Свои-чужие дети

Этот материал планировался как информационная публикация на тему усыновления и приемных семей. Поводом для ее появления стал так называемый закон Фельдмана («Об обеспечении организационно-правовых условий социальной защиты детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки»). Этот закон, подписанный еще в конце прошлого года, но окончательно вступивший в силу только сейчас, многое меняет и, по мнению специалистов, действительно дает деткам, брошенным родителями, шанс попасть в настоящую семью. Но по ходу работы над статьей вопросы законодательства сами собой отошли на второй план. Потому что нет ничего важнее судьбы человеческой. А тем более детской судьбы…

Мне удалось найти двух мам, усыновивших детей, — Оксану и Марину, и одну дважды брошенную и дважды усыновленную дочь Катю (все имена изменены).

Нельзя было не коснуться и темы международного усыновления, обросшей огромным количеством слухов. Нельзя было не спросить мнения специалистов о тех или иных нормах закона и проблемах, с которыми сталкиваются приемные родители. В общем, набралось огромное количество информации, которое в одну статью никак не вместить.

Если аист ошибся адресом

«Одним чудесным осенним утром самый большой аист подхватил самого лучшего Малыша и понес к Маме и Папе. Но поднялся сильный ветер, и аист выронил листочек с адресом родителей Малыша. А когда аисты не знают, куда нести детей, то они относят их в специальный домик, где их могут найти мамы и папы. Конечно, Мама и Папа сразу почувствовали, что их Малыш где-то заблудился, и они отправились в домик, куда аисты относят потерявшихся детей…»

Эту сказку придумала мама Оксана для своего двухлетнего сына Сереженьки. Оксана с мужем усыновили Сережу, когда ему было 6 месяцев, а впервые увидели его — когда и четырех не было. «Мы вообще-то хотели девочку, чтобы ей было год-полтора, — немного смущаясь, рассказывает Оксана. — Но девочек даже посмотреть не успели. В первой же палате, куда нас завели, увидели Сережу. Все детки спали, а он — нет, лежал и улыбался. И мы оба сразу поняли: вот он — наш сын».

«В хатi повеселiшало»

Поженившись, Оксана с Сергеем-старшим сразу же решили рожать ребенка. Оба считали, что семья без детей — ненастоящая. Но прошел год, а Оксана так и не забеременела. Обратились к врачу: надежда была, хоть и небольшая. Несколько лет Оксана лечилась, после каждого курса надеялась и опять разочаровывалась. Она очень устала от этих разочарований, да и лечение обходилось недешево — Оксана с Сергеем отказывали себе во всем, чтобы собрать на очередной курс.

A потом Оксана познакомилась с мужчиной, имени которого сейчас вспомнить не может. Он ждал ее шефа, и они разговорились. Мужчина рассказал, что они с женой несколько лет пытались родить ребенка, а потеряв надежду, чуть не развелись. Потом удочерили пятилетнюю девочку. «Так вiдразу в хатi повеселiшало», — сказал он, и Оксану почему-то зацепили эти слова. Мужчина рассказывал, что два года назад дочка вышла замуж и недавно родила ему внука. Это был обычный рассказ обычного отца и деда. И Оксана вдруг поняла, что может никогда не узнать, как это — быть мамой.

Перед тем как поговорить с мужем, Оксана нашла знакомую, работающую в Доме ребенка, и попросилась в гости. Сначала знакомая отказала. А когда Оксана объяснила, что думает об усыновлении, но сначала хочет проверить, будет ли она что-то чувствовать к этим чужим детям, согласилась. «Когда я пришла, у них был утренник. Дети танцевали и пели, как в обычном детсаду. Только в детсаду дети танцуют и поют для своих родителей, а этих малышей никто не слушал — они устраивали концерт ни для кого. Я смотрела на них и плакала». Оксана проплакала до вечера — и не только от жалости. То, что она сможет полюбить неродного ребенка, уже не вызывало сомнений. Страшно было другое: как выбрать. Ведь она имела власть почти божественную — подарить какому-то одному ребенку любовь и семью, а остальных оставить.

Стена понимания

«Есть такое выражение “стена непонимания”, — говорит Оксана. — так вот, приняв решение усыновить ребенка, я натолкнулась на “стену понимания”. Муж согласился сразу, родители сказали, что поддержат нас в любом случае. Когда мы нашли нашего сына, то стали постепенно знакомить его с родными. Проведывать его по очереди ходили все — бабушки, тетя…»

Будущие папа и мама навещали сына каждую неделю. Оксана очень ждала этих встреч, но они были для нее и тяжелым испытанием. «Я каждый раз плакала, когда уходила. И каждый раз прямо из Дома ребенка шла на рынок, чтобы купить ему что-то хорошенькое, — смотреть не могла на его застиранные пеленки».

Суд все откладывал решение об усыновлении, не объясняя причин. Тогда Оксана с Сергеем очень переживали из-за этого. Но сейчас считают, что бюрократическая волокита в данном случае даже нужна: родители, которые не уверены в своем решении, могут передумать.

Маленького Сережу забрали домой, когда ему было 6 месяцев.

«Он же больной!»

Уже через три дня Оксана с сыном попали в больницу: ночью у мальчика резко подскочила температура — оказалось, рецидив бронхита, которым он болел еще в Доме ребенка. Тогда Оксана впервые должна была объяснять чужим людям, что Сергей — усыновленный. Врач спросила, как звали мальчика до усыновления, и, найдя карточку, начала ругать Оксану: «Как вы могли не поинтересоваться состоянием здоровья ребенка?! Он же больной!» Конечно, Оксана с Сергеем интересовались здоровьем мальчика и получили справку «здоров». Но врач убеждала в обратном, рассказывала, что во время родов он чуть не задохнулся, и недостаток кислорода повлиял на мозг.

«Мы взяли его всего три дня назад, — вспоминает Оксана. — А я уже понимала, что отказаться от него не смогу. Больной так больной. У каждого своя судьба. Когда вечером пришел муж, я рассказала ему о заболевании мозга, а он с ужасом спросил: “Мы же его назад не отдадим?” Мы вдвоем плакали в коридоре, обняв Сережу, который, наоборот, неуверенно как-то нам улыбался, и были согласны на любые болезни, только бы он жил и оставался с нами».

В этой же больнице Сережу полностью обследовали. К счастью, мрачные прогнозы врача не подтвердились — мальчик был совершенно здоров. Тогда Оксана пережила самые страшные дни в своей жизни, но той женщине-врачу благодарна. За то, что поняла: она любит своего сына больше жизни, и при этом совершенно неважно, откуда он у нее, здоровый он или больной.

Из прошлой жизни

Еще Оксана благодарна биологической матери Сережи, как парадоксально это ни звучит. «Страшно сказать, но я рада, что она оставила его. Я немного знала об этой девушке, читала ее отказ (она родила Сережу в 15 лет), отказ ее матери, знала их адрес… Я иногда думаю: каким бы он был, если бы рос в глухом селе, без отца, с мамой и бабушкой, которые не любили его от рождения?»

Оксана с Сергеем не видят в сыне никаких чужих генов, наоборот, постоянно замечают что-то свое, семейное. Пальчики у него, как у папы, а почерк такой же ужасный, как у мамы. «Мы даже не замечаем, когда говорим это, а потом смеемся, что видим сходство, которого вроде бы не может быть», — рассказывает Оксана. Хотя почему не может? Ведь это их сын. Единственное, что осталось в нем из прошлой жизни, — любовь к новому, чистому белью. Ведь 6 месяцев он пролежал на серых застиранных детдомовских простынях. Маленький, по словам Оксаны, он приходил в восторг от одного вида чистой белой постели. И всего пару лет назад лучшим подарком для него было новое белое полотенце.

А еще Сережа, хоть и взрослый парень (9 лет скоро) и в аистов, конечно, уже не верит, трогательно любит сказку о том самом большом аисте, который потерял бумажку с адресом его настоящих родителей.

«Неродная»

Первая мама оставила Катю в роддоме, даже имени не придумала. Катей её назвали санитарки. До 5 лет девочка жила в детдоме. Потом вторая мама забрала ее домой.

Катя ехала в свой новый дом в троллейбусе и была совершенно, абсолютно счастлива. Всю свою жизнь она мечтала об этом моменте, об этой теплой, ласковой, заранее такой любимой женщине — МАМЕ. Но, попав домой, Катя растерялась. Жизненный опыт, приобретенный в детдоме, никак не помогал за его стенами. Тут можно было есть сколько угодно и когда угодно, тут было много разных вещей, которые Катя никогда не видела, но очень хотела иметь…

Со временем девочка стала привыкать к новым порядкам, перестала есть все подряд и прятать вещи. Вскоре пошла в школу. Учеба ей не очень-то давалась, да и все остальное — тоже. Катя понимала, что она разочаровывает маму, что мама хочет, чтобы она была другой — умнее, красивее, лучше. Девочка очень старалась, но ничего не выходило — маму ее старания только раздражали. В 10 лет Кате запрещалось самостоятельно включать телевизор, пользоваться газовой плитой — «ради ее же блага, чтобы не покалечилась». Приходя из школы в два часа дня, Катя ждала на улице до шести — мама не оставляла ее саму в квартире, считала, что она может что-то испортить, а то и украсть.

Училась Катя все хуже, и, когда ей было 11, мама отдала ее в интернат для умственно отсталых детей. Работники интерната, которые за свою жизнь видели достаточно отсталых детей, не разделяли мнение мамы по поводу умственных способностей девочки. Им она показалась вполне нормальной, только забитой. О своих сомнениях они сообщили в отдел опеки и попечительства.

Когда работники управления стали выяснять, в каких условиях жила девочка, соседи рассказывали, что мама не только заставляла Катю до вечера ждать ее под дверью, но и била, иногда сильно — так, что было слышно в соседних квартирах. Но не все осуждали маму, некоторые просто пожимали плечами: «Она же ей неродная…»

«Неродная». Это же слово постоянно повторяла мама на суде. Женщина рассказала, что надеялась полюбить девочку, но не смогла: уж очень Катя не отвечала ее представлениям о «своей» дочке. Ее раздражало все: как девочка ест, как говорит, как двигается…

Когда суд принял решение о лишении родительских прав, мама вздохнула с облегчением. Катя же не понимала, что она сделала не так, но четко знала: это она виновата и в наказание должна вернуться назад, в детдом.

Суд над Катиной мамой привлек внимание прессы. И третья мама узнала о девочке из газет. Через полгода она забрала Катю из интерната. И произошло чудо: через год «умственно отсталая» девочка полностью догнала своих ровесников.

Сейчас Кате 24. Она окончила институт, вышла замуж и родила сына. Иногда, гуляя с ребенком, она встречает на улице свою вторую маму, но отворачивается. Не потому, что ничего не хочет спросить. Очень хочет. Просто ей стыдно. Стыдно за то, что она разочаровала эту женщину. Разочаровала МАМУ…

Комментарий специалиста

— Усыновители довольно часто отказываются от детей, — говорит координатор проекта «Реформирование системы попечительства о детях» в области Ирина Пемахова. — Просто это не афишируется. А вот приемные родители возвращают детей в детдома намного реже. Почему? Приемные родители обязательно проходят специальные курсы, где им рассказывают, с какими проблемами они столкнутся, как их преодолеть. Потом они встречаются друг с другом, делятся опытом (такие встречи проводятся у нас в Центре поддержки семьи).

Если вы или ваши знакомые столкнулись с проблемами, связанными с усыновлением, обязательно приходите в Центр поддержки семьи (ул.Тимирязева, 66/44, 3 этаж, тел.: 36-14-28 ). Тут вы сможете пообщаться с другими приемными родителями, получить консультации педиатра, юриста, дефектолога, психолога, специализирующегося на этих проблемах. Разумеется, все это бесплатно и абсолютно конфиденциально.

Добавить комментарий