Настанет момент, когда «повінь людська» сметет всех, когда-то сказал бобринецкий фермер Виктор Чмиленко, и этот момент настал. Правда, сам Чмиль, как его называли близкие друзья и знакомые, до него не дожил всего пару дней.
20 февраля 2014 года его застрелили на улице Институтской в Киеве. Застрелили, когда Виктор пытался вынести раненного в грудь побратима. Во вторую годовщину тех страшных событий в кировоградском кинотеатре «Портал» показали документальный фильм об этом неординарном человеке, именем которого в областном центре назвали бывшую улицу Дзержинского. Что характерно.
«Для друзей его глаза светились, для врагов — горели, - говорит телеведущий Андрей Куликов, который сообщил о гибели Чмиля в тот же день вечером в эфире внеочередного выпуска «Свободы слова» на ICTV. — Свет в его глазах был светом взгляда, которым он смотрел в будущее. Потому что, я думаю, он знал, каким должно быть это будущее».
«Чміль» — практически ничем, кроме хорошей украинской музыки, не приправленный документ. Интервью людей, которые знали Виктора, стояли рядом с ним на баррикадах и шли под пули, его родных и не только, архивные кадры с ним, кадры киевских событий конца 2013 — начала 2014 г. Все. Никакого закадрового текста, никаких сомнительных «реконструкций». Получившееся — не только памятник, но и, несомненно, весьма действенная прививка. От равнодушия, скотства, пассивности, от «моя хата с краю». Один близкий автору этих строк человек как раз об этом сказал после просмотра: «Это нужно депутатам в Раде каждый день показывать, вместо гимна».
«Прививка»
Сложно сказать, сколько зрителей собрал премьерный показ работы кировоградского тележурналиста Игоря Токаря и близкого друга Чмиля Алексея Цоколова. Достаточно отметить, что люди сидели и стояли во всех проходах под стенами и между креслами зрительного зала.
Пересказывать содержание смысла нет – нужно смотреть и слушать, благо, авторы разместили кино в свободном доступе на сервисе Youtube в сети Интернет.
— В фильме очень много цитат Виктора, одна даже вынесена на плакат (афишу. – Авт.), их можно брать себе как кредо, – сказал накануне премьеры Игорь Токарь. – Пройдет каких-нибудь десять-двадцать лет, и если кто-то скажет: «Знаешь, я когда-то смотрел фильм, и у меня в память врезалась фраза, и она стала для меня примером», если прозвучит такая фраза, значит, моя миссия была не напрасной.
И если речь зашла о цитатах, я приведу одну, звучавшую в фильме. Из периода знаменитого голодания Виктора Чмиленко под прокуратурой – когда после стычки с уверенно чувствующими себя по жизни охотниками, ездившими по полю на джипе, против него возбудили уголовное дело. Тогда фермер привез к зданию надзорного ведомства технику, развесил на ней самодельные транспаранты, на одном из которых была фраза, с небольшими изменениями ставшая слоганом фильма: «Когда бесправие становится законом, сопротивление становится обязанностью».
— Это вот мы, граждане Украины, – говорит Чмиль, указывая на пасущихся у его ног овец, – которые сидят, щиплют травку и ждут, когда придет их очередь либо стричь, либо поведут куда-то к празднику на шашлычки. Мне бы не хотелось, чтобы мы имели рефлексы таких животных, как овцы, которые не могут себя защитить. Мы должны себя защитить.
Прощение?
Накануне премьеры в Кировограде состоялась пресс-конференция, в которой приняли участие побратимы погибшего, участники Революции Достоинства. Один из них – львовянин Иван Раповый – два года назад лежал на Институтской с пулей в груди и ждал смерти, когда убили Виктора Чмиленко, подошедшего с оранжевыми носилками, чтобы вынести раненого.
— Я не мог говорить, я просто прошипел волонтеру, что пусть не лезут парни, сначала дайте дым, – говорит он. – Когда высунулся, пуля пролетела так, что я почувствовал ветер от нее. И вот Виктор – пуля свистит, а он с этими носилками бежит… Я не думаю, что кто-то из нас не понимал, что это может быть последний раз. Для меня – крайний, а для всех остальных парней – последний. Устим Голоднюк, Царек, Креман… Малый Гурык вообще – его убили, он упал на меня сверху. Но жалости к парням, к побратимам тогда не было. Мы все делали работу, мы стояли за детей, за то, чтобы они жили достойно, стоя на ногах, а не на коленях, под кем-то.
Не секрет, что многие из сотрудников милиции, того же бывшего «Беркута», других спецслужб, которые были на Майдане, возможно, били, калечили, а может, и стреляли в Чмиленко, Рапового и их товарищей, сегодня либо продолжают службу, либо воюют в АТО – как часто говорят, «смывают кровью». У тех, кто был 18, 19, 20 февраля в Киеве, в самой гуще чудовищного месива, в которое превратился к тому моменту мирный протест, мы спросили, могут ли лично они, как люди, простить тех, кто стоял по другую сторону с оружием и не стеснялся применять его.
— До 2008 года я работал в одном из спецподразделений милиции, – отвечает Раповый. – Ко мне в больницу приходило много «беркутов», парни, которых я знал. Кто-то говорит: «Там, в Мариинке, я больше на все это смотреть не мог, я развернулся и убежал, все границы перешло». А кое-кто пробовал себя оправдать. Говорит: «Ты же понимаешь, ты сам был в форме, это был приказ…» Какой может быть приказ, когда сзади за тобой старый «титушка» учит молодого, как скручивать раненому голову? «Ну, знаешь, ими руководили совсем другие люди…» И главное – донецкий «Беркут», пока каждый из них не получил 100 долларов, не вышел на «махач», как они это называли. А львовский «Беркут» неделю бился с нами, и тогда им Ростик, командир, которого я тоже знал лично, раздал по 1200 гривен и сказал: «Еще два раза отмахаем майданутых и едем с кассой домой».
Я считаю, что люди могут измениться, могут покаяться, мы все делаем ошибки – святые горшков не лепят. Но если он дальше рассказывает мне, что он весь был прав, и едет (в АТО. – Авт.), чтобы отстоять на блокпосту и перетрясти этих волонтеров, что-то забрать у них, к такому жалости нет… Жить нужно, нужно прощать, нужно молиться. Я там пролежал 45 минут раненый, я знал, что умираю, и как бывший силовик, бывший военный – я был снайпером в десантных войсках, – видел своими глазами, что пули сбивали ветки в 3-4 метрах надо мной. Кто-то из «черной роты» – ему сказали стрелять, но он стрелял не в людей, он просто стрелял. Есть приказы, которые ты можешь не выполнять, ты обязан их не выполнять, они преступные. Когда бежит человек с оранжевыми носилками, обходит, ставит у ног раненого – угрозы он никакой ни работнику милиции, ни окружающим не представляет. Это было просто убийство. Но я подчеркиваю: не все. Это, опять же, мое личное мнение, но с расстояния в 150 метров промахнуться на 4 метра невозможно. Все человеческий фактор – есть люди, а есть «людищи».
Инженер, системный аналитик из Одессы Мара Меерович, уже пожилой человек, который 20 февраля 2014 года вместе с другими держал деревянный щит, прикрывая побратимов от пуль, более категоричен.
— Вот вы подходите к этому вопросу с точки зрения человека, который имеет четкие убеждения, сформированные культурой, образованием, представлением о ценностях человеческих и так далее. К сожалению, у нас где-то процентов 80-85 населения (подходят иначе. – Авт.), – говорит он. – Вот в Кировограде я наблюдаю за Алексеем (Цоколовым. – Авт.) и за Виктором (Чмиленко. – Авт.) тогда, они бились лет десять вдвоем. Все же видели, что они могут добиться, и все равно в них сидел страх. Эта психология – наверное, самое главное, что нужно менять в человеке. Но она меняется только тогда, когда человека «пригнут» в конце концов, и ему нужно будет выбираться. А «Беркут» – это люди, которые пошли служить за деньги, причем не задумываясь о смысле своей службы. Как сейчас иногда контрактники идут воевать легионерами в любую страну. Это их работа – убивать.
Еще более непримирим в суждениях близкий друг и соратник Чмиля по многолетней борьбе с произволом власть имущих во всех проявлениях Алексей Цоколов. Впрочем, его жесткость основана на конкретных жизненных наблюдениях.
— Виктор встречался с (Сергеем. – Авт.) Косюком, начальником (столичного. – Авт.) «Беркута», который сейчас в России, под министерством здравоохранения, когда побили Татьяну Черновол. Так вышло, что стояли рядом Косюк и Тягнирядно (Николай, в 2013-м – заместитель начальника киевского «Беркута». – Авт.). Косюк с Виннитчины родом, а Тягнирядно – с Черниговщины. Хотя все говорили о донецком «Беркуте». Тогда были разговоры на Майдане, что три «головы» – это плохо, пусть одна «голова» будет, чтобы вести переговоры, тогда и милиция, может, перейдет (на сторону майдановцев. – Авт.). Но Виктор после той встречи сказал: «Алексей, нет! Они смотрят в глаза, стоят, оправдываются: ты почитай закон о милиции, у меня есть право бить беременную женщину. А зачем тебе бить беременную женщину? Зачем это тебе? Они вообще в другом измерении»…
Предупреждение
Слова этих людей говорят за себя, их не нужно комментировать. А как-то жить в этой стране нам всем вместе еще предстоит. Еще в декабре 2013-го мало кто верил в возможность именно такого развития событий. С тех пор многое изменилось, в первую очередь – в людях. И сегодня уже не много найдется до конца уверенных в том, что те события никогда не повторятся. Выше мы говорили о фильме как о «прививке». Закончим еще одной цитатой Чмиля, которая звучит уже как предупреждение – в устах его вдовы Людмилы, вместе с мужем прошедшей через события 2004 года, голодавшей вместе с ним в 2012-м и так и не дождавшейся с Майдана в 2014-м.
— Ну вот сколько еще надо? Пока не перестанут красть. Вышли, выбрали – не такие, крадут? Геть! И опять, и опять, пока мы не дойдем до того, что красть нельзя…
Андрей Трубачев, фото Елены Карпенко, «УЦ».