«УЦ» уже не раз писала о Центре реабилитации для наркозависимых «Надежда». Мы делали это по разным причинам: и проблема того стоила, и препон у организаторов богоугодного дела хватало. А самое главное, мы считали и считаем своим долгом донести информацию о центре до тех, кто больше всего в ней нуждается.
Все началось с Плохова
Идея создания в Кировограде реабилитационного центра принадлежит главе Благотворительного фонда «Надежда» Нилу Плохову — глубоко верующему человеку, который никогда не был наркоманом и не имел наркозависимых родственников или друзей. Просто случайно попал в реабилитационный центр в Смеле и загорелся. Вместе с еще двумя энтузиастами решили открыть аналогичный центр в Кировограде под патронатом Церкви христиан веры евангельской.
С чего начать, как подойти к реализации задуманного, ребята не знали. «Никто из нас ведь наркомана живого не видел, — рассказывает Нил. — И я, пока не побывал в центре в Смеле, вообще не задумывался об этой проблеме. Куда идти? К кому обращаться? Где взять специалистов? Как создаются подобные учреждения? Ничего не знал». Ребята нашли в Кировограде что-то вроде «Общества матерей наркоманов» — мамы просто собираются, делятся наболевшим, поддерживают друг друга, советуются.
— Мы хотели как-то им помочь, помочь их детям — верой, молитвой, хотя бы добрым отношением, — рассказывает Нил. — Но вышло так, что больше они помогли нам. Мы ведь учились у них все время. Мы были не готовы к тому, что это так страшно. Их сыновья умирали у них на глазах, а, умирая, просили денег на последнюю дозу — и они давали. Знали, что дают смерть, но не могли не дать. Но они боролись! Придумывали какие-то новые методы, приемы. Мы познакомились с их сыновьями, пытались навещать их, разговаривать, но на контакт с нами почти никто не шел.
Был один парень — Ярослав. Когда мы с ним познакомились, ему было 25, он был не толще ложки и уже не вставал с постели (у него была тяжелая форма туберкулеза). Рядом с ним всегда была его девушка — тоже наркоманка. Они разговаривали с нами вежливо, опустив глаза, но, казалось, не слышали нас, а мы не слышали и не понимали их. Через пару месяцев Ярослав умер, потом умерла и его девушка. Не знаю, как объяснить, но я до сих пор чувствую себя виноватым. Я должен был поддержать, хоть как-то смягчить их боль, но не смог…
С этого момента Нил Плохов занялся организацией центра вплотную: обратился в горсовет с просьбой выделить помещение, позвал на помощь работника аналогичного центра из Черкасс. Тогдашний секретарь горсовета Михаил Цымбаревич (дело было в 2002 году) дал ребятам список адресов пустующих помещений, находящихся в коммунальной собственности — на выбор. Для центра выбрали бывшее помещение ЦНТИ на ул.Верхнебыковской. Оно было в ужасном состоянии, но зато отдельное строение с собственным двором. Ремонтировали и обставляли силами церковной общины. Все здание ремонтировать не стали, ограничились залом, двумя комнатками и кухней, привезли откуда-то угольный котел и провели какое-никакое отопление.
— Денег у нас не было совершенно. Брали, кто что приносил. А приносили и помогали очень многие: тот бойлер снял дома и принес, тот ванну, тот кровати, тот плиту… Кто-то, до сих пор не могу выяснить кто, в наше отсутствие вырыл сливную яму во дворе. Молодежь наша по вечерам клеила обои, красила двери и окна.
Как только шторы повесили, Иван Бондарь — парень из Черкасского реабилитационного центра, который приехал нам помогать, — сразу же туда вселился. И представляете — буквально на следующий день пришел Вовка — первый пациент! (Кивает на сидящего рядом директора центра Владимира Бочарова — авт.). Я растерялся совершенно. Ждал, что сейчас у него начнется ломка, и представил, что все надо будет делать, как в фильмах — на замок его закрыть, к кровати привязать… А у меня ни замка, ни веревки! Иван, сам бывший наркоман, меня еле успокоил, объяснил, что ничего не нужно, и отправил ночевать домой. Пришел утром — сидят, разговаривают, все вроде нормально.
Сначала я покупал еду, а готовили Иван с Вовкой сами. Потом понял, что меню у них скудновато. Ну что Вовка мог приготовить, если он до этого кастрюлю ни разу в руки не брал? Снова бросил клич в Церкви — люди стали приходить и приносить продукты, несколько женщин предложили помощь с готовкой…
Таким образом центр и жил — на средства членов церковной общины и при их же помощи. Несколько местных предпринимателей, проникнувшись идеей, помогали Нилу Плохову — платили за коммунуслуги, покупали уголь для котла, в случае надобности оплачивали лечение пациентов. И все. Никаких государственных дотаций Центр реабилитации «Надежда» не получал, денег с пациентов тоже не брал. Многие, правда, когда вылечились и нашли работу, помогали центру материально, но это не было обязательным условием.
Как это работает?
Мне приходилось слышать мнение, что закрытые реабилитационные центры, находящиеся в полях-лесах далеко от человеческого жилья, работают гораздо результативней, чем открытые типа «Надежды». Никакой сравнительной статистики, к сожалению, привести не могу, поскольку большинство центров ориентируется на критерий вылечился/не вылечился, а «Надежда» — на «вернулся в общество и ведет нормальную жизнь». Но, если рассуждать логически, кажется — да, закрытые надежней, соблазнов меньше. Директор «Надежды» Владимир Бочаров считает наоборот:
— Вот вы бы согласились переехать жить в лес, далеко от людей? Вам бы было скучно? А наркоману? Вы даже не представляете, какая у наркомана насыщенная жизнь. Проснулся — нужна доза, значит, нужно что-то украсть, пошел, украл, убегаешь от милиции, приходишь на точку — там всегда новые знакомства, совместное интересное времяпрепровождение, опять убегаешь от милиции, догоняют — в КПЗ… А тут тебя в лес — вокруг одни белки. Люди часто уходят из таких центров просто из-за скуки.
Мне как раз больше всего, наверное, помогло то, что вокруг всегда были люди — утром приходила женщина еду готовить, потом еще кто-то зашел, вечером — молодежь приходит. Нужно сходить куда-то — можешь выйти. Во-вторых, мы ведь принимали и больных туберкулезом, и ВИЧ-инфицированных. Что им в первую очередь лечить: душу или туберкулез? А тут им выбирать не нужно, они могут каждый день ходить в больницу. Я сам, кстати, жил в центре и ежедневно ходил в тубдиспансер на лечение. И самое главное: бывший наркоман, продолжая жить в центре, может устроиться на работу, познакомиться с девушкой и т.п. То есть постепенно, шаг за шагом возвращаться к нормальной жизни.
— Сколько времени пациент живет в центре?
— По-разному, от нескольких месяцев до двух лет, пока сам не будет готов уйти. Это наше правило — мы никого не задерживаем и никого не выгоняем. Есть ведь люди, которым идти некуда, — им нужно сначала устроиться на работу, найти какое-то жилье. Бывшие наркоманы, живущие в центре, не мешают, а помогают — поддерживают вновь пришедших, работают с ними.
— Вы говорили, что практически все, кто пришел в центр, на первых порах избавились от наркотической зависимости. Неужели совсем не было неудач?
— Были. С теми, кто пришел не за избавлением от наркотиков, а за чем-то другим — спрятаться от милиции, просто где-то перекантоваться, украсть что-то. Уходили они почти сразу, поэтому мы их и не считали нашими пациентами. Но то, что они приходили, тоже хорошо: они тут видели, что наркоманию можно вылечить, что бывшие наркоманы живут нормальной полноценной жизнью. Некоторые возвращались потом. Тем же, кто искренне хочет вылечиться, обычно уже на второй день не хочется употреблять наркотики. То есть физическая ломка есть, но психологически человек уже освободился.
— Каким образом это происходит?
— Трудно объяснить в целом, могу рассказать, как было у меня. Сначала мы просто разговаривали — обо мне: что со мной было, почему я пришел в центр и т.п. Я рассказывал и не мог остановиться, плакал, как маленький. Потом Иван спрашивал: «Ты сможешь сам от этого избавиться?», «Врачи могут тебе помочь?», «А родители?», «А знахари?», «А как ты думаешь, Бог мог бы тебе помочь?» Отвечаю: «Ну разве что Бог». «Хорошо, — говорит. — Давай просить Бога». Я сначала не понял, потом стал просить про себя, не очень веря. Своими словами — никаких молитв я не знал. Но получалось все искренней — больше-то просить было некого. Я опять расплакался, и Иван плакал, молился, просил вместе со мной. И в какой-то момент я понял: Бог меня слышит и поможет мне! С этого момента я уже был уверен, что излечусь.
— То есть вера является обязательным условием?
— Смотря что вы имеете в виду. Вера в Бога как в высшую силу — наверное, да. Это очень важно — признать, что ты не сможешь сам с этим справиться, и искренне попросить о помощи кого-то, кто сможет. Ведь наркоманы, пришедшие в центр, обычно уже знают, что ни врачи, ни кодирования помочь не могут. Это не значит, что мы принимаем только верующих — вера сама приходит абсолютно ко всем.
Если же вы имеете в виду, нужно ли для излечения стать прихожанином Церкви христиан веры евангельской, то — нет. У нас были пациенты, которые не ходили и не ходят в церковь — результаты были не хуже. Но, должен сказать, большинство излечившихся действительно приходят к Богу и навсегда меняют свой образ жизни.
Для всех страждущих
Постепенно центр «Надежда» расширял свою деятельность. К началу 2003 года это был уже не только реабилитационный центр для наркоманов, а место, где могли найти помощь все, кому она была нужна.
— Сначала у нас появился бомж — он сам пришел в церковь в Малой Виске, а оттуда его привезли к нам, — рассказывает Нил Плохов.- Семь лет бомжевал человек! Раньше у него был дом, семья. Потом жена дом продала, уехала куда-то в Россию, двух дочерей бросила буквально на улице — они оказались в интернате. Пока он был у нас, мы разыскали девочек и стали к ним ездить, готовить их к тому, что у них есть отец. Конечно, ему понадобился не месяц и не два на восстановление. Живет у нас, вроде отмыли его, подлечили, одежду-обувь дали, готовим постепенно к нормальной жизни. И тут вдруг приходит: «Я тут такую тему пробил: 100 гривен в день можно зарабатывать! Бутылки собирать, мыть и сдавать!..» Потом подыскал он себе работу, жилье какое-то самое примитивное, к дочерям стал ездить. Не знаю, правда, как дальше сложилось.
Еще одного к нам привел судебный исполнитель. Он за свою жизнь 19 лет отсидел. Почему? Выходит — идти некуда, ни дома, ни родных, с работой тоже понятно. Что делать? Ворует и опять в тюрьму. Он у нас два года пробыл, сейчас, кстати, живет в Кировограде, работает.
Было несколько человек с алкогольной зависимостью.
При центре открыли воскресную школу, куда могли приходить беспризорные, дети из неблагополучных семей. Конечно, решить все их проблемы воскресная школа не могла, но дети знали, что тут накормят, обнимут, выслушают, подлечат, если нужно. Тут они могли быть детьми — слушали сказки, рисовали. Маленькие цыганчата научили Владимира Бочарова разговаривать по-цыгански. Счастливые случаи тоже были — несколько раз возвращали сбежавших из дома детей в семью. Хотя сами ребята говорят, что это только отдельные случаи. Нужно ведь сначала выведать у ребенка, откуда он, как фамилия (беспризорники боятся об этом говорить, чтобы их не вернули домой насильно), потом ездить к родителям, разговаривать с ними, одновременно работать с ребенком, чтобы он захотел домой.
Бездомная «Надежда»
Славные дни «Надежды» закончились летом 2004-го. С ребятами просто не перезаключили договор аренды на помещение. Нашлись другие арендаторы, готовые платить деньги — «УЦ» подробно описывала эту ситуацию. В итоге «Надежду» попросили покинуть помещение вместе со всеми пациентами.
С тех пор центр так и не нашел помещения. По словам Нила Плохова, им вроде не отказывают, но говорят: ищите сами, а список пустующих коммунальных помещений никто не предоставляет:
— Находим что-то — говорят: это в собственности области, идем в облисполком. Там говорят: нет, это — города, а на это уже есть претенденты и т.п. Нам ведь много не нужно — любое, самое запущенное, здание, чтоб только можно было туалет сделать и плиту поставить.
Нил уверен, что для открытия центра ему нужно не больше недели: пациенты есть, рабочие руки есть, местные предприниматели, которые раньше помогали центру, будут помогать и дальше.
Кстати, ребята не оставляют работу ни на один день, правда, теперь — в выездном формате: ходят домой к наркозависимым. Говорят, результативность далеко не та, но эффект все равно есть. Вова каждую среду ходит в исправительную колонию как волонтер — работает с наркозависимыми заключенными. Еще один бывший пациент, а ныне работник «Надежды» Саша помогает матерям наркозависимых:
— Я сам в Центр пришел только ради мамы и только благодаря ей. Вы даже не представляете, что она из-за меня пережила, — рассказывает Саша — очень спокойный, тихий парень с кротким, каким-то ангельским взглядом. — Я ведь в любую квартиру входил и прямо видел ценники на всех вещах — с пустыми руками не уходил ниоткуда. Если мама получала зарплату, то, пока до кухни доходила, половины у нее уже не было. Прятать деньги от меня было бесполезно — я их чуял просто. Но настал день, когда выйти из дома я уже не смог — у меня бедро сгнило до кости, я даже по квартире самостоятельно передвигаться не мог. Деньги на наркотики требовал у мамы, и она давала мне. Не могла видеть, как я мучаюсь, и давала. Я как-то в очередной раз стал требовать себе денег на дозу, мама плакала и говорила, что денег нет (из дома было продано абсолютно все, маме уже никто одалживать денег не хотел — все ведь понимали, куда они идут). Знаете, что сделал ее любимый сынок? Закинул на турник веревку, просунул туда голову и сказал: «Не дашь денег — повешусь». Думаете, я собирался покончить с собой? Ничего подобного! Просто знал, на что бить. А мама открыла окно и говорит: «Вешайся! Как только повесишься, я выброшусь». И это привело меня в чувство. Она живет ради меня, все делает ради меня: лечила меня в наркодиспансере всеми возможными методами, кодировала 100 раз, и ведь никогда меня не отталкивала. А я? В общем, когда мама попросила меня поехать в центр, я поехал, хотя и не верил, что это вообще можно вылечить, думаю: может, хоть там умру, не у нее на глазах…
Саша считает, что матери наркоманов страдают намного больше, чем сами наркоманы. И при этом уверен, что каждая мать может спасти своего ребенка, помочь ему вылечиться — нужно только последовательно и правильно вести себя.
