевать на него было гораздо раньше.

Чиновник измениться должен. У нас же гардеробщики миром управляют. Разрешают что-то, не разрешают. Я помню, Медведев на какой-то пресс-конференции в Ростовской области сказал: «Вообще-то и бездомным нужна помощь». До чего же мы дожились, если такая простая и осторожная фраза режет слух и шокирует! Вот, чиновник сказал что-то человеческое. Я надеюсь, наша власть это понимает. И ваш Президент, надеюсь, тоже. Потому что это люди, которым никто не поможет. Это мы пока еще можем с тобой цепляться за друзей, за родных, вытягивая друг друга. Самое страшное, когда приходишь в квартиру, сидят трое людей, еще живых, еще семья. Спрашиваешь: чем вам помочь? Отвечают: нам уже ничем не поможешь. И глаза мертвые. Отчаяние. Самое страшное – безнадежность. Они живут в аду. Надо освободить из этого ада. Это не так сложно, как кажется.

Постскриптум

Я очень надеюсь, что Лиза приедет к нам в город. Она умеет встряхнуть так, что становится стыдно за несделанное. И она нереально умеет любить. В 2008 году мне нечего было подарить ей на день рождения, и я, как принято говорить, отмазался стихами:

Ты обезболиваешь
А мы все равно воем
Нам больно
Тебе страшно
За нас
Ты говоришь
Быстро
Грубо
Медленно
Нежно
Мы затихаем
Анестезия
Наркотики
Счастье
Мы поделили тебя на дозы
В наше время гвоздей не нужно
Мы приходим
Кто-то приносит розы
Пьем твой чай
Очень медленно
За атомом атом
Забываем время
И боимся
Вдруг поведет по палатам
Тут все мы зависли
между адом и раем
Ты нас спасаешь
Но мы
Всегда
Все равно
Умираем.

Хоспис нужен больным. Но здоровым – нужен еще больше. Надеюсь, вы услышали меня, земляки.

Юрий Смирнов, Москва-Кировоград.

Сорочинскую! Кировоградский академический украинский музыкально-драматический театр имени Кропивницкого выдал феерическую премьеру – мюзикл по мотивам произведения Николая Гоголя «Сорочинская ярмарка». Пожалуй, можно говорить, что в современной истории театра сказано новое, звучное слово.

Это 46-й по счету спектакль Евгения Курмана. Ранее он ставил в Киеве, Донецке, Тернополе, Ивано-Франковске, Одессе, Севастополе, и вот теперь, став главным режиссером нашего театра, представил первую свою собственную режиссерскую работу.

– Премьеры – основной показатель жизни театра. Можно создавать всякие события вокруг театра, но только спектакль, только то, что происходит на сцене, показывает, чем театр есть сегодня, – говорит Евгений Курман. – Этот спектакль для нас принципиален, им мы хотим задать такой программный момент – не существует единственно верной трактовки, версии искусства. Искусство должно быть разным, полижанровым, давать ответы на любые вызовы. Увидевших новый спектакль я могу заверить – следующая премьера нашего театра не будет похожа на эту. А третья не будет похожа на вторую. Это принципиальная позиция, и мы начинаем это внедрять. Второй момент — это поиск новых средств коммуникации со зрителем.

Мне перед встречей с прессой подсказывали, что не стоит называть «Сорочинскую ярмарку» премьерой, потому что в шестидесятые годы прошлого века театр имени Кропивницкого уже ее ставил. Это было так безапелляционно, что я в себе засомневался и открыл театральный словарь, перечитал значение термина «премьера» — «первое представление, первый показ новой постановки». Не стоит сравнивать эту «Сорочинку» с теми, что здесь раньше были, и с теми, что будут после нас. Наша задача, и моя лично, в этом спектакле показать героя, которым для меня является украинский народ. Это коллективный персонаж, который существует на сцене по законам античного театра, хор, несущий в себе смысл и суть всего происходящего действия. Все остальные персонажи из народа вышли и в народ вернутся. Так называемая массовка у нас ведущий действующий персонаж, не просто фон, свидетель происходящего, но и активный участник действия. Это было очень сложно. Эту проблему всегда старались решить все режиссеры, теперь вы увидите, как это у нас получилось.

Спектакль должен обращаться к людям современным языком. Понятным, живым. Версии этой коммуникации могут быть разными. Существует стереотипное видение произведения Николая Васильевича Гоголя. Хотя, если взять последние слова «Ярмарки», то они исполнены грусти и меланхолии, кажется, что они совсем не имеют отношения ко всему этому феерическому действу. («Гром, хохот, песни слышались тише и тише. Смычок умирал, слабея и теряя неясные звуки в пустоте воздуха. Еще слышалось где-то топанье, что-то похожее на ропот отдаленного моря, и скоро все стало пусто и глухо. Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном эхе слышит уже он грусть и пустыню и тихо внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке, один за другим, теряются по свету и оставляют, наконец, одного старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему». – Цитата.) Даже исходя из этого, уже однозначной трактовки быть не может, видимая простота намного глубже.

Спектакль, поставленный на основе этого не драматического, а прозаического текста, в первую очередь должен быть не скучным. Это сложно, но возможно. Выпуск спектакля мы начали после Нового года. На сцене задействована вся творческая труппа театра, нет ни одного не играющего в этой постановке. За это время мы сумели поставить спектакль, насыщенный песенным материалом, исполняющимся вживую, – все поется, танцуется, играется только так.

– Сложным ли был подбор актеров на главные роли?

– Нет, я все же почти полгода работаю, изучаю труппу, имеем совместный опыт работы – буквально с колес мне пришлось ставить сцену к фестивалю «Вересневі самоцвіти», была новогодняя сказка, в которой задействована вся труппа, и я уже имел видение, имел представление, кто кого будет играть в «Сорочинской ярмарке». Это не было трудно, потому что Николай Васильевич весь этот рассказ построил на ярких типажах. И поэтому подбор актеров не столько психологический, сколько типажный, и с этим не было проблем. Тем более что спектакль играется в одном составе. Все актеры должны работать, ради этого они живут!

– Как эта упомянутая гоголевская грусть у вас трансформируется в веселый мюзикл?

– Для того, чтобы быть представленным в жанре мюзикла, произведение должно было быть трансформировано. Что такое «Сорочинская ярмарка»? Это веселый анекдот о том, что украинский народ нарушает традиции. Коллизия в чем – хлопец встретил дивчину и женился на ней прямо на ярмарке, ломая все традиции сватания, помолвки, то есть стихия, которая подхватила всех людей. Есть момент перенасыщения, стихия трансформирует какие-то ментальные основы, на мой взгляд, спектакль об этом, и об этом у Николая Васильевича. Сила чувства меняет людей, Гриць говорит, что все готов отдать за Параску. Эти страсти дают повод для мюзикла. Сначала создавалась музыка, ее написал донецкий композитор, а уже под музыку и ритм подбирались тексты.

Автором текстов выступил ваш покорный слуга. Инсценизацию «ярмарки» я сделал пять лет назад по заказу донецкого театра. Этот спектакль был поставлен в Донецке. Но индивидуальность исполнителей и пятилетний перерыв позволяют говорить о том, что в Кировограде это абсолютно новый спектакль, новый взгляд.

Я стараюсь быть человеком ответственным в отношениях с актерами. Они изучают меня, я изучаю их. Я выбрал знакомую дорогу и решил провести по ней, чтобы они немного поняли мои методы, услышали нюансы и особенности моего почерка. Я, в свою очередь, зная границы и объемы материала, увидел и открыл для себя их. К примеру, я совершенно поражен работой Евгения Скрипника. То, что сделал этот актер в образе черта, открыл такие слои и возможности…

– Во сколько обошлась постановка?

– Спектакль недешев. Но эти вложения капитальные, которые будут работать и на другой репертуар. Основательные, технически сложные декорации. Мы обеспечили костюмами и обувью актеров, заказали новое покрытие сцены за границей, многое другое сделали.

– Не страшно, когда появляется красная свитка? Детей можно водить на спектакль?

– Дети не испугаются! Театр – это игра, она может быть и страшной, но мы хотели этого избежать. К тому же красная свитка – это страшилка экономическая. Когда она появляется, то торговли нет. Эта такая метафора кризиса! Как нам кажется, мы сделали это остроумно, а не страшно!..

А теперь несколько слов о личных впечатлениях от «Сорочинской ярмарки». Понимая важность момента – премьера, первая большая работа новых директора и главного режиссера, больше всего боялся, что спектакль кропивничан вызовет какие-то ассоциации с шароварным телевизионным мюзиклом, склепанным под Новый 2004-й год – с Веркой Сердючкой, группой «ВИА Гра» и Русланой Писанкой. Под рюмку, оливье и бой курантов такое хорошо, но идти ради подобного в храм искусств, тратить время и деньги с риском получить художественно-психологическую травму не хотелось. Театр корифеев не подвел.

Спектакль удался. Общее впечатление насыщенности сценического пространства не покидало все время – с детства знакомая сцена как бы расширилась, стала глубже и больше, в ней не оставалось закоулков и не охваченных действом мест. Ей-богу, временами ощущал себя как на настоящей сегодняшней Сорочинской ярмарке – доводилось бывать не раз. Создана атмосфера праздника – праздника торговли и заработка, веселого провождения времени, песни и танца без перерыва. Гоголевской грусти, о которой говорил режиссер, не чувствовалось – все же главный упор был на веселье. Возможно, так и надо – все меньше людей ходит в театр искать ответы на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?», в театр нынче ходят отдохнуть, поглядеть на красивое действо. Стартовать режиссеру именно с веселого, шумного, при этом качественного народного шоу (так он сам называл спектакль еще в ходе подготовки) – вероятно, правильный выбор. Евгений Курман говорит, что главная задача театра сегодня – вновь приучить людей ходить в театр, сделать это нормой для кировоградцев. Вполне оправданное направление – увы, горожане давно почти не ходят в театр…

Пусть вспоминают, как это хорошо и правильно, детей приводят – Курман пообещал, что не страшно. А потом можно будет уже и Кафку, Беккета и Метерлинка ставить при желании.

Кировоградский театр поставил добротную, веселую украинскую вещь, на которую не жалко потратить время и деньги на билет. Есть спорные для кого-то моменты – несколько преувеличенная роль Черта, неоднозначные костюмы как для сельской глубинки восемнадцатого века – ну так ведь это искусство, авторский взгляд, видение режиссера, преображающее исходный материал, – в этом и суть театра, театр не терпит кальки.

В общем, «УЦ» рекомендует – идите в обновленный театр на новый спектакль.

Геннадий Рыбченков, фото Павла Волошина и Елены Карпенко, «УЦ».

В Кировограде живет первая в Украине мать-героиня и, наверное, единственная женщина, получившая это почетное звание дважды (в положении об ордене отдельно указано, что награда вручается один раз) – в СССР и в независимой Украине. Первый орден «Мать-героиня» Лидия Репетило получила в 1975 году, когда у нее было десять детей, через год родилась Яна – младшая. В мае 2004-го Верховная Рада приняла закон, которым была установлена новая государственная награда — почётное звание «Мать-героиня». И первой украинской женщиной, получившей эту награду, стала Лидия Григорьевна.

Лидия Репетило родилась в Полтавской области, во время войны вместе с другими детьми работала в колхозе. В шестнадцать лет уехала из родного села в Харьков, устроилась на завод «Свет Шахтера».

– Первую зарплату получила и пошла с подружкой на толкучку купить себе какое-то платьишко, – рассказывает Лидия Григорьевна. – А там сербиянка прицепилась, говорит: всю правду тебе скажу. Я отказываюсь, а она: «Вижу твою судьбу, у тебя будет двенадцать детей, а муж будет не твой, не тебе судился». Я не поверила, конечно, кто бы в такое поверил в шестнадцать лет?

Лидия Григорьевна действительно родила двенадцать детей (один из них – Игорь – умер в годовалом возрасте). А вот насчет мужа сербиянка оказалась не права, Лидия Григорьевна и Григорий Иванович жили душа в душу. Да и кто же заводит столько детей, если в семье нет согласия?

Но тогда, в 1948 году, до встречи с Григорием Ивановичем было еще далеко. Лидия Григорьевна успела поработать в ПДМС – путевой дорожной машинной станции, которая занималась ремонтом железнодорожного полотна. Объездила с бригадой всю Харьковскую и Белгородскую области. И каждый год ездила в родное село – за паспортом (крестьянам ведь паспорта не полагались, и несколько лет девушке отказывали, но потом все-таки выдали документ). В начале пятидесятых Лидия Григорьевна переехала в поселок Новая Галещина на Полтавщине, устроилась работать на буровую.

– Там я свою судьбу и встретила, – смеется она. – Он инженер был. Поженились. Семейную жизнь начинали, имея две подушки и матрас. В 1953 году у нас родился старший сын Николай, в 1957-м – дочка Валентина. Потом мужа перевели в Молдавию, там Тая родилась. Потом в Изюме Харьковской области работали, там Лилия родилась и двойняшки Ира и Игорек – маленькие, по кило семьсот. Выходила. Игорек умер в годик, когда у него все зубки полезли, – врачи не могли сделать ничего. Мужа все время перебрасывали с места на место: где какие неполадки – пошлем Репетило. А он мягкий очень человек был, со всем соглашался. Так бы всю жизнь проездили, если бы я уже тут, в Кировограде, не пошла ругаться с начальством: сколько ж мы можем ездить с пятью детьми маленькими!

Совершенно удивительная вещь: всю жизнь, переезжая с места на место, рожая и воспитывая детей, Лидия Григорьевна продолжала работать. Кроме одиннадцати детей, у нее 46 лет трудового стажа!

– А как же? – удивляется Лидия Григорьевна моей реакции. – Чтобы детей прокормить и одеть, деньги нужны были немалые. На одну зарплату мужа мы не прожили бы.

В Кировоград семья Репетило переехала в 1963 году. Сначала им выделили две комнатки во временном бараке на пос. Горном, потом там же дали квартиру – точнее, целых три квартиры на одном этаже, чтобы вместе получились положенные многодетной семье шесть комнат. Лидия Григорьевна живет там и сейчас – в однокомнатной квартире, в двух- и трехкомнатной по соседству – две младшие дочери с семьями. Спрашиваю:

– Вы и внуков нянчите?

– Нет, – даже обиделась Лидия Григорьевна. – Не нянчила и нянчить не буду. Я им сразу сказала: я свое уже отнянчила, мне никто не помогал, я даже старалась, чтоб старшим не приходилось с малышами сидеть, чтоб не попрекали потом…

В Кировограде у Лидии Григорьевны родилось шестеро детей: Валентин, Снежана, двойняшки Люда и Юра, Анжела и самая младшая Яна. Все они родились дома, Лидия Григорьевна с мужем сами перевязывали своим детям пуповины и только потом вызывали врача.

– А чего я туда ездить буду в их роддомы? – говорит Лидия Григорьевна. – У них то карантин, то правила какие-то: того не ешь, этого не ешь! Да я лучше врачей уже знала, что мне есть и что делать. Да и роддом – это же на неделю. А у меня же и дети, и хозяйство.

Уже тут, в Кировограде, Лидия Григорьевна завела свиней и двух коров – детей-то кормить нужно. Было время, когда весь поселок Горный ходил к ней за молоком для грудничков, все знали: у нее плохого быть не может. Продолжала работать, старшие дети выросли, поступили в техникумы, четверо младших еще ходили в садик, точнее, в четыре разных садика!

– Так мест же не было, – объясняет Лидия Григорьевна. – Здесь же, на поселке, поле было: ни садика, ни школы, ни больницы – возили в город. Если по месту жительства, то да, обязаны были бы всех в один садик взять, а мы же с Горного – вот нас и брали туда, где места свободные. Утром автобус приезжает: я их по двое занесу, а потом развожу всех по садикам – кого в центр, кого на Яновского… Потом мне в геолого-разведывательном управлении стали машину давать, чтоб по садам всех развезти, – стало полегче.

– А какое время было у вас самое трудное?

Лидия Григорьевна на несколько секунд задумывается, а потом смеется:

– Да мне всегда легко было! По часу в сутки спала. Когда в школах и садиках утренники начинались – вообще кошмар! Это сейчас красота: пошел в магазин – купил все готовое. А тогда каждому нужно было новогодний костюм сшить. Платьица помните эти из марли? Их шьешь, потом крахмалишь, отглаживаешь… Дети у меня всегда одеты были не хуже других, и даже лучше многих. Боялась, что люди будут нас жалеть, что, мол, многодетные, донашивают друг за другом. Вот так ночами костюмы шью, а днем – на утренники, а то расстроятся, если мамы не будет.

Потом, когда подросли, то хлопот меньше, но надо на ноги всех поставить, выучить…

Все дети Лидии Григорьевны имеют высшее образование. Самая популярная профессия в семье – геолог, трое дочерей пошли по стопам родителей. А чемпион по количеству образований в этой большой семье – Людмила, которая окончила строительный техникум в Кировограде, юридический – в Ленинграде, юридический и экономический институты в Харькове, а сегодня работает адвокатом.

Лидия Григорьевна гордится всеми своими детьми, о каждом может рассказывать часами: Валентина вышла замуж за ленинградца, который проходил практику в Кировограде, переехала в город на Неве. Потом позвала к себе младшего брата Валентина, он тоже живет в Питере, работает в полиции, участник боевых действий, трижды был в Чечне. Анжела – военная, одиннадцать раз прыгала с парашютом. Все люди семейные – последнее для Лидии Григорьевны особенно важно. На стене у нее одиннадцать свадебных фотографий, и даже время она измеряет свадьбами детей, говорит о муже: «Да больше двадцати лет, как нет его… Шесть свадеб уже без него было». А вот повторить подвиг мамы никто из детей Лидии Григорьевны не решился: в семьях не больше трех детей. Но наследников все равно достаточно: у матери-героини 26 внуков и семеро правнуков, и все они, живущие в разных городах и странах, регулярно приезжают в Кировоград – к бабушке.

Меня удивило, что дочку и сына Лидия Григорьевна назвала практически одинаково – Валентина и Валентин.

– А что? – говорит она. – Красивое имя, мне нравится. Я ее называю Валя, а его – Валик. А вы попробуйте всем имена красивые придумать, и чтобы неизбитые! Я младших когда регистрировать ходила, просила в ЗАГСе книжку с именами, чтоб подобрать, – у самих у нас уже фантазии не хватало.

Сегодня Лидии Григорьевне 81 год, у нее все еще есть хозяйство – уже, правда, не свиньи и коровы, а куры и кролики. Конечно, она давно на пенсии:

– Не вспомню, в каком точно году на пенсию вышла, помню, что пенсия была 62 рубля…

– А чего так мало? – спрашиваю. – Вы же мать-героиня, и стаж огромный.

– Тогда все это не считали. Можно год проработать, можно сорок шесть – не важно.

Я спросила Лидию Григорьевну о сегодняшней пенсии и, честно говоря, была неприятно удивлена. Мать-героиня, участник войны, женщина, проработавшая всю жизнь в геологоразведке, получает немного больше полутора тысяч – это со всеми возможными доплатами.

– Может, мне за что-то и больше положено, – говорит она. – Не знаю. Я столько ходила по всем горкомам и обкомам, когда дети маленькие были: добивалась, чтоб здесь, на Горном, садик открыли (в поселковый садик успела походить только Яна. – Авт.), школу, амбулаторию, постоянно какие-то подписи собирала, под кабинетами сидела. Теперь уже никуда не хожу – устала.

Хочется написать и о собственном впечатлении от общения с этой чудесной женщиной: Лидия Григорьевна ни на что не жалуется, ни у кого не просит помощи. Рассказывая о своей нелегкой жизни, больше смеется, чем сетует. О тех же четырех разных садиках и шести разных кировоградских школах, куда возила детей, рассказывает как о курьезе – смешно, мол, все в разных учебных заведениях. А ведь, согласитесь, сегодня такого даже представить нельзя! Разговаривая с этой бабушкой и прабабушкой, как-то быстро забываешь, сколько ей лет, она удивительно молодая – гораздо моложе большинства сорокалетних…

Ольга Степанова, «УЦ».

Любая, даже самая серьезная проблема – это возможность. Возможность для изменений. Волею судьбы и природы сложилось так, что именно наша область лидирует в Украине по такому невеселому показателю, как онкологическая заболеваемость, – у нас она составляет почти 450 случаев на 100 тысяч населения, в то время как в целом по стране – на сотню меньше. Снизить эту цифру, к сожалению, невозможно, утверждают специалисты. Зато можно снизить, причем в разы, количество людей, ежегодно погибающих от рака. Эту возможность для изменений к лучшему решили использовать авторы социальной инициативы «ОНКО – СТОП», в качестве которых выступило руководство кировоградских предприятий группы «Гидросила» и завода «Червона зирка» в лице главы их наблюдательных советов Павла Штутмана, и профильные специалисты-медики в лице главного врача Кировоградского областного онкологического диспансера, кандидата медицинских наук Константина Ярынича.

Путь к этим изменениям предельно прост и лежит через профилактику и раннее выявление заболеваний и в то же время – сложен, поскольку широкого понимания необходимости этой самой профилактики среди жителей Кировоградщины пока нет. Обеспокоенность кировоградских машиностроителей этим вопросом уже воплощена в принятие конкретных мер на предприятиях. Этим примером по-настоящему ответственного отношения к жизни и здоровью людей они намерены привлечь к инициативе как можно большее количество коллективов и просто жителей Кировограда и Кировоградщины в стремлении выполнить задачу-максимум – качественно изменить ситуацию со смертностью от онкологических заболеваний.

Что делать: устами специалиста

О том, в чем именно состоят действия каждого конкретного человека, необходимые для улучшения ситуации с онкологическими заболеваниями и почему так важны и необходимы именно профилактические мероприятия, квалифицированно рассказывает Константин Ярынич. Ведь очень часто мы имеем неправильное или искаженное понимание специфики заболевания, страшным которое делает именно наша неосведомленность.

– Нужно понимать, что все онкологические заболевания имеют свою стадийность, – поясняет онколог. – Так вот, на первой и второй стадии полное излечение возможно в 85-98% случаев. А на третьей и четвертой эта цифра падает до 40%. Причем мы говорим уже о выживаемости, полное излечение практически невозможно. Кроме того, в зависимости от стадии заболевания, существенно меняется стоимость препаратов, необходимых для лечения, и объем операции. Если на ранних стадиях речь идет о сотнях и тысячах гривен, то на поздних – уже о десятках и сотнях тысяч. Если на ранних стадиях мы можем говорить об органосохраняющих операциях, когда мы можем вылечить человека и при этом сохранить пораженный орган, то на поздних стадиях речь идет уже о сохранении жизни любой ценой, это травматичные, даже калечащие операции. При этом результаты лечения у нас – точно такие же, как во всем мире, но показатели смертности в 2, а то и в 3 раза выше, чем в развитых странах. И это не связано с методами лечения или с нашими оперативными возможностями – мы оперируем порой даже лучше, современной техники у нас сегодня тоже достаточно. А связано это как раз с тем, что в 50% случаев мы обнаруживаем заболевание у наших пациентов уже в третьей-четвертой стадии, когда они обращаются к врачам с уже явными признаками болезни.

Именно поэтому мы и говорим о необходимости раннего выявления за счет профилактических осмотров – в результате не снизится заболеваемость, но шансы людей на излечение значительно вырастут. Ведь у нас не самая высокая заболеваемость в мире – в Израиле, например, почти в два раза выше, 800 случаев онкологических заболеваний на 100 тысяч населения. Но там значительно ниже показатели смертности, и именно потому, что большая часть патологий обнаруживается на ранних стадиях благодаря профилактике.

Что же именно, как и кому нужно делать, чтобы обезопасить себя от заболевания, которое может практически никак не проявляться, пока не будет слишком поздно? Ответ на этот вопрос давно дан в десятках развитых государств, изобретать велосипед нам совершенно ни к чему, уверен Ярынич.

– Рак не возникает в один момент – процесс растягивается иногда на десятилетие, и при регулярных обследованиях у нас будет достаточно времени, чтобы выявить начинающиеся изменения и не допустить развития болезни. Раз в год человек должен приходить в лечебное заведение и обследоваться. Именно поэтому мы приветствуем создание диагностических центров во всех районах области. Ведь украинцы привыкли идти к врачу только «когда болит», и это абсолютно неправильно. Пока мы не переломим эту тенденцию, мы не придем ни к какому улучшению показателей смертности, в том числе – от онкологических заболеваний. Человек должен ходить к врачу, когда у него все хорошо, это нужно вложить, что называется, в голову каждому. Что касается необходимого объема обследования, которое следует проходить ежегодно, то он отличается в разных странах. Например, в Японии – самый высокий в мире уровень заболеваемости раком желудка, потому что там едят много рыбы, а это постоянные механические травмы, раздражение слизистой мелкими костями. Но они с этим справились – не с заболеваемостью, а со смертностью от рака желудка, – за счет того, что каждый японец раз в год проходит эндоскопическое обследование, заболевание выявляется и лечится на ранних стадиях. У нас ситуация проще – мы не едим столько рыбы, и нам не нужно глотать зонд на профилактическом обследовании. Это неприятно, это не каждому нравится, хотя, если сказать японцу «ты не будешь проходить эндоскопию», он, скорее всего, будет возмущен – потому что знает, что должен это делать для своего же блага.

Именно такое отношение мы хотим воспитать в людях – врач не должен бегать за пациентом и уговаривать его обследоваться. И, скорее всего, нужны какие-то механизмы, чтобы стимулировать людей делать это самостоятельно – со стороны работодателя по отношению к подчиненным, как это уже сделано на «Гидросиле» и «Червоной зирке», а также со стороны общества в целом по отношению к своим членам.

Что касается необходимого всем и каждому объема исследования, то это несколько простых процедур, которые можно пройти за полдня. Во-первых, нужно сдать общий анализ крови и мочи. Во-вторых, обязательно рентгенологическое исследование легких – я настаиваю на рентгенограмме, поскольку на ней хорошо видны все нюансы, а современные аппараты уже не дают той лучевой нагрузки, которую давали ранее. В-третьих, необходим осмотр кожных покровов на наличие родинок, других образований, пигментных пятен, пальпация (ощупывание. – Авт.) лимфатических узлов, можно также осмотреть ротовую полость на наличие язв. Это база. Также у женщин после 20 лет, конечно, необходимо гинекологическое обследование с обязательным взятием цитологического мазка. Никакой глаз, никакой опыт врача не могут позволить диагностировать зарождающуюся патологию, которая во всем мире диагностируется под микроскопом. Кроме того, для женщин до 40 лет необходимы осмотр и ультразвуковое исследование молочных желез, после сорока – обязательная маммография (рентген молочных желез). Что касается мужчин, то после 45 лет им необходимо исследование прямой кишки и простаты. Это пальцевое исследование, мужчины этого не любят, но профилактика настолько эффективна, что, если бы мы осмотрели 100% населения, мы бы смогли, как минимум, в 2 раза уменьшить количество злокачественных образований и, как минимум, в 3 раза снизить их стадийность. Тем более что во всем мире это нормальная практика, сегодня такое обследование регулярно проходят 100% работников нашего онкологического диспансера, – поясняет главный врач учреждения.

Все это простые действия, необходимые для здорового человека всего раз в году. Но, если люди отнесутся к ним сознательно, это даст возможность кардинально поменять ситуацию на территории Кировоградской области, уверены авторы инициативы «ОНКО – СТОП». Причем для прохождения профилактического осмотра не нужно и даже не стоит идти в онкологический диспансер – для собственного же удобства и экономии времени, утверждает специалист.

– Для этого не надо специальных знаний по онкологии, это может сделать медсестра или фельдшер в смотровом кабинете любой поликлиники, районной больницы, амбулатории. И только если он осмотрел человека, к примеру, увидел родинку и она ему показалась подозрительной, только на этом этапе подключаются диспансер и врач. У нас же сейчас все по-другому. Люди знают, что есть онкологический диспансер и что лучше изначально поехать туда и получить консультацию. Из-за этого у нас возникают проблемы, из-за этого мы захлебываемся. Потому что никто не идет по месту жительства, все сразу едут к нам. Но мы физически не в состоянии принять и обслужить всех, у кого возникли какие-то подозрения или просто желание обследоваться – у нас, в первую очередь, штат ограничен, мы лечим и консультируем онкологических больных и тех, в отношении кого медики подозревают онкологическую патологию. К слову, хочу заранее успокоить всех читателей: у 85% пациентов, приезжающих к нам с подозрениями, эти подозрения не подтверждаются. Поэтому не нужно бояться, даже если врач после осмотра направил вас на проверку в онкодиспансер, – обнадеживает Константин Ярынич.

На практике: первый конкретный пример

В одночасье сделать то, о чем говорит главврач онкодиспансера, – «вложить в голову» всем и каждому новое, не свойственное нашему менталитету отношение к собственному здоровью и профилактическим осмотрам, конечно, невозможно. Но уже сегодня первый существенный шаг на этом пути сделали кировоградские машиностроители. С начала года на предприятиях группы «Гидросила» и заводе «Червона зирка» приняты положения, которые, во-первых, предусматривают те самые ежегодные осмотры для всех без исключения работников, а во-вторых, выделение денежных средств для помощи тем из них, у кого будут обнаружены онкологические патологии. Подробнее о нововведении рассказывает директор по персоналу завода «Червона зирка» Галина Медведчук.

– Коллективы заводов «Червона зирка» и предприятий группы «Гидросила» – неотъемлемая часть сообщества кировоградцев, подверженного онкологическим заболеваниям, к сожалению, в большей мере, чем остальные жители Украины. И количество случаев таких заболеваний год от года растет – как в целом в Украине и области, так и среди наших сотрудников. Например, в 2010 году среди работников «Червоной зирки» было зафиксировано 2 случая, в 2011 – уже 4, в прошлом году – 6, а в этом, по прогнозам, сделанным на основании этой динамики и данных специалистов, это количество может составить 8 случаев. Социальным гарантиям для работников и на «Червоной зирке», и на заводах группы «Гидросила» всегда уделялось повышенное внимание, и на проблему, о которой идет речь, мы также просто обязаны были отреагировать конкретными мерами. Поэтому в конце прошлого года по инициативе главы наблюдательного совета предприятий Павла Штутмана ситуация была досконально изучена, разработано типовое положение, которое принято на всех заводах, – сообщает директор по персоналу.

В соответствии с положением, раз в год – начиная с 2013-го – все без исключения работники заводов будут обязаны проходить профилактические осмотры – дисциплинированно, в соответствии с принятым графиком, группами по 30-40 человек за раз. Поскольку пропускная возможность заводских медпунктов ограничена, было заключено соответствующее соглашение с городской поликлиникой №1. Все необходимые для осмотров расходные материалы – перчатки, пробирки, рентгеновскую пленку и т.д. – оплачивают предприятия. Кроме того, принятое положение предусматривает возможность выделения денежных средств, необходимых для лечения. Конечно, помощь серьезно заболевавшим работникам на предприятиях оказывалась и раньше – как раз сейчас на «Червоной зирке» решается вопрос ее предоставления одному из членов коллектива, которому рекомендована лучевая и химическая терапия. Сегодня подход к вопросу по конкретному виду болезней просто систематизирован.

– Конечно, денежная помощь важна – ведь медикаменты для наиболее распространенной при онкологических заболеваниях лечебной процедуры – химиотерапии – стоят недешево. Но гораздо важнее, на наш взгляд, культивировать в людях ответственное отношение к собственному здоровью, системный подход к профилактике, которая в этом случае действительно спасает жизни, – считает Медведчук.

Что дальше?

Этот вопрос остается открытым, и ответ на него будет зависеть от многих факторов. Во-первых, от того, насколько другие работодатели города и области готовы взять на щит уже готовый опыт машиностроителей, во-вторых, от энтузиазма самих авторов инициативы «ОНКО – СТОП». Насколько сейчас известно, в их планах – проведение большой просветительской и пропагандистской работы в масштабах Кировограда, а затем, возможно, и всей Кировоградщины.

Материал подготовил Андрей Трубачев – специально для «УЦ».

Министр инфраструктуры Владимир Козак в феврале на брифинге сообщил, что общая площадь ям на автомобильных дорогах по всей Украине на сегодня достигла 1,4 миллиона квадратных метров…

Помните загадку из детства: какие местоимения портят дорогу? Ответ: «я», «мы». То есть ямы. Но, по большому счету, ямы – это следствие. А портят наши дороги погодные условия, некачественный строительный материал и, конечно же, люди.

Недавно в одной из телепрограмм прозвучал анекдот: «У нас осталась всего одна беда – дураки, потому что дорог у нас уже нет». Можно было бы посмеяться, но состояние дорожного покрытия после зимы вызывает отнюдь не улыбку и даже не грусть, а возмущение, граничащее с ужасом. Ведь эти два злополучных местоимения могут привести к очень серьезной беде.

В то же время центральные СМИ сообщили, что по состоянию на 4 марта (!) ликвидированы ямы на 97% основных дорог общего пользования государственного значения. Пресс-служба правительства сообщила, что об этом премьеру Николаю Азарову доложило руководство «Укравтодора». Кроме того, оказалось, что завершен аварийный ремонт после зимней непогоды на восьми дорогах государственного значения. И осталось отремонтировать 85 километров основных дорог… Наверное, это дороги вокруг Кировограда. Хотя интернет-форумы пестрят возмущениями автолюбителей абсолютно из всех регионов Украины.

Не секрет, что состояние дорог очень влияет на безопасность движения, на скоростной режим потока транспорта, сказывающийся на расходе топлива и на загрязнении атмосферы вредными выхлопами. Нельзя не учитывать тот факт, что с увеличением количества автомобилей на дорогах, а также с появлением транспорта, имеющего повышенную грузоподъемность, прежние дороги от перегрузок, износа, а также от старения составляющих деформируются и разрушаются, то есть появляются трещины, неровности, сколы, ямы, выбоины. Но ведь меняется весь мир, не только Украина. И, посетив Европу, посмотрев на состояние их дорог, где тоже «ходят» тяжелые фуры, мы с завистью восклицаем: «Ну, могут же!»

Оправдываясь перед гражданами страны, чиновники автодорожных ведомств сетуют на многие факторы, «мешающие» выполнению качественных работ. В том числе говорят о том, что прежние технологии ремонта автомобильных дорог на сегодняшний день малоэффективны и очень затратны. Поэтому актуальным является внедрение передовых технологий, позволяющих быстро и качественно решить проблемы с ремонтом дорог.

Начальник коммунального предприятия «Кировоград-Универсал-2005» Виктор Панишко в интервью газете горсовета рассказал, что в областном центре для засыпания ям на дорогах используется смесь отсева и щебня, а также применяется технология «холодного» асфальтирования. Уже закуплен материал, который «можно использовать для ремонта дорог даже при минусовой температуре воздуха».

Начальник коммунального предприятия пояснил, что это «своего рода ямочный ремонт, когда выбоина расчищается, обрабатывается и засыпается соответствующим материалом, в который добавлен специальный полимер, который сначала не позволяет смеси “слипнуться”. Такой материал укладывается на уже подготовленное дорожное покрытие, затем разравнивается, утрамбовывается специальной техникой». И еще: «Около года к ликвидированным с помощью “холодного” асфальта ямам можно не возвращаться». Если честно, то с трудом верится, что так долго продержится «залеченная» в минусовую температуру дорожная «рана». Но, как говорится, на безрыбье… Хотя Виктор Панишко сетует на то, что предприятие не имеет необходимой специальной техники, и ее приходится арендовать.

Залечить не значит вылечить. Мы же хотим ездить по нормальным, стандартным дорогам. Забыли или не знаете, что такое стандарт в отношении дорожного покрытия? Пожалуйста! Выдержка из Государственного стандарта Украины 3587-97 — «Автомобильные дороги, улицы и железнодорожные переезды. Требования к эксплуатационному состоянию»: «Настоящий стандарт устанавливает, что покрытие проезжей части не должно иметь просадок, выбоин, наплывов или иных деформаций, затрудняющих движение транспортных средств, а состояние покрытия проезжей части и других элементов дороги должны проверяться организациями, которые их эксплуатируют, каждые 10 дней. Всё это должно обеспечивать безопасность движения транспортных средств и пешеходов.

Повреждениями дорожного покрытия являются: яма — 0,5 кв. м (весной и осенью — 3 кв. м) на 100 тыс. кв. м; глубина просадки или выбоины — от 6 см; высота наплыва — от 4 см; отклонение высотной отметки крышки люка относительно уровня покрытия проезжей части — 1 см, а дождеприемного колодца — 2 см. Срок устранения повреждения – 1-10 суток с момента обнаружения».

Представляете, это наш, украинский, стандарт! То есть норма. Получается, что мы вообще никогда в своей стране не ездили по нормальным, стандартным дорогам. Грустно…

Но все-таки необходимо искать выход. Как-то мы писали о жителях одного из кировоградских домов, которые, отчаявшись дождаться помощи дорожников, скинулись на цемент и залили ужасающие ямы на подъезде к их двору. Не выход? Но ситуация на проезжей части на тот момент была крайне опасной: машины ехали по «встречке», дабы объехать не ямы – котлованы (согласно ГОСТу).

Есть европейский пример решения проблемы. Несколько лет назад небольшой немецкий муниципалитет Нидерциммерн объявил о распродаже выбоин на дорогах, чтобы таким образом собрать необходимые средства на ремонт дорожного полотна, пострадавшего в результате суровой снежной зимы. В рамках акции каждый желающий мог зайти на официальный сайт муниципалитета и выбрать себе выбоину «по вкусу». На продажу было выставлено около 40 ям, стоимость каждой из которых составляла 50 евро.

Обещалось, что имена покупателей будут увековечены на небольших табличках, вделанных в дорогу рядом с залатанными на их средства выбоинами. Пример подали представители муниципалитета и жители Нидерциммерна. Кроме того, акцию поддержали ряд телеканалов и газет.

Приемлемо ли это для нашего общества? Наверное, нет. Преимущественное большинство наших граждан скажет, что платит налоги, дорожный сбор (как будто немцы из Нидерциммерна не платят!), поэтому имеет право рассчитывать на качественный ремонт дорог. Правда, бизнесмены и крупные предприятия вполне могли бы выкупить наиболее опасные выбоины хотя бы на пути к своей проходной или офису. Это, пожалуй, и есть инвестиции и тот самый социально ответственный бизнес.

С наступлением весны заметно активизировалось интернет-сообщество решительно настроенных автовладельцев. Они организовывают акции протеста, помогают друг другу в защите прав эксплуатировать хотя бы приемлемое дорожное покрытие, засыпают письмами и обращениями правоохранительные органы, в том числе и прокуратуру. Если власть не найдет выход из ситуации, будет «смешно», что на фоне безработицы, низких зарплат, повышения коммунальных тарифов массовое общественное возмущение будет спровоцировано выбоинами на дорогах. И это еще пока народ молчит о тротуарах…

И напоследок. На сайте «Цензор» опубликована фотография, глядя на которую, честно, слюнки текут. В Нидерландах с помощью машин Tiger Stone вот так укладывают мостовые. В день с помощью такой машины можно положить около 300 квадратных метров покрытия. Без комментариев…

Елена Никитина, «УЦ».